<…> развития» сквозит все та же прозападная ориентация, дополненная настойчивыми призывами к воспитанию у молодого поколения «толерантности». Где та грань, что отделяет максимальную толерантность от беспринципности и размывания собственных духовных начал? Обращает на себя внимание позитивистский, прагматический крен «Концепции». Приоритет отдается математике, информатике, иностранному языку, компьютерной грамотности, делается упор на «профессиональную ориентацию и трудовое обучение»[352]. Инициаторы модернизации российского образования в качестве главной цели видят формирование узкого профессионала-прагматика, обладающего комплексом знаний и умений, необходимых для собственной социальной реализации. Проблемы нравственного становления личности, ее всестороннего развития остаются на втором плане.
В связи с этим размышления А. С. Хомякова об общественном воспитании именно сегодня актуальны как никогда. Прежде всего ценны его рассуждения о неразрывной преемственной связи общественного воспитания с духовной традицией своего народа. Воспитание «есть то действие, посредством которого одно поколение приготовляет следующее за ним поколение к его очередной деятельности в истории народа», – пишет философ в статье «Об общественном воспитании в России»[353]. Общественное воспитание призвано формировать нравственный облик личности, справедливо полагает А. С. Хомяков. Государство «обязано отстранить от воспитания все то, что противно его собственным основным началам», главными из которых являются «законы высшей нравственности и христианской правды». Прав великий философ и в отрицании узкоспециализированного подхода в образовании: «Ум, сызмала ограниченный одною какою-нибудь областью человеческого знания, впадает по необходимости в односторонность и тупость и делается неспособным к успеху даже в той области, которая была ему предназначена». Если «ранний специализм делает человека рабом вытверженных уроков», то «обобщение делает человека хозяином его познаний».[354]
Очевидно, что рассуждения А. С. Хомякова полуторавековой давности вполне применимы и к современной ситуации в системе образования. Акцент на одностороннем интеллектуальном развитии, узкой углубленной специализации более присущ западноевропейской парадигме. В национальной духовной традиции данные аспекты вторичны. В первую очередь необходимо сосредоточить внимание на совершенствовании нравственного облика личности, ее целостном становлении, что будет соответствовать органическому развитию русской культуры, – такова главная мысль философа.
В начале третьего тысячелетия пресловутые русские крайности обострились как никогда. С одной стороны, очевиден рост национального самосознания: Россия, пусть медленно, но все же возвращается к своим духовным истокам, духовным корням. С другой – набирают силу и негативные русофобские тенденции. Важно не потеряться в этой непростой ситуации, не поддаться на зов сирен. Творчество Алексея Степановича Хомякова может стать верным ориентиром на трудном пути национального самоопределения.
О. А. ХомяковаИсториософия А. С. Хомякова: ее истоки и место в современном знании
Построение историософии Хомякова происходит по достаточно простому принципу. Изначально он заявляет, что человечество можно классифицировать по трем основаниям: по племенам, государствам и верам. Именно последнее основание является для него наиболее важным. Однако, чтобы понять веру народа, необходимо также рассмотреть первичный этап народосознания на уровне племени.
Уделяя много времени анализу движения племен, Хомяков постепенно приходит к выводу о том, что каждый народ изначально был «одностихиен», а исходя из анализа этих «стихий» древних народов, выделяет две антиномичные стихии, определявшие облик существования людей: народы завоевательные (кушитские) и народы земледельческие (иранские). В дальнейшем эта антиномия получит многовариантное развитие, но развитие всемирной истории Хомяков мыслит как своеобразную реализацию драматического конфликта двух противоположных духовных начал, как многовариантную борьбу иранства и кушитства. Важно отметить, что философ ни в коем случае не накладывал на эти два полюса оценочные категории «хорошее – плохое», в его мыслях не было чисто аксиологического подхода: что лучше – иранство или кушитство. Он рассматривал эти категории как несводимые к понятиям ни символическим, ни рассудочным. Постижение этих понятий, по его мнению, возможно лишь при апелляции к запредельной интуиции, то есть к вере.
Антиномия «иранство – кушитство» является стержнем историософии Хомякова, и то, что она использовалась впоследствии и получила развитие в различных идеях более поздних мыслителей, говорит о том, что она действительно достаточно ценна. Н. А. Бердяев даже назвал ее самой замечательной и наиболее приближающейся к гениальности идеей Хомякова.
Историософская концепция Хомякова строилась на основе признания свободы человеческой воли и неоспоримого отрицания господства необходимости в истории. Хомяков утверждает, что историческая наука «старается принимать связь причин с их последствиями, логику действительной истории и называет эту связь необходимостью»[355]. Однако Хомяков делает допущение, что «в самой этой исторической логике могут проявиться пути Провидения, не открывающего своих тайн, но достигающего своих целей посредством законной свободы и вольного действия человеческого разума»[356]. Свободная «в себе», человеческая воля является всегда и подчиненной высшей воле «в отношении своего проявления или последствий своего проявления».[357]
Постижение божественной воли недоступно для человека ни в прошлом, ни в будущем. Провидение не открывает своих тайн. Вопрос о соотношении свободной человеческой воли с проявляющейся в необходимости управляющей историей волей Провидения оказывается фактически не разрешимым у Хомякова. Речь могла идти лишь о том, чтобы воля человека руководствовалась чистыми и святыми побуждениями, и потому ее действия могли бы соответствовать замыслам воли божественной.
Проблема соотношения свободы и необходимости занимает чрезвычайно важное место в философско-исторической концепции Хомякова. Он выделил две формы «стихии», или религии, которые противостоят друг другу. В иранстве признается свободный дух-творец, и религия поклоняется ему. В кушитстве она подчиняет мир необходимости, основывающейся на идее самосозидающего вещества и поклоняющейся «вещественности». «Свобода и необходимость, проявленные в образах творения и рождения, составляют внутреннее зерно религии иранской и кушитской и служат началом, с одной стороны, единобожию, с другой – всебожию (монотеизм и пантеизм)».[358]
Хомяков выстроил свою концепцию на принципе резкого разделения и противопоставления друг другу понятий свободы и необходимости. Свобода рассматривалась им как свойство духа, необходимость – как свойство «вещественности» и оторванного от «цельности» духа логического мышления.
Выстраивая свою концепцию на принципе разделения и противопоставления друг другу понятий свободы и необходимости, Хомяков, к сожалению, фактически не уделил внимания тому факту, что и Шеллинг, и Гегель в свое время уже пытались выявить диалектическую связь этих двух понятий. Однако попытка осмысления связи между свободой и необходимостью была воспринята им как «бедная логическая увертка, выведенная упорным трудом германского мышления из логических, т. е. необходимых законов вещественно-умственного мира».[359]
Философско-историческую концепцию Хомякова отличает от философии истории Шеллинга также ее дуалистический характер. С древнейших времен история движется двумя потоками: разделение религий и связанных с ними культур проходит через все историческое развитие, которое оказывается историей проявлений, борьбы, смешений иранства и кушитства.
Воспринятая от Шеллинга идея органического развития применена в историософской концепции Хомякова для исторического обоснования современного противостояния России и Запада и правомерности и необходимости будущей ведущей роли России. Шеллингова теория народностей, каждая из которых выражает в своей жизни определенную идею, выполняя тем самым свою историческую миссию, требовала ускорить ответ на вопрос: в чем же состоит «идея» и историческая роль русского народа?
Одним из главных результатов воздействия Шеллинга на русскую мысль первой половины XIX века можно считать весьма широкое распространение в ней идеи полярности, внутренней противоречивости, свойственной предметам природы, и идеи развития как процесса, подчиняющегося тройственному ритму, движения от противоположения «крайностей» к их синтезу. К началу 1830-х годов проблема синтеза противоположностей стала порой рассматриваться как одна из главных проблем, стоящих перед современной мыслью, как проявление в мышлении «духа времени».
Проблема противопоставления России и Запада и сегодня не менее актуальна, чем во времена Хомякова. До сих пор Россия так до конца и не определилась в своем пути дальнейшего развития. Проблема эта, безусловно, многоаспектна. Здесь есть и политический, и духовный, и культурный компонент. Основной трудностью было и остается географическое положение России. Не секрет, что сейчас идет активное взаимодействие в основном с западными экономическими структурами и общественными организациями, для которых Россией по сути дела является только территория до Урала, то есть ее европейская часть. Азиатская же часть России традиционно воспринимается как менее развитая часть и сырьевой придаток. Несомненно, что азиатская часть России больше связана и с экономической точки зрения со странами Азии. Таким образом, страна оказывается объективно разделена на две части силою внешних обстоятельств, и пока нет четкой политики по превращению ее в единое развитое государство. Это если говорить о внутренних противоречиях, присущих России из-за ее географического положения.