РА, 1870, кн. 2, с. 247). Но целью письма было не только передать свои впечатления современникам и сохранить их для будущего. Жуковский (как и другие друзья поэта, в частности Вяземский) предпринял попытку реабилитировать Пушкина в глазах царя и таким образом обеспечить материальное будущее семьи поэта и защитить его творческое наследие от запрета и гонений. Это заставило его пренебречь исторической истиной и представить смерть Пушкина как идеал кончины верноподданного христианина, исполненного любви и преданности к царю. При этом Жуковский не останавливался перед искажением некоторых фактов. Анализ текста письма с привлечением других свидетельств (Вяземского, Тургенева) позволил Щеголеву высказать сомнение в патриотических словах поэта в адрес царя (Щеголев, с. 159–173). Слова благодарности (которые, естественно, не мог не сказать Пушкин в ответ на обещание царя позаботиться о его семье) под пером Жуковского превратились в длинную и пышную фразу, хотя умирающий Пушкин, как видно из других свидетельств, вообще говорил очень мало. Это снижает значение письма как исторического документа. Упоминать о дуэли Пушкина в печати было запрещено, поэтому, публикуя письмо в сокращенной редакции, под названием «последние минуты Пушкина» (Совр., 1837, т. V), Жуковский вынужден был изъять все подробности, относящиеся к дуэли; в публикации не упоминается само слово «дуэль», как и «рана», и смерть поэта воспринимается как следствие таинственной болезни. Только в 1864 г. (РА, с. 48–54) были сообщены «Неизданные отрывки из письма В. А. Жуковского о кончине Пушкина». Однако процесс переработки письма начался еще до публикации его в «Современнике». Это показывает черновик письма, опубликованный П. Е. Щеголевым в 1-м изд. книги: «Дуэль и смерть Пушкина». Пг., 1916. Иногда изменения в тексте вызваны не только цензурными соображениями, но и литературными вкусами самого Жуковского. Подробный анализ письма и сводку всех его редакций см.: Щеголев, с. 159–197; ср. Я. Л. Левкович. В. А. Жуковский и последняя дуэль Пушкина — П. Исслед. и мат. Т. 13. С. 146–156; Р. В. Иезуитова. Письмо В. А. Жуковского к С. Л. Пушкину о смерти поэта (к истории текста) — Там же, с. 157–168: В настоящем издании письмо печатается по черновику, опубликованному Щеголевым. Некоторые исправления, сделанные Жуковским в этом первом черновике, приводятся в ломаных скобках.
Третий документ — письмо к Бенкендорфу. Оно написано после «посмертного обыска». Сам факт жандармского досмотра рукописей показывал, что патриотическим чувствам Пушкина, в которых заверял царя Жуковский, Николай не верил. Неопубликованные рукописи поэта были в руках шефа жандармов, и нужно было снова защищать Пушкина от обвинений в безбожии, неблагодарности к императору, в отсутствии истинного патриотизма и монархических чувств. И это делает Жуковский. Используя отдельные высказывания Пушкина (об Июльской революции, о цензуре), вырванные из контекста, и заостряя их, он искажает политические взгляды поэта. Так, ответ Пушкина на философическое письмо Чаадаева XVI, 171–173; Письма IV, с. 328–331) приводится как пример решительной перемены общественных взглядов Пушкина, как доказательство его приверженности к самодержавию, хотя, дискутируя с Чаадаевым по вопросу исторического пути России и ее исторической миссии, Пушкин во многом считал себя его единомышленником (в частности, в оценке современной общественной жизни). Так же используются и высказывания Пушкина о Июльской революции и цензуре. Однако общий пафос письма Бенкендорфу совсем иной, чем письма С. Л. Пушкину. Через руки Жуковского прошли все письма Бенкендорфа к поэту, и впервые он до конца понял жизненную драму Пушкина, осознал всю тяжесть положения поднадзорного поэта. И за вежливыми, придворно-светскими формулами письма в нем звучит резкое осуждение Бенкендорфа и Николая I, мучивших поэта и в конечном счете приведших его к смерти. И хотя прямо гонителем Пушкина называется только Бенкендорф, а отношения поэта с царем изображаются по-прежнему идиллически, письмо Жуковского является обвинительным актом и в адрес Николая I. Так понял его А. И. Тургенев, записавший 8 марта в дневнике: «Жуковский читал нам свое письмо к Бенкендорфу о Пушкине и о поведении с ним государя и Бенкендорфа. Критические расследования действия жандармства. И он закатал Бенкендорфу, что Пушкин погиб оттого, что его не пустили ни в чужие край, ни в деревню, где бы ни он, ни жена его не встретили Дантеса» (Щеголев, с. 300. Подробно об этом см.: Я. Левкович. Заметки Жуковского о гибели Пушкина. — Врем. ПК. 1972. М.—Л., 1974).
1066
КОНСПЕКТИВНЫЕ ЗАМЕТКИ О ГИБЕЛИ ПУШКИНА (Стр. 421). ИРЛИ, ф. 244, оп. 18, № 32.
1067
4 ноября Пушкин получил анонимный пасквиль и в тот же день послал вызов Дантесу. Дантес был дежурным по полку, и вызов попал в руки Геккерна. Расчет времени позволяет предположить, что письмо с предложением Е. Н. Гончаровой, которое пришло также 4 ноября и о котором пишут А. О. Россет и Н. М. Смирнов (см. с. 348, 274 наст. изд.), Дантес и Геккерн могли согласовать между собой сразу после получения вызова (Яшин, с. 163). В этот же день, 4-го, Геккерн был у Пушкина и получил 24-часовую отсрочку.
1068
Гончаров Иван Николаевич — брат Н. Н. Пушкиной, служивший в Царском Селе. Через него родные поэта связались с Жуковским, который приехал к Пушкину 6-го и вместе с Е. И. Загряжской (при участии Вяземского и Виельгорского) стал хлопотать о примирении сторон.
1069
«Mes antécédents». — Эта запись неясна. Очевидно, Жуковский предпринимал и раньше, то есть до пасквиля, какие-то действия, смягчающие вражду между семьями (Боричевский, с. 379). Делая «открытие» о «любви» Дантеса к сестре Н. Н. Пушкиной, Геккерн, по-видимому не сразу сказал, о которой из сестер идет речь, и Жуковский «ошибся насчет имени», предположив, что это Александрина. «Ошибка насчет имени» показывает, насколько далек был Жуковский от светских пересудов. С. Н. Карамзина еще в сентябре заметила, что Дантес ухаживает за Екатериной (наст. изд. с. 361). «Любовь» Дантеса к Екатерине не была платонической. Александр Карамзин в письме к брату Андрею от 13 марта 1837 г. называет Екатерину «любовницей» Дантеса (наст. изд., с. 389). Однако Жуковский удивлен и своей неосведомленностью, и тем, что столь важные факты не были сказаны ему сразу, как только он взялся за посредничество («Незнание совершенное прежде бывшего»). «Открытие о родстве» с Дантесом — лживая уловка. О происхождении Дантеса см.: Щеголев, с. 15–27, ср. наст. изд. с. 586. Фальшивые «открытия» были новым свидетельством низости Геккернов и привели Пушкина в «бешенство», 7-го, в час дня, Дантес возвратился с очередного дежурства и хотел встретиться с поэтом (см. письмо Жуковского к Пушкину. — XVI, 184–185), но «бешенство» поэта показало, что свидание к добру не приведет, 7-го от Виельгорского Жуковский послал Пушкину записку с просьбой «одуматься» и «все остановить» (XVI, 183. Датировку см.: Яшин, с. 166). Ответ Пушкина, судя по дальнейшим записям, был отрицательным. С этим, по-видимому, связано «извещение» Геккерна Виельгорским и приход «молодого Геккерна к Виельгорскому».
1070
8 ноября снова ведутся переговоры («pourparlers»). Геккерн у Загряжской. — Об этом свидании см. письмо Геккерна к Жуковскому от 9 ноября (Щеголев, с. 88). В разговоре с Загряжской Геккерн, очевидно, подтвердил предложение Екатерине, чтобы активизировать действия «тетки». Жуковский, в свою очередь, пытается воздействовать на Пушкина и умерить его «бешенство» против Дантеса, напоминая ему об его увлечениях («То, что я говорил о его отношениях»).
1071
Какие «откровения» (или в данном случае «разоблачения») сделал Геккерн 9 ноября, мы не знаем. Но, так как свои «тайны» он уже изложил Жуковскому, можно предположить, что объектом новых «разоблачений» был Пушкин. Возможно, в ход пускаются какие-то порочащие поэта слухи, может быть, связанные с Александриной (см. прим. 6 к воспоминаниям Россетов). Жуковский не теряет надежды склонить Пушкина к примирению, он делает «предложение посредничества» и «свидания».
1072
Как понимал Жуковский свое «посредничество» — разъясняет его письмо к Пушкину от 10 ноября (XVI, 184–185). В этот день в руках Жуковского было письмо Геккерна, на которое должен ответить Пушкин. От Пушкина ждут, что он объяснит причину вызова или возьмет свой вызов обратно. Проект ответа составлен Жуковским, но Пушкин не хочет объясняться с Геккернами письменно или устно (см.:XVI, 184–185), поэтому Жуковский «отказывается от свидания».
1073
После того как Жуковский «отказался», стала действовать «Е. И.» (Загряжская). «Что Пушкин сказал Александрине», мы не знаем. Геккерны продолжали требовать от Пушкина письменного отказа от дуэли, Пушкин написал такое письмо, но связал отказ от дуэли со слухами о «сватовстве». Очевидно, это письмо показывал д’Аршиак Соллогубу (см. с. 336 наст, изд.). Такое письмо было равносильно обвинению в трусости. Тогда было устроено «свидание Пушкину с Геккерном» у Загряжской, но и здесь на требование иного письма поэт ответил отказом, ограничившись устным заявлением, что «те основания», по которым он вызвал Дантеса, «перестали существовать». Так пишет Дантес в своем письме к Пушкину (XVI, 187), требуя письменного объяснения. Письмо Дантеса вызвало снова «бешенство» Пушкина.
1074
Не получив: требуемого письма, Дантес направил к Пушкину своего секунданта д’Аршиака (см. воспоминания Соллогуба, с. 336 наст. изд.).
1075
О чем писала Н. Н. Пушкина Жуковскому — неизвестно, в трудные преддуэльные дни она обращалась за советами не только к Жуковскому но и к А. И. Тургеневу (см. с. 198 наст. изд.).