Великий Земский Собор 1613 года, восстановивший законность на Руси, – не акт случайного стечения обстоятельств, а закономерный шаг обращения в кризисной ситуации к русским соборным традициям, выраженный в восстановлении института земского собора как формы высшего правового авторитета, как особой поземельно-сословной формы народного представительства, которая, в отличие от альтернативной партийно-политической формы проявления социальной активности граждан, приводит к согласованию интересов всех членов общества, а не к крайней политической его поляризации.
Однако во время реформ Петра земские соборы, обеспечивавшие реальное единение царя с народом, были упразднены. Непосредственное обращение народных учреждений или отдельных лиц к императорской власти было строго зарегламентировано. Устранение Петром соборных традиций лишало верховную власть сакральной составляющей, вновь сделало ее не объектом народного почитания, а целью борьбы политических партий и дворцовых интриг, закулисные решения проводились в жизнь силой дворянской гвардии.
Петербург воспитал и взрастил в своем чреве враждебных русской соборной традиции либеральную интеллигенцию и чиновничью бюрократию – главных разрушителей исторической России. В результате реформаторской деятельности Петра I Россия пережила все беды, предшествовавшие смутному времени: кровь, террор, религиозные и гражданские войны, убийство наследника престола, гонения на христиан, разграбление Отечества. Однако в сравнении со смутным временем XVII века, его польско-литовским иезуитско-католическим пленением и разорением Руси, а тем более со временем варварского татаро-монгольского ига, отбросившего Россию на несколько столетий назад, «революционная перестройка» Петра и иноземное протестантское нашествие XVIII века носили внешне мирный характер и не принесли столько страданий русской земле, а в чем-то даже послужили делу просвещения в России.
Особенность смутного времени XVIII века, протекавшего в протестантской духовной агрессии, состояло в том, что петербургский бюрократически-полицейский режим не только не воспитывал русское национальное самосознание, а наоборот, всячески подрывал и усыплял его. Это равным образом можно отнести и к народу, и к аристократии. Хотя причины такого охлаждения были разные: народ был придавлен тяжелым бременем крепостничества, а петербургская бюрократия и интеллигенция потому и отвергала русскую идею, что высшие слои петербургского общества были заражены антинациональным чувством.
Петербург, построенный на заболоченных берегах Невы в архитектурном стиле, заимствованном в Западной Европе, укоренил в Российской империи иноземные традиции. В результате реформ Петра образовался культурный разрыв между европеизированным высшим классом и народной массой, ставший причиной отчуждения народа от своего царя, в результате чего социальная напряженность в Российской империи была доведена до крайности. Этот разрыв поддерживался и усиливался иноземными браками императорского дома, ставшими после петровских реформ устойчивой традицией. Одним из последствий социальной поляризации России явилось возникновение в просвещенном слое различных социальных движений: народничество, анархизм, – так или иначе ставящих своей целью уничтожение традиционной власти.
Конечно, в русском народе продолжала жить вера в «доброго царя-батюшку». Монархический принцип велик и силен только духовно-нравственным единством, если же оно не поддерживается, то в народе неизбежно зарождаются сомнения в законности такой формы верховной власти.
Следует обратить внимание на то, что начиная с воцарения Павла I в общественном сознании просвещенного слоя империи заметен резкий перелом: промонархические настроения сменяются антимонархическими. Становится модным относиться к верховной власти скептически и иронически, фрондерство становится признаком хорошего тона. Чтобы понять причину этого сдвига, нужно не забывать, что в то время имели право голоса лишь представители дворянского сословия. Другие слои населения были фактически безгласны, «народ безмолвствовал».
Российская культура XVIII – первой половины XIX столетия, в зеркале которой виден образ нашего Отечества и которая определяется термином «золотой век», была дворянской. Народная же культура прочно отгородилась от просвещенного общества и замкнулась в себе. Дворяне, а вслед за ними и все просвещенные массы, со времени царствования Павла I до крушения Российской империи встали в оппозицию к верховной власти.
После реформ Петра переродилась сама психология дворянства, оно в значительной мере утратило веру в Бога, а значит, перестало смотреть на царя как на священную особу. Когда монарх становится нужным лишь для обеспечения порядка, для удержания данных им же привилегий, тогда к нему уже нет любви, коренящейся в религиозном чувстве, его любят лишь те социальные группы, которых устраивает установленный им порядок, и не любят те, которых он не устраивает.
Мемуаристы и историки представили Павла I будущим поколениям как слабоумного и вспыльчивого деспота. Между тем этот «слабоумный» сделал для России за пять лет своего правления больше полезных дел, чем их было за все предыдущее столетие. Однако злодейский заговор прервал реформаторскую деятельность Павла, а последовавшая эпоха великих войн, хотя и способствовала пробуждению народного патриотизма, все же привела к массовому проникновению в просвещенные слои империи разрушительных идей с Запада.
Формально девиз «Православие, Самодержавие, Народность» был произнесен устами графа Уварова во второй половине XIX века, но к тому времени Православие, лишенное своего патриарха, оставалось под властью чиновников от церкви, Самодержавие императорского периода России более правильно было бы назвать западным абсолютизмом, а Народность на деле оказывалась привилегией национальных инородческих окраин.
В основе духовного разложения, экономической разрухи и политической нестабильности Российской империи лежал кризис государственности, который явился следствием кризиса русского национального и религиозного самосознания. Восстановление соборного единства русского народа возможно было лишь в случае, если бы аристократия и вся просвещенная часть общества стремилась восстановить соборное единство с народом. Но представители образованного общества – дворянство, интеллигенция, высшее офицерство, духовенство, государственные служащие и даже высшая придворная знать, включая членов императорского дома, – оказались отделены от простого народа непреодолимой пропастью, и, стоя на позициях как либерализма, так и консерватизма, стали разрушителями русской соборности.
Смутное время XVIII века не завершилось на рубеже XX столетия соборным единением всего русского народа, и доныне не осмыслена губительность для соборного сознания подчинения русской жизни нормам протестантско-потребительской идеологии. Не дана, лишенная идеологических пристрастий, историософская оценка императорской эпохи, и выводы через художественное слово не стали достоянием думающей России.
До сих пор не прекращаются попытки представить Февраль и Октябрь 1917 года роковым стечением случайных обстоятельств. Логика социально-политического анализа императорской эпохи убеждает, что в результате реформ Петра I, ставшего причиной очередного системного кризиса, приведшего к всевластию бюрократии и проведению антинациональной политики, скопились столь непримиримые противоречия, общество было настолько социально поляризовано, что императорская Россия обречена была пройти через революцию.
Основная причина кризиса российской имперской государственности начала XX века состояла в том, что тогда не удалось найти адекватную форму соборного устранения глубочайшей социальной поляризации Российской империи, устранить накопившиеся за многие годы противоречия, примирить народную мечту с практикой имперской государственности. В утрате русскими людьми XX века понимания идеи русской соборности, природы самодержавия и сущности царской власти выразилось главное преступление русской мысли, настолько глубоко проникшее в ее толщу, что оно не изжито и до сих пор.
Если окинуть мысленным взором весь петербургский период, то невольно напрашивается мысль, что тяжелое наследие досталось Николаю II: губительны и непоправимы были последствия того периода развития русской государственности; до предела были накалены противоречия между простым народом, в поте лица добывающем хлеб свой насущный, и чиновничьей бюрократией, интеллигенцией, высшим светом. Глубокая социальная трещина прошла через всю Россию. Насколько ясно понимал это государь? Этот вопрос навсегда останется для нас невыясненным, сокрытым его молчаливо-сдержанной и мистически настроенной загадочной личностью. Во всяком случае Николай II, направляя реформаторскую деятельность в России, старался никого из подданных не обидеть, всех призреть, всем дать мир и покой, всем обеспечить простор творческой инициативы.
Николай Александрович, вероятно, понимал, в чем причина духовного разложения, экономической разрухи и политической нестабильности. Восстановление соборного единства русского народа, идеалов Святой Руси, возможно было лишь в случае, если бы русская аристократия и вся просвещенная часть общества помогала носителю верховной власти прийти к единению с народом. Но образованное общество своими действиями лишь потворствовало разрушительным силам. «Кругом измена, и трусость, и обман», – напишет государь в своем дневнике в роковой миг отречения от престола.
Л. А. Тихомиров, один из горячих сторонников идеи монархической государственности, писал, что еще «в конце XVIII века – начале XIX парламентаризм мог казаться великой идеей, великим открытием политического разума, а потому мог фанатизировать народы, как общенациональный идеал. В настоящее время это невозможно. Парламентаризм обнаружил на практике свою малоценность. Увлекать сколько-нибудь развитые умы он не может. Наше конституционное движение горячо поддерживается только теми, кто заинтересован в нем как в своем классовом орудии господства над страной. Его сторонниками являются адвокаты, журналисты, мелкая интеллигенция, наименее на