е устроения маленькой выставки, продемонстрировавшей результаты творчества входивших в него художников, склонный к меценатству Д. В. Голицын дал обещание найти тех, кто мог бы материально поддержать деятельность Натурного класса. Так в 1833 году было основано Московское художественное общество, с которым теснейшим образом будет связана последующая история школы живописи в Москве. Общество объединяло живописцев, скульпторов, литераторов, знатоков и ценителей художеств, меценатов – то есть широкий круг лиц, небезразличных к изящным искусствам. В ведении Московского художественного общества Училище живописи будет находиться на протяжении всего своего существования.
Из числа состоящих в Обществе были избраны трое директоров Художественного класса (так после официального учреждения стал называться Натурный класс). Ими стали военные отставники: генерал-майор М. Ф. Орлов, полковник А. Д. Чертков, а также гвардии поручик Ф. Я. Скарятин. В разработанном директорами «Проекте учреждения в Москве публичного Художественного класса» содержалось важное замечание об отсутствии в городе «способов образования в художествах», таким образом, восполнение столь существенного недостатка было первой, хотя и не единственной целью организаторов. Другой прогрессивной идеей, нашедшей отражение в «Проекте», являлось намерение содействовать образованию талантливой молодежи, живущей в отдаленных частях России и не имеющей средств для поступления в Императорскую Академию художеств. По сути этим положением утверждался общедоступный характер школы, ее открытость различным социальным слоям.
Кроме этого, в «Проекте» нашла отражение надежда устроителей Художественного класса на то, что впоследствии учреждение могло бы служить основанием Московской Академии художеств. В контексте того времени, а именно в 1833 году, когда документ получил утверждение, такая задача казалась слишком далекой и едва выполнимой, учитывая те сильные позиции, которые занимала в области художественного образования Петербургская академия. Ведь Художественный класс учреждался в виде опыта сроком на четыре года как заведение, в котором можно получить начальное образование с тем, чтобы продолжить его в стенах Академии. Именно поэтому преподавательские методы, принятые на раннем этапе истории Класса, были идентичны академическим.
Использование на первом этапе академической системы обучения играло положительную роль, так как сохраняло присущие ей и актуальные для любой области искусства требования профессионального подхода к предмету изображения. Большинство первых преподавателей Класса были выпускниками Академии, что обусловливало их художественные пристрастия и педагогические методы. И все же наряду со значением классицистических традиций в Художественном классе с самого раннего этапа его истории возникли предпосылки к появлению у учеников иных творческих наклонностей.
Огромную роль в зарождении их интереса к простым лирическим темам сыграло творчество А. Г. Венецианова и В. А. Тропинина. Тяготение к бытовым сюжетам проявилось уже на первых выставках ученических работ. Конечно, эти попытки были еще далеки от позднейших созданий жанровой живописи. Сентиментальные интонации роднили их с произведениями, написанными в русле академического направления. И все же в них уже содержалось нечто, что преобразовало живопись 1860-х годов, а именно – основанность на непосредственном наблюдении. Вскоре это внимание к натуре разовьется в заинтересованное изучение реальной жизни, различных типов.
У истоков этого направления, связанного с внимательным анализом национального характера, уже в то время стоял замечательный русский портретист Василий Андреевич Тропинин, творчество которого было тесно связано с Москвой, где художник провел большую часть своей жизни, и с будущим Московским училищем живописи. Являясь в 1830-е годы центральной фигурой в московской художественной среде, Василий Андреевич постоянно посещал Художественный класс в качестве неофициального преподавателя, за что в 1843 году был избран Почетным членом Московского художественного общества. Таким образом, влияние воззрений Тропинина на представления молодых художников было непосредственным. Душевная теплота и серьезное отношение к первым творческим опытам неизменно располагали к мастеру всех тех, кто обращался к нему за советом. Учеников также подкупало и то, что в каждом из них Тропинин видел будущего художника, а потому они со всей ответственностью следовали его рекомендациям. Прежде всего мастер призывал к большей естественности изображения. Он учил избегать статичности и застылости модели, говоря, что ради этого можно развлечь портретируемого какой-нибудь беседой. Не могло не повлиять на молодых художников и ярко выраженное живописное начало собственных произведений В. А. Тропинина, именно эта особенность окажет существенное воздействие на формирование живописного характера московской школы, наряду с внимательным отношением к натуре, которого также требовал мастер.
В связи с условиями сложения русской реалистической традиции важно отметить следующее: творчество В. А. Тропинина конца 1830-х годов перекликается с идеями философии славянофилов, получившей в это же время широкое распространение в образованном московском обществе. Со многими приверженцами этой философской системы В. А. Тропинин был непосредственно знаком. Нет достаточных оснований считать его участником движения славянофилов, но, очевидно, художнику была близка их основная мировоззренческая позиция – не только любовное отношение к национальному, но и глубокое проникновение в его духовную сущность. Так, в портрете Е. И. Карзинкиной русский костюм перестает быть лишь атрибутом моды на национальное, что было характерно для романтического направления в искусстве, но органично соединяется с образом модели, способствуя выражению ее внутреннего мира. По мнению Е. Ф. Петиновой, автора монографии, посвященной художнику, эта работа близка славянофильскому пониманию национального в искусстве, которое призвано «выражать свободно и искренно идеалы красоты, таящиеся в душе народной»[441]. Эти последние слова принадлежат Алексею Степановичу Хомякову, яркому философу и универсально образованному человеку, главе и вдохновителю группы московских славянофилов. Он входил в первый Совет Московского художественного общества, избранный 5 декабря 1843 года. Тогда же произошло официальное утверждение Московского училища живописи и ваяния (с 1865 – зодчества). Более того, А. С. Хомяков был едва ли не самым активным членом Совета, участником многих его мероприятий. Например, им был составлен один из разделов нового проекта Художественного класса, связанного с продлением его существования по истечении четырехлетнего срока. Философские взгляды А. С. Хомякова в известном смысле сформировали духовный фундамент, на котором возводилось «здание» московской школы художеств.
В своих работах Хомяков неоднократно обращался к рассуждению о народности, полагая, что именно она способна придать творчеству жизненную силу. Состояние образованной части современного ему общества философ оценивал как пребывание во власти полупросвещения и собственной «эгоистичной рассудочности» и противопоставлял ему нравственное единство как исконное основание славянской общины. Возвращение к этому единству должно было возродить к жизни подлинное и живое искусство, далекое от механического подражания произведениям прошлых, давно пережитых человечеством эпох. «Мы не можем уже, – писал А. С. Хомяков, – воссоздавать силою дробного анализа то, что создавалось цельным синтезом души. Художники, бессильные создавать новые формы и новый стиль и подражающие формам и стилю прошедших веков или чуждых народов, уже не художники: это актеры художества, разыгрывающие рыцаря, грека или византийца, или индийца»[442]. Эти слова как нельзя лучше характеризуют настроения, которые зарождались в среде молодых художников, желавших реализовать накопленный за годы учебы творческий потенциал, воплотить в своих произведениях собственные жизненные наблюдения, переживания и мысли. Под этим замечанием А. С. Хомякова вполне могли подписаться и художники, покинувшие в 1863 году стены Петербургской академии и многие московские передвижники, впоследствии своими усилиями проложившие дорогу к искреннему и живому искусству.
Размышляя о возможностях русской художественной школы, А. С. Хомяков часто прибегает к понятию «народности», вкладывая в него более глубокий смысл, чем необходимость обращения к национальным сюжетам. Народности искусства он придавал значение самобытности и «особости», проистекающей от своеобразия не только бытовой, внешней, но и внутренней жизни русского общества. Таким образом, в философию творчества им привносится очень важная, и по сей день актуальная мысль о духовной наполненности произведения искусства, которой должен добиваться художник, не ограничиваясь только лишь изображением внешних атрибутов жизни своего народа. Полемизируя с мнением, отрицающим возможность существования в России искусства, независимого от доминирующего европейского влияния, А. С. Хомяков писал: «До сих пор сколько бы ни было в мире замечательных художественных явлений, все они носили явный отпечаток тех народов, в которых возникли, все они были полны тою жизнью, которая дала им начало и содержание»[443]. Невозможно не признать справедливости данного наблюдения, особенно если учесть тот путь, который прошло русское искусство на протяжении ХIХ—ХХ веков. Достаточно вспомнить в качестве примера развитие русского импрессионизма, который, несмотря на общность основных стилевых принципов, оказался наделен чертами заметно отличающими его от французского. В теоретических работах философа утверждается мысль о необходимости теснейшего взаимодействия между искусством и духовной жизнью создающего его народа, поскольку только это обстоятельство, по его мнению, являлось залогом наступления для искусства в частности и просвещения вообще новой эпохи. «Не из ума одного возникает искусство, – пишет он в подтверждение мысли. – Оно не есть произведение одинокой личности и ее эгоистической рассудочности. В нем сосредотачивается и выражается полнота человеческой жизни с ее просвещением, волею и верованием. Художник не творит собственною своею силою: духовная сила народа творит в художнике. Поэтому, очевидно, всякое художество должно и не может не быть народным»