Для А. С. Хомякова, в соответствии с его, по сути дела, западноевропейским представлением о природе власти и государства, народ – суверен, он избирает монарха, делегируя ему свою власть, а может и отказать ему в этом. Поэтому когда императорская власть оказывается самодержавной, то это, по его мнению, уже нарушение договора и прав народа. Отсюда резкая оценка А. С. Хомяковым не только старой истории отношений власти и народа на Руси, но и современных.
Однако это противоречит церковному и византийскому взгляду на природу власти и на взаимоотношения империи, императора, Церкви и народа. Митрополит Иоанн Снычев писал: «Источник власти один – Бог. Люди сами по себе не являются источником власти, как бы много их ни было, в каком бы взаимном согласии они ни находились. Народовластие, с точки зрения христианства, абсурд. Народ не может никому поручить свою “власть”, ибо у него этой власти просто нет». Таким образом, выясняется, что А. С. Хомяков был не тверд и в самих основах христианского учения о власти и властителях, за которых – даже язычников – молится Церковь.
Апостол Павел говорил о власти и ее источниках:
Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божьему установлению. А противящиеся сами навлекают на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро и получишь похвалу от нее. Ибо начальник есть Божий слуга тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся: ибо он не напрасно носит меч; он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надо повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 1–5).
В своем суждении о декабристах и наказании их, о природе власти Ф. И. Тютчев следует христианскому Писанию и Преданию, связывая судьбу русской цивилизации с вселенской монархией. Для А. С. Хомякова же принцип империи был неприемлем. Будучи либеральным консерватором-демократом, отрицавшим вместе с принципом империи также сословность общества и иерархический строй Русской Православной Церкви, он не хотел иной службы, кроме военной, да и то только в военное время. В этом смысле он утратил вместе с другими дворянами сословный смысл своего существования.
Почему происходило такое непонимание основ русской цивилизации? Во-первых, оно связано с исходной либеральной установкой А. С. Хомякова на свободу личности как высшее благо, во-вторых, с известным схематизмом мышления, свойственным рационалистическому и диалектическому мышлению, а в-третьих, в сшибке двух парадигм не только политического, но и религиозного и исторического мышления, а именно кафолического и индивидуалистического, публично-правового и частно-правового. Поразительно, но проповедник соборности А. С. Хомяков на деле боролся за индивидуализм. Отсюда понятно и его «частно-правовое», нецерковное определение соборности как «единства во множестве»…
Схематизм, абстрактность мышления были свойственны А. С. Хомякову и в историософии, и в богословии, и в социологии. В объемистых «Записках о всемирной истории» он фактически ставил своей задачей собственно не историю, а схему, которая охватывала бы жизнь всех племен земного шара и рассматривала бы исторический процесс с точки зрения внутренних сил, его обуславливающих, главным образом – религии. Отсюда возникают идеи о духе иранства и кушитства во всемирной истории, как будто судьбы народов заранее ими предопределены. Немудрено, что в рамках этой схемы А. С. Хомяков находит славян за несколько тысячелетий до Рождества Христова: англичане, по его мнению, в сущности, – угличане, тюринги – тверичи, Эвксин – Сине море. Конечно, эти ляпсусы можно отнести к эпатажу «официальной» исторической науки.
Точно так же схематичны, а потому неточны и неопределенны его красивые богословские рассуждения о Церкви как живом организме любви и истины, о том, что «вера – это Дух святой, накладывающий свою печать на верение». Уж точнее было бы сказать, что вера – это печать Святого Духа, накладываемая на убеждение, орган познания невидимого Царства Христова и убеждения в будущих небесных благах.
Конечно, все христиане призываются Господом Иисусом Христом к свободному исследованию истины Писаний. Но истина в Церкви достигается не просто соборно, в смысле совместно, а кафолично, в апостольской иерархии и преемственности служения. История Церкви показывает, что успешно богословствовали только епископы, иереи и диаконы, а также равноапостольные императоры. Даже монахам было запрещено заниматься публичным богословием. Миряне могли иметь только мнения, причем согласованные с церковным вероучением. Именно так в послушании иерархии, соборам и Преданию сохранялось единство Православной Церкви, а не в формальном «начале деятельной любви». Западная Церковь потому и раскололась, что на основе революционного принципа самовластия вменила частное мнение в общецерковную истину. Сначала папа присвоил себе заслуги, истину и праведность Христа, а потом сделал такими же узурпаторами, раскольниками и еретиками католиков, выдавая им индульгенции. Протестанты продолжили эту духовную революцию и дошли до логического конца – до утраты веры в Господа Иисуса Христа.
Прав был В. С. Соловьев, который подметил, что, обличая католичество и протестантство, А. С. Хомяков имеет дело с конкретными историческими явлениями, между тем как Православие рассматривалось им не в исторической обстановке, а в том идеальном представлении, которое составили о нем славянофилы. Поэтому справедливо сопоставление А. С. Хомякова с Ж. де Местром в «мирском богословии» с их произвольными мнениями.
Из-за схематизма у А. С. Хомякова не сходятся концы с концами. Он не может объяснить, почему Россия при гораздо высшем начале не опередила Европу. Он считает, что: «просветительное начало, по своей всесторонности и полноте, требовало для своего развития внутренней цельности в обществе, которой не было; этой цельности не могло оно дать мирными путями вследствие неполного понятия о Православии в значительной части людей, составляющих русский народ, и недостатка определенного сознания во всех». Другими словами, русский народ всегда был темен, в том числе и в отношении Православия, и этому-де способствовала власть. Остается удивляться, как же эта власть в лице равноапостольного князя Владимира призвала народ к крещению.
По мнению А. С. Хомякова, в древней Руси шла борьба народа с государственной властью или земщины с дружиной. Дружина и была той силой, которая препятствовала действительному воплощению истинного просветительного начала в русскую жизнь. Схематизм приводил А. С. Хомякова к крайностям. В 1854 году им было написано и распространилось в многочисленных списках стихотворение «Россия», заключающее известную саркастическую характеристику родины:
В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена,
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
Как это разительно отличается от сочувственно-любящего взгляда Ф. И. Тютчева на благословенную Христом Россию:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа,
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
А. С. Хомяков как сознательный либеральный консерватор отдает приоритет частно-правовой парадигме мышления, фактически выходя за рамки русской традиции. Либерализм, революции и вся западноевропейская цивилизация зиждутся на доминировании частно-правового принципа свободы человека, в то время как русская цивилизация – на доминировании публично-правового. Парадигма публичного права и юридически конституируемых им государства, экономики и хозяйства определяет, что должно быть сделано, а парадигма частного права – что запрещено делать, тогда как все остальное разрешено.
В России самодержавие являлось единственной и последней опорой не только государства, общества, но и народного хозяйства. Публичное право доминировало над частным правом, а публичная, самодержавная экономика над частной же экономикой. Самодержец обладал верховной лично-харизматической властью по публичным вопросам. Наследственный монарх был единственной опорой публичных власти, права и экономики. Он один представлял интересы всех граждан и всего российского государства. От него исходили основные импульсы реформ и властные действия. Отдельные чины представляют только свои узкие, частные, групповые или сословные интересы и потому легко могут уклоняться от общегосударственных интересов к местничеству, взяточничеству и коррупции, от публичного к частному праву.
В России существовало распределение служений и государственных поручений между всеми сословиями российского общества – дворянством, воинством, священством, приказными людьми (или бюрократией), купечеством, ремесленниками, крестьянами. Оно было кафолично, т. е. озаглавлено самодержавным царем как единым центром и главой народа и государства. Однако каждое сословие должно было строго заниматься своим делом, блюсти свою честь, не вмешиваясь в дела другого. В России исторически была создана имперская служебно-тягловая система, которая Петром III и Екатериной II стала разрушаться освобождением дворянства от обязательной службы при сохранении закрепощения крестьянского сословия.
Главной проблемой XIX века в России было создание не только вселенской империи по проекту Ф. И. Тютчева, но и новой системы общегосударственного всесословного служения и тягла, которая придала бы смысл деятельности всем сословиям и связала бы их в общеимперском межсословном балансе. Этот баланс не мог быть восстановлен простым освобождением крестьян даже на путях укрепления и культивирования крестьянской общины, о чем так радел А. С. Хомяков. Нужно было снова приставить к имперскому служению дворянское сословие.