Рыночный же этап глобализации не может быть бесконечным. На смену ему придет, по всей видимости, сознательное и целенаправленное введение мер социальной защиты и обеспечения (по схеме, например, «шведского социализма»). Коррективы безбрежных позиций рынка, их блокирование – условие нейтрализации быстро надвигающейся катастрофы. Уже в наши дни появляется множество исключений из логики рыночной стихии. Возникают зоны союзных отношений, взаимной поддержки на уровне государств и их лидеров, ограничивающих эту стихию. На сколько-нибудь значительных отрезках истории рынок всегда сочетался с общественным и государственным его регулированием. Свобода здесь состоит в выборе времени, средств и в наращивании достаточных усилий (т. е. воля), чтобы подчинить стихию целесообразности (истина) в интересах процветания человечества (любовь деятельная). Мистика хомяковских интуиций обнаруживает внутреннюю логику, служащую ныне насущной задаче обуздания глобализации.
В своих исканиях А. С. Хомяков предстает гармонически развитой личностью, непрерывно реализующей свой творческий потенциал в различных сферах: науке, технике, философии, филологии, истории, фольклористике, медицине. Новой цивилизации, рождающейся в муках глобализации, будут крайне необходимы люди такого типа.
О. В. ПариловСовременное прочтение творчества А. С. Хомякова в контексте проблемы «Запад – Восток»
Проблемы исторического пути России, взаимоотношения русской и западной культур, несомненно, являются ключевыми в отечественной историософии и вместе с тем наиболее полемичными. Пресловутый спор западников и славянофилов, прошедший красной нитью через весь XIX век, – не что иное, как онтологическое преломление обозначенных проблем.
На рубеже XX—XXI веков, когда все запреты на изучение русской философии оказались сняты, споры об исторической судьбе России, ее месте в семье иных цивилизованных стран вспыхнули с новой силой. В данном контексте историософские рассуждения А. С. Хомякова об органическом развитии нации, принципах взаимоотношения русской и западной культур обретают второе рождение, ибо, как показывает практика, со времен первых столкновений западников и славянофилов эти рассуждения отнюдь не утратили своей актуальности, так же злободневны, как и 150 лет назад. Видимо, российское пространство – особое: здесь время циклично, и всякая проблема, всякий вопрос неизбежно возвращаются в исходную точку.
Многие современные исследователи, стоящие на противоположных позициях в трактовке пути развития России, по сути воспроизводят без изменения мысли своих духовных предтеч XIX века. Разница лишь в том, что крайности в споре чрезвычайно обострились: «Если демократы-западники в порыве национального самоуничижения подчас впадают в откровенную русофобию, то патриоты в силу ложно понятого патриотизма оказываются часто ярыми ксенофобами и националистами», – справедливо утверждает В. М. Межуев.[324]
Современные либералы-западники, как и их духовные отцы XIX века, отрицают самобытный путь развития России (по их мнению, «необходимо вообще избавиться от невроза уникальности»[325]); являются апологетами космополитической идеологии всесмешения в рамках некой абстрактной общемировой цивилизации, трактуют ценности Запада как общечеловеческие и призывают во всем подражать Европе и США. Показательны в этом плане рассуждения К. М. Кантора: «Ничего опасного не происходит, когда в процессе взаимодействия с другими, более продвинутыми в социокультурной эволюции, типами культур отсталые переживают процесс частичной трансформации»[326]. Мягко и ненавязчиво автор внушает: неплохо, если «отсталая» русская культура воспримет ценности «продвинутого» Запада, ибо последний, по его мнению, есть «носитель» общемировой цивилизации: «Если под цивилизацией понимать <…> высший этап единой социокультурной эволюции человечества, то следует признать, что есть только одна мировая Цивилизация… И то обстоятельство, что ее основным носителем после падения античной цивилизации стали Западная Европа, а сегодня США, не дает решительно никакого основания культуры <…> других регионов и стран называть “цивилизациями” в первом значении этого слова»[327]. Учения, проповедующие национальные ценности, для современных западников – «геополитические теории, отдающие расистским душком». Ассимиляция наций, по их убеждению, – процесс неизбежный: «Но действовал прежде и действует ныне более глубокий социокультурный фактор – смешение, слияние и ассимиляция наций»[328], и единственный путь России – развитие в рамках западной социокультурной парадигмы: «Если мы считаем, что Россия – страна, пребывающая в истории, значит, она в системе западноевропейских ценностей».[329]
В унисон с отечественными либералами рассуждают их европейские единомышленники: «XX столетие окончилось всеобщим триумфальным шествием либерально-демократической системы», – самонадеянно заявляет Л. Люкс[330]. «“Особые пути” – “пути в никуда”? – О крахе особых путей России и Германии в XX веке». Основная идея его статьи – пожелание России «поскорее вернуться в Европу».
Идеализируя Запад, признавая его средоточием всего самого ценного, российские либералы-западники одновременно утрируют прошлое России. Для К. М. Кантора Западная Европа – «эпицентр свободы», Россия же – «на обочине поступательного движения к ней»[331]. «Уважение к прошлому, – полагает он, – все-таки более свойственно Западной Европе, а не России»[332]. Насколько сам К. М. Кантор уважительно относится к прошлому своей страны, свидетельствует его высказывание: «До петровских реформ Московское государство, несмотря на гордые самоименования (“третий Рим”), оставалось мировым маргиналом»[333], – причем достаточных аргументов столь категоричному утверждению автор не приводит.
Современные западники относятся нигилистически, предвзято и к основам русской культуры, в частности к Православию. В. Ф. Пустарнаков, «внимательно исследовав» историю Православия, монастырской культуры в России, обнаружил лишь изуверства (стояния иноков на морозе с примерзшими подошвами) да бесконечные распри иерархов[334]. Не приходится удивляться, что его «шокирует» стремление возрождать православные «вечные ценности» (именно так – в кавычках – у автора), это дело, по его мнению, «бесперспективное и… очень вредное»[335]. Не обязательно исповедовать Православие, но отрицать историческую роль представителей русской монастырской культуры: Филофея Псковского, Сергия Радонежского, старцев Оптиной пустыни, вдохновлявших Гоголя, Киреевского, Леонтьева, Достоевского, – значит сознательно искажать и принижать историю России.
Трактуя Православие, современные западники не брезгуют и откровенными фальсификациями. Безусловно, им известна история разделения христианской Церкви в XI веке (что именно западные христиане самовольно изменили соборно выработанный Символ Веры введением пресловутого filioque). Вместе с тем из их рассуждений следует, что лишь западная церковь осталась верной Христу, в то время как Православие уклонилось от магистрального пути христианства: «Христианство, – пишет В. К. Кантор, – в идее Христа, в общем стремлении христианского духа, который создал христианскую Европу и от которого отделилось Православие (?! – О. П.)».[336]
Отрицая Православие, современные западники выступают апологетами некоего аморфного мифического всехристианства – внеконфессионального, которого не существует, по крайней мере, десять веков: «Пушкин христианин – не <…> православно-племенной, <…> а истинный, не связывающий христианства с той или иной конфессией».[337]
Наконец, можно привести образцы откровенной, не прикрытой и абсолютно не аргументированной русофобии. Пример – сочинение Л. А. Гореликова и Т. А. Лисициной со звучным названием «Русский путь». В российской истории авторы обнаружили лишь «дух криминала»[338], «бесцельное проживание исторической жизни, безвластие русского духа над процессом исторических изменений, отрешенность русской ментальности от хода времени»[339]. Русская традиционность, по их мнению, отражает «внутреннюю расслабленность русской души, определившую главную черту русской истории – грех безынициативности, безмыслия, бесталанности, безответственности»[340]. Но особенно поражает видение авторами «русского пути» на современном этапе истории. По их мнению, России ничего не остается, как красиво умереть на миру: «Только мужеством осознанного примирения со смертью русский народ сможет утвердить себя <…> не ошибкой истории, а действительным участником мировой драмы».[341]
В целом же трактовка западного пути прогресса и его ценностей как универсальных, призывы подражать Европе, нигилистическое отношение к российской истории, русскому характеру, Православию – весь набор этих идей уже был в XIX веке в трудах духовных предтеч современных либералов (достаточно упомянуть католичествующего П. Я. Чаадаева, К. Д. Кавелина, для которого русский народ – «калужское тесто», А. И. Герцена, желающего избавить Россию от «византийского ошейника»). Поэтому размышления современных западников о русском пути не оригинальны, следовательно, мало продуктивны.