<…> Разумеется, обвинения в связи с дуэлью пали на жену Пушкина, что будто бы была она в связях с Дантесом. Но Соллогуб уверяет, что это сущий вздор. <…> Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной при дворе, так думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного. Для души поэта на оставалось ничего, кроме смерти» (ПчС, вып. XXIII, с. 36–37). Эта запись, несмотря на некоторые неточности (Н. Н. Пушкина никогда не была фрейлиной), свидетельствует, что Соллогубу был ясен скрытый смысл пасквиля, намекавшего не на Дантеса, а на царя. Соллогуб был также одним из немногих современников, кто понял и сформулировал в своих мемуарах общественный смысл гибели Пушкина: «Он в лице Дантеса искал или смерти, иди расправы со всем светским обществом» (с. 336 наст. изд.).
Наиболее ранняя запись воспоминаний о Пушкине сделана Соллогубом по просьбе П. В. Анненкова не позже 1854 года и впервые опубликована в 1829 году Б. Л. Модзалевский («Нечто о Пушкине. Записка Соллогуба junior». — В кн.: Модзалевский, с. 374–382). В 1865 году Соллогуб прочел свои воспоминания в заседании Общества любителей российской словесности и напечатал их в «Русском архиве» («Из воспоминаний В. А. Соллогуба». — РА, 1865, № 5–6; отд. оттиск В. А. Соллогуб. Воспоминания. Гоголь, Пушкин, Лермонтов. М., 1866). Публикация в «Русском архиве» повторяет, в несколько изменённой редакции, события и факты, изложенные в записи для Анненкова. Позднее был опубликован еще один мемуарный очерк: «Пережитые дни. Рассказы о себе по поводу других» (газ. «Рус. мир», 1874, № 108, 112, 117, 119, 124, 126, 129, 133, 137, 140, 143, 201, 222, 243, 250). Издавая в 1886 г. свои обширные «Воспоминания» (ИВ, 1886, № 1–6, 11–12; отд. изд.: СПб., 1887), Соллогуб не включил в них рассказ о своей несостоявшейся дуэли с Пушкиным (составлявший первую часть доклада, опубликованного в «Русском архиве») и «Пережитые дни». Упомянутые три источника («Воспоминания», первая часть публикации в «Русском архиве» и «Пережитые дни») объединены в издании: В. А. Соллогуб. Воспоминания. Ред., предисл. и прим. С. П. Шестерикова. М.—Л., 1931.
817
ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ» (Стр. 329). В. А. Соллогуб. Воспоминания. Ред., предисл. и прим. С. П. Шестерикова. М. — .Л., «Academia», 1931, с. 273–279, 354–376.
818
Действительно, хронология первой встречи Соллогуба с Пушкиным запутана. Несколько раз, рассказывая о ней в разных частях своих мемуаров, он приурочивает ее к разным обстоятельствам и времени. Здесь это декабрь 1831 г. (Пушкин с женой только в мае 1831 г. переехал из Москвы в Петербург), в другом случае (с. 340 наст. изд.) он упоминает о Пушкине как о хорошем знакомом уже летом 1831 г. Еще раз, рассказывая о доме Олениных, он пишет: «Тут я в первый раз увидел Пушкина, который был неравнодушен к второй дочери хозяина» (Соллогуб, с. 641; ср.: Соллогуб, с. 509). Увлечение Пушкина А. А. Олениной относится к 1828 г. Эта встреча с пятнадцатилетним мальчиком в доме Олениных была, вероятно, забыта Пушкиным, и знакомство, по-видимому, состоялось летом 1831 г. Рассказ о декабрьской встрече, как о первом знакомстве, помещенный в основной корпус мемуаров, является скорее всего литературным приемом, позволяющим ввести в рассказ новое лицо — Пушкина, изобразить его внешность и показать свой юношеский восторг перед поэтом.
819
Х — лицо неустановленное. В пометах О. Н. Смирновой (дочери А. О. Смирновой-Россет) на хранящемся в Пушкинском доме экземпляре «Воспоминаний» Соллогуба (1887) предположительно названо имя О. И. Сенковского. Ниже Соллогуб пишет о «X» как об известном журналисте. В 1831 г. Сенковского еще нельзя было так назвать, хотя в годы, когда Соллогуб писал мемуары, он уже был хорошо известен как редактор «Библиотеки для чтения». С. П. Шестериков считал, что «X», скорее всего, Н. И. Греч, «четверги» которого (а не «среды») были популярны в литературной среде (Соллогуб, с. 276). Однако имеются сведения, что Пушкин бывал у Греча в 30-е гг. (см.: В. Бурнашев. Из воспоминаний Петербургского старожила. — «Заря», 1871, апрель, с. 23–26).
820
С октября 1831 г. по май 1832 г. Пушкин жил в доме Брискорна на Галерной улице (теперь Галерная ул., д. 53).
821
Звание камер-юнкера ставило Пушкина в унизительное положение, т. к. обычно его получали молодые люди, только начинающие нести службу при дворе. Пушкин записал в дневнике 1 января 1834 г.: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове» (XII, 318), то есть на придворных балах в Аничковом дворце, которые устраивались для тесного круга приглашенных, близких ко двору и лично к царской семье. Об отношении Пушкина к своему камер-юнкерству см. в воспоминаниях П. В. Нащокина и Н. М. Смирнова, с. 230, 277 наст. изд.
822
Вскоре после женитьбы Пушкин писал Нащокину: «Женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро» (XIV, 231). По подсчету самого поэта, сделанному в июне — июле 1835 г., годовые расходы семьи составляли 30 тыс. руб. (Рукою П., с. 380–381). «Царское жалованье» (с 14 ноября 1831 г. Пушкин был зачислен в Коллегию иностранных дел) составляло 5000 руб. в год. Литературные заработки не могли даже в малой степени покрыть расходы семьи, кроме того, большой урон наносила Пушкину цензура (см. прим. 4 к «Запискам» Н. М. Смирнова, с. 538–539, наст. изд.). Поэт вынужден был дважды брать правительственные ссуды: 20 тыс. руб. в 1834 г. и 30 тыс. руб. в 1835 г. Материальная зависимость от Николая I приковывала поэта к придворному Петербургу и сыграла большую роль в его личной драме. После смерти Пушкина осталось долгов на сумму около 140 000 руб. (Лет. ГЛМ, кн. V, Архив опеки Пушкина. М., 1939, с.2).
823
«Современник» не имел успеха у публики. См. об этом прим. 1 на с. 577 наст: изд.
824
Это письмо Пушкина до нас не дошло, но сохранился ответ Е. М. Хитрово на него (Т. Цявловская. Неизвестное письмо Е. М. Хитрово к Пушкину. — Пушкинский праздник. Спец. вып. «Лит. газ.» и «Лит. России» от 3-10 июня 1970, с. 12–13)-
825
Дама — по-видимому, М. Д. Нессельроде, которая была злейшим врагом Пушкина и приятельницей Дантеса.
826
Дантес не был усыновлен Геккерном см. примеч. 1 на стр. 585–586 наст. изд.
827
Кроме А. И. Васильчиковой и Е. М. Хитрово, аналогичные письма получили: В. Ф. Вяземская, М. Ю. Виельгорский, К. О. Россет и Карамзины (ср. в воспоминаниях Н. М. Смирнова, с. 273 наст. изд.). Один экземпляр пасквиля получил сам Пушкин. В настоящее время известны два тождественных экземпляра диплома («Бюллетени Рукописного отдела Пушкинского дома», вып. VIII. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1959, с. 5). Один из них — полученный М. Ю. Виельгорским и переданный им в III Отделение.
828
Такая записка (как и вообще записки или письма Пушкина к Н. В. Кукольнику) неизвестна.
829
Эпиграмма считается принадлежащей Пушкину и датируется 1831 — август 1836 г. (III, 489).
830
Старший сын Карамзиных Андрей родился 24 октября 1814 г., а 16 ноября праздновался день рождения Екатерины Андреевны Карамзиной (наст. изд., с. 367–369). Пушкин посылал Соллогуба к д’Аршиаку, потому что 18 ноября истекала двухнедельная отсрочка, данная им Геккерну, и в связи с этим секундант Дантеса д’Аршиак 16 ноября посетил Пушкина.
831
Е. Н. Гончаровой, как невесте, позволялось быть на рауте в белом платье, хотя официально помолвка была объявлена только на следующий день, 17 ноября на балу у С. В. Салтыкова, после того как с помощью секундантов конфликт, между Пушкиным и Дантесом был улажен и поэт взял свой вызов обратно. До этого дня все, знавшие о вызове Пушкина и о возможном его завершении, обязались хранить полное молчание (см. письмо Жуковского к Пушкину от 11–12 ноября 1836 г. — XVI, 185). Только после официального объявления Е. А. и С. Н. Карамзины решились написать Андрею Карамзину о свадьбе и о всех предшествующих событиях в доме Пушкина. Обе они потрясены. «Прямо невероятно, — я имею в виду эту свадьбу, — но все возможно в этом мире всяческих невероятностей», — удивляется Екатерина Андреевна. Более обстоятельное письмо Софьи Николаевны передает ее непосредственные наблюдения и дополняет историю женитьбы Дантеса штрихами, которых нет в писавшихся позднее мемуарах: (см. наст. изд., с. 367–368).
832
В записке «Нечто о Пушкине» после слов Дантеса «Я человек честный…» следует:
«Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, — куда угодно. Я заговорил о жене его.
— Mon cher, c’est une mijaurée (Мой милый, это жеманница).
Впрочем, об дуэли он не хотел говорить.
— J’ai chargé de tout d’Archiac, je vous enverrai d’Archiac ou mon père (Я все поручил д’Аршиаку, я пришлю к вам д’Аршиака или моего отца).
С Даршиаком я не был знаком. Мы поглядели друг на друга. После я узнал, что П. подошел к нему на лестнице и сказал: «Vous autres français, — vous êtes très aimables. Vous savez tous le Latin, mais quand vous vous battez, vous vous mettez à 30 pas et vous tirez au but. Nous autres Russes — plus un duel est sans… <пропуск в рукописи> et plus il doit être féroce» (Вы, французы, вы очень любезны. Все вы знаете латынь, но когда вы деретесь на дуэли, вы становитесь в 30 шагах и стреляете в цель. Мы же, русские, — чем поединок без… тем он должен быть более жестоким).