<…> Писал к Пушкину и послал «Песнь о полку Игореве» с примечаниями Италинского[490
].
1 ноября<…> У меня сидели Пушкин и Соболевский. Первый о Вольтере[491
], о Ермолове: одного со мною о нем мнения. — О Ериванском Ермолове: все перед ним падает; лучше назватьЕрихонским[492
].
6 ноября. День смерти Екатерины II… Обедал и кончил вечер у Смирновых, с Жуковским, Икскулем и Пушкиным. Много о прошедшем в России, о Петре, Екатерине.
9 ноября<…> Обед у Гец[493
] с Дружининым, Мюральтом, Жуковским, Пушкиным, Шилингом, Штакельбергом[494
], Яценко и пр.
11 ноября<…> У Пушкина о Екатерине.
13 ноября<…> После обеда два раза у Карамзиных и в театре, в ложе Пушкиных, Фикельмон; играли изрядно: «Les enfants d’Edouard»[495
]. Пушкин напомнил мне мои bons-mots3 по чтении Карамзина в русской Академии: «Вперед не будет». Еще что-то — снова забытое[496
].
16 ноября<…> Обедал у новорожденной Карамзиной[497
] с Жуковским, Пушкиным, Кушниковым. Последний о Суворове говорил интересно[498
]. Проврался о гр. Аракчееве по суду Жеребцова, «лежачего не бьют», и казнивший беременных женщин спасен от казни, а сидевшие в крепости — казнены![499
]
17 ноября<…> Обедал у Смирновой с Пушкиным, Жуковским, <текст испорчен> и Полетика. Пушкин о татарах: умнее Наполеона.
19 ноября<…><текст испорчен> встретил Пушкина. С ним в английский магазин.
21 ноября<…> с Пушкиным осмотрел его библиотеку, Не застал ни Жуковского, ни Мюральта. Осматривал магазины. (Купить ложки с чернью и с бирюзой.) Обедал у Смирновых с Жуковским и Пушкиным и Скалоном.
24 ноября<…> Вечер с Жуковским, Пушкиным и Смирновыми, угощал Карамзину у ней самой концертом Эйхгорнов; любезничал с Пушкиной, и с Смирновой, и Гончаровой. Но под конец ужасы Сухозанетские, рассказанные Шевичевой[500
], возмутили всю мою душу[501
].
29 ноября<…> Обедал у графа Бобринского с Жуковским, Пушкиным, графами Матвеем и Михаилом Велгурскими, князем Трубецким[502
]. Любезничал умом и воспоминаниями с милой и умной хозяйкой[503
]. Обед Лукулла и три блюда с трюфелями отягчили меня.
1 декабря<…> Оттуда к Пушкину. В театре Михайловском государь и государыня, а с ними Фридр[504
] с дочерью. И Пушкины не пригласили меня в ложу… Итак, простите, друзья-сервилисты и друзья-либералы. «Я в лес хочу!»[505
]
2 декабря<…> У Хитрово с час проболтал с Толстой, мило уговаривала меня не давать воли языку… Маркиз Дуро[506
] допрашивал, почему государь не пропустил стихов Пушкина… «Tes «pourquoi», marquis, ne finiraient jamais…»4[507
]
9 декабря<…> у Пушкина: взял посылку графу <нрзб.> Пушкин написал 4 выкинутые стиха;[508
] читал примечания письменные на Пугачева, представленные им государю[509
]. NB. Прислать ему из Москвы славянские книги.
10 декабря<…> вечер у Жуковского до 3-го часа: Пушкин, Велугорский, Чернышев-Кругликов, Гоголь. <пропуск> напомнил о шутке брата. Князь Адуевский. Пили за здоровье Ивана Ник.[510
].
17 декабря<…> У Орловых: о Уварове, о стихах Пушкина. Тут и Чадаев.
1836 год
26 ноября<…> вечер у Бравуры, у Вяземских, у Козловского, и опять у Вяземских. Объяснение с Эмилией Пушкиной. Жуковский, Пушкин.
27 ноября<…> У Хитровой. Фикельмон, Al. Tolstoy о Чадаеве. Обед у Вяземских — с Жуковским и Пушкиным в театре. Семейство Сусанина;[511
] открытие театра, публика. Повторение одного и того же. Был в ложе у Экерна. Вечер у Карамзиных, Жуковский!
1 декабря<…> Во французском театре, с Пушкиными… Вечер у Карамзиных (день рождения Николая Михайловича) с Опочиниными. Разговор с младшею: прежде боялась меня, по словам ее. Пушкины. Вранье Вяземского — досадно.
2 декабря<…> к графу Нессельроду, велел явиться в другой день. У Пушкиной: с ним о древней России: «быть без мест»[512
].
6 декабря. Брал возок. В 11-м часу был уже во дворце. Обошел залы, смотрел на хоры. Великолепие военное и придворное. Костюмы дам двора и города. <…> Пушкина первая по красоте и туалету. Лобызание Уварова. <…> К Карамзиным. Жуковский журил за Строганова: но позвольте не обнимать убийц братьев моих, хотя бы они назывались и вашими друзьями и приятелями![513
] О записке Карамзина[514
] с Екатериной Андреевной, несмотря на похвалу, она рассердилась — и мы наговорили друг другу всякие колкости, в присутствии князя Трубецкого, который брал явно мою сторону. Заступилась против меня за Жуковского, а я называл его ангелом, расстались — может быть, надолго!.. к Фикельмон, где много говорил с нею, с мужем о гомеопатии и Чадаеве.
7 декабря<…> оттуда к Баранту: там краснобай князь Мещерский, князь Щербатов. У Путятиных и к Бравуре к полночи: тут опять князь Мещерский о Чадаеве, о народности. Не прежнее поет, но все прежний.
10 декабря. Встретил Абр. Норова, обедал в трактире, гулял с Бенедиктовым… Был в театре, в ложе Пушкиных (у коих был накануне) и вечер у Вяземских с Бенедиктовым.
11 декабря<…> обедал у князя Никиты Трубецкого с Жуковским, Вяземским, Пушкиным, князем Кочубеем[515
], Трубецким, Гагариным и с Ленским, болтал умно и возбуждал других к остротам.
15 декабря<…> вечер у Пушкиных до полуночи. Дал «Песнь о полку Игореве» для брата с надписью. О стихах его, Р<остопчиной> и Б<енедиктова>. Портрет его в подражание Державину: «весь я не умру!»;[516
] о Михаиле Орлове, о Киселеве, Ермолове и князе Меншикове. Знали и ожидали, «без нас не обойдутся»[517
]. Читал письмо к Чадаеву непосланное[518
].
19 декабря<…> Вечер у княгини Мещерской (Карамзиной). О Пушкине; все нападают на него за жену, я заступался. Комплименты Софии Николаевны моей любезности. О Париже и пр.
21 декабря<…> Обедал у Келлера, с братом его… Сын Келлера переводит моего Гордона по высочайшему повелению, а из Архива вытребовал и оригинал. Мой список с Архивского, но помечен рукою Мюллера[519
]. Вчера узнал об Августине, сегодня о Гордоне. Пошел в дело мой сборник. Пушкину обещал о Шотландии[520
]. После обеда у князя Вяземского с Пушкиным и пр.
22 декабря<…> Вечер на бале у княгини Барятинской, — мила и ласкова. Приезд государя и государыни, с наследником и прусским принцем Карлом. Послал протопить или нагреть залу вальсами. Государь даже не мигнул мне, хотя стоял долго подле меня и разговаривал с княгиней Юсуповой… Киселев, Мейендорф не узнают меня; княгиня Юсупова начала дружный разговор, и мы познакомились. Мила своею откровенностию о ее положении на бале. Я и Жуковский в толпе: кому больнее? Мое положение. Опочинина обещала приехать. Тон глупее дела! Пушкины. Утешенный Вяземский.
24 декабря<…> Обедал в Демуте. У графини Пушкиной[521
] с Жуковским, Велгурским, Пушкиным, графиней Ростопчиной, Ланская[522
], княгиня Волхонская с Шернвалем, граф Ферзен. Я сидел подле Пушкина и долго и много разговаривал. Вяземский порадовал действием, произведенным моей Хроникой[523
]. Пушкин о Мейендорфе: притворяется сердитым на меня за то, что я хотел спасти его! Пушкин зазвал к себе… Читал роман Пушкина[524
].
25 декабря. Рождество Христово… Был у Жуковского. Как нам неловко вместе! Но под конец стало легче <…> К Карамзиным. С Пушкиным, выговаривал ему за словцо о Жуковском в четвертом № «Современника» (Забыл Барклая)[525
].
28 декабря<…> Кончил вечер у Мещерских с Пушкиным.
29 декабря<…> Кончил вечер у князя Вяземского с Жуковским, с которым в карете много говорил о моем здесь положении.
30 декабря<…> В Академию: с Лондондери об оной; с Барантом, его избрали в почетные члены. Фус прочел отчет, Грефе о языках: много умного и прекрасного, но слишком гоняется за сравнениями и уподоблениями. Жуковский, Пушкин, Блудов, Уваров о Гизо <…>[526
] к Карамзиным, где Пушкины.
<1937>
6 генваря<…> в 10 часов вечера отправился к Фикельмону: там любопытный разговор наш с Пушкиным, Барантом, князем Вяземским. Хитрово одна слушала, англичанин[527
] после вмешался. Барант рассказывал о записках Талейрана, кои он читал, с глазу на глаз с Талейраном, о первой его молодости и детстве. Много пежного, прекрасного, напоминающего «Les Confessions de J. J. Rousseau»5. В статье о Шуазеле, коего не любит Талейран, много против Шуазеля. Шуазель дурно принял Талейрана и не любил его. Бакур будет издателем записок его. О Лудвиге 18, как редакторе писем и записок. Письмо к дофину, отданное Деказу. О записках Екатерины, о Потемкине. Письмо Монтескье по смерти Орлеанского. После Монтескье осталось много бумаг, они были у Лене, для разбора и издания; вероятно, возвращены внуку Монтескье, недавно умершему в Англии, и пропали. С Фикельмоном: о книге Лундмана. У него есть шведская рукопись Бока, шведа, пленного, сосланного в Сибирь, откуда он прислал рапорт о войне в Штокгольм, обвиняя во многом Карла XII. С Либерманом о Минье, с Хитровой и Аршияком — о плотской любви. Вечер хоть бы в Париже! Барант предлагал Пушкину перевести «Капитанскую дочь»[528
].
9 генваря<…> Я зашел к Пушкину: он читал мне свои pastiche на Вольтера и на потомка Jeanne d’Arc[529
]. Потом он был у меня, мы рассматривали французские бумаги[530
] и заболтались до 4-х часов. Ермолов, Орлов, Киселев все знали и ожидали: без нас дело не обойдется. Ермолов, желая спасти себя — спас Грибоедова, узнав, предварил его за два часа[