А счастья может и не быть… — страница 16 из 60

Прошло несколько месяцев. Анюта уже плотно «сидела на игле». Ежедневно у нее получалось доставать дозу, но сегодня что-то пошло не так. Обнаружив, что у нее нет денег и Натка, как назло, на выезде, она начала нервно копаться в ее вещах. Ничего не было. Выкидывая вещи на пол и шаря руками по пустым полкам, Анюта понимала, что там ничего нет. Нервы сдавали. Все начало раздражать. Ничего не найдя в шкафу, она начала обыскивать кровать и тумбочку, выкидывая все на пол и вытряхивая вещи, в надежде, что хоть где-то, что-то есть. Посмотрев на вывернутую комнату и понимая, что ничего нет, она поплелась к Лукавому.

Он сидел в кресле, что-то попивал из бокала и смотрел телевизор.

– Сереж, выручи, – начала она.

– Чё тебе?

– Дай на разочек.

– Дай ты мне разочек, – заржал он.

– Легко, только поделись.

– Не, ты столько не стоишь. Да и хорош уже. Ты и так за это дело, знаешь, сколько мне бабок торчишь?

– Я верну. Отработаю и верну. Честно.

– Все! – отрезал Лукавый. – Наркоша хренова! Халява кончилась!

– Ну, дай взаймы, очень прошу.

– Пошла отсюда! Дура конченая! – заорал он.

Но Анюта не двигалась с места, а продолжала выпрашивать:

– Ну, Сереженька, ну миленький. Ну, пожалуйста, я все для тебя сделаю. Все что попросишь.

Встав на колени, она подползла к Лукавому и начала расстегивать ему ширинку, продолжая просить:

– Я все сделаю, только дай, пожалуйста.

– Ну ладно, – расслабился тот, разваливаясь поудобнее в кресле, – Отрабатывай. Разок, так и быть, уступлю.

Когда все закончилось, Лукавый поднялся, подошел к шкафу и достал оттуда заветный пакетик. Швырнув его, как собачонке, он уселся обратно:

– А теперь пошла отсюда, шалашовка. И что бы больше с такой фигней ко мне не подходила. Поняла?

– Поняла, Сереженька, поняла. Спасибо тебе. Спасибо, – затараторила она.

– Вали я сказал. И не называй меня Сереженька. Еще не хватало, что бы из твоего поганого рта, мое имя вылетало.

Приняв дозу, Анюта закрыла глаза и опять оказалась в своем мире. Услышав крик Натки, она открыла глаза. Поняв, что та кричит из-за бардака в комнате, она развела руками и улыбнулась:

– Прости, я искала. Но не нашла.

– Ты больная что ли? – визжала Натка, – Ты чего здесь натворила? Давай, вставай и убирай все! – схватив Анюту за руку и стащив с дивана, швырнула ее на пол и продолжала негодовать:

– Сука обдолбанная! Ты уже в край обнаглела! Посмотри на себя, свинья уродливая! Куда тебе еще-то? Рожа вся в прыщах, болячки разодранные. Ты как чесоточная, на тебя же смотреть противно, не то что бы трогать. Фу! Как с тобой только клиенты спят? Не храню я здесь ничего, а если бы и хранила, ты не имеешь права лазить по моим вещам, поняла?

– Так ты же сама мне это предложила, – абсолютно равнодушно ответила Анюта, не обращая внимания на все обидные слова, сказанные в ее адрес.

– Я тебе не это предложила, а разок нервы подправить.

– Ну а получилось вот так, – все так же невозмутимо, развела руками Анюта.

– Если бы я знала, что ты до такой степени опустишься, то никогда бы тебе ни грамма не дала.

– Почему? Какое тебе дело, какая я? Меня уже давно нет. Просто раньше мне от всего душу разрывало, а теперь стало на все по фиг. Вам-то какое до меня дело? Мне так проще, понимаешь? Мне. Это же я терплю ломки, не вы. Это же я выгляжу, как ты выразилась, как свинья. Я, не вы. Так зачем я вам нужна прежней? Мне раньше было хуже.

– Раньше ты была человеком.

– И что из этого? Потом я перестала им быть. А перестала я им быть не тогда, когда попробовала эту дрянь, а тогда, когда меня сюда привезли и под мужиков ложиться заставили. А ты знаешь, как это больно, когда тебя заставляют? Ты знаешь, как это противно?

– У нас с тобой одна и та же профессия, не меньше твоего знаю.

– Нет, Натаха. Меньше. Ты по доброй воле сюда пришла. Можешь передвигаться по улицам, делать, все что захочешь, кайфовать и просто жить. А я не могу. Меня заперли в этой проклятой квартире и только запугивают. Вот я и нашла единственный выход.

– Знаешь, Аня. Неважно, добровольно, недобровольно я сюда попала, это не столь важно. Мне тоже много что неприятно и пришла я сюда не от хорошей жизни.

– Ой, да ладно, просто пожить побогаче захотелось. А то на обычную зарплату не разгуляешься.

– Да! – с вызовом подняла голову Натка, – Захотелось! Я не собираюсь сидеть на воде и хлебе! Я хочу хорошо одеваться, пользоваться дорогой косметикой, кушать в ресторанах. Жить не в съемной квартире, а в своей собственной. И не считать копейки. И что бы мои дети, были полностью обеспечены и не знали, что такое нищета!

– Какие дети? – разошлась громким неприятным смехом Анюта, – у тебя их нет.

– Пока нет.

– И не будет никогда. При такой работе. Ты сколько абортов уже сделала?

– Не твое дело, – огрызнулась Натка.

– Да мне вообще все равно. Просто если бы я была на твоем месте, я бы каждый день, с радостью бегала на работу и с гордостью считала те копейки, которые заработала.

– Вот этим мы и отличаемся. Я стремлюсь вверх, к деньгам, к славе, не боясь трудных путей. А ты готова сидеть в своей скорлупе и бояться каждого вздоха. Пусть нищая, пусть на дне, но зато без проблем и сложностей!

Анюта опять рассмеялась:

– Да это здесь я на дне! Меня посадили, и вылезти не дают. И какое у меня богатство? У меня ни рубля нет. Я вообще не понимаю, за что тружусь. Мне же лично никто не платит.

– Тебе дают клиенты деньги сверху, а ты спускаешь на наркоту.

– А куда мне их девать? На что еще тратить? Меня же не выпускают отсюда никуда. Я уже даже не помню, как магазины выглядят.

– Попроси Вадима, что-нибудь купить. Или меня.

– А ты почему не просишь? Сиди здесь, как я, пусть тебе Вадим все покупает. Н-е-е-ет, тебе прогуляться хочется. Среди людей походить. Себя показать. Повыбирать, посмотреть, потрогать.

– Просто у меня есть такая возможность. Если она у меня есть, то я ей пользуюсь.

– А почему такая несправедливость? Почему у тебя есть, а у меня нет?

– Потому что я веду себя нормально. Не убегаю, не ною, не вешаюсь.

– Так правильно, потому что ты сама сюда…

– Ой, все! Хватит! – не дала договорить Натка, задолбала уже! Сама не сама! Сколько можно одно и то же говорить? Все уши прожужжала.

– Тебе легко говорить.

– Короче, меня этот твой бред уже достал. Убирай все, что здесь разбросала. Я пошла в душ, когда вернусь, что бы порядок был. Иначе, ты меня, конечно, извини, придется пожаловаться Вадиму. Меня такие ситуации не устраивают. Анюте ничего не оставалось делать, как начать уборку.

Прошло еще немного времени, и опять наступил день, когда ни денег, ни допинга у нее не оказалось. Наплевав на все Наткины упреки и просьбы не трогать ее вещи, Анюта вновь обыскала всю комнату, но на этот раз более аккуратно. Ничего не найдя, она поплелась к Лукавому, но тот даже слушать ее не стал, а с криком вышвырнул из комнаты, не забыв при этом, пару раз ударить, что бы больше не приходила. Анюта чувствовала огромную слабость, все вокруг раздражало. Она не могла попасть в свой привычный мир. Обида и злость переполняли ее: «Ничего, переживу как-нибудь» – думала она.

На следующий день недомогание стало сильнее. «Завтра будет лучше» – подбадривала мысленно себя Анюта. Но она даже представить не могла, как сильно ошибалась. С каждым днем становилось все хуже. Начались боли по всему телу, периодическое потемнение в глазах, постоянный страх, заставляющий вздрагивать от каждого шороха. И в какой-то момент стало совсем невыносимо. Подойдя к зеркалу, Анюта ужаснулась. Из зеркала на нее смотрела старуха. Исхудавшее тело и лицо, впадины вместо щек, огромные мешки под глазами, смертельно-бледный цвет кожи и синие губы. Кожа была неприятной и мерзкой, через которую пробивались мелкие морщинки. Черты лица стали остро выражены и эти гадкие расчесанные язвочки на лице, руках, ногах, животе, груди. Чистой была только спина, так как она до нее просто не дотягивалась во время зуда. Волосы были свалены и этот пустой потухший взгляд… От увиденного ей стало еще хуже. Тело продолжало ломить и выкручивать. Ей хотелось орать от боли, казалось, что кто-то выворачивает ее наизнанку, вместе со всеми костями и внутренностями. Схватившись рукой за угол шкафа, Анюта впилась в него ногтями и громко заорала. На полированной поверхности оставались царапины от хватки. Ей стало настолько невыносимо, что она заорала еще громче.

В комнату влетел Лукавый:

– Ты че орешь? – прикрикнул он на нее.

– Помоги мне, – простонала Анюта, – Помоги. У тебя есть, я знаю. Я сдохну сейчас, помоги…

– Сдохнет она, – усмехнулся Лукавый, – Когда-то вешалась и не боялась. А тут что, страшно стало?

– Помоги, – начала медленно подходить к нему Анюта. – Помоги, – процедила она сквозь зубы и, сделав шаг вперед, схватила огромную пепельницу и ударила его по голове. Лукавый схватился за разбитое место и начал медленно опускаться на пол. Анюта ударила его еще раз, а потом еще и еще.

– Помоги! – кричала обезумевшая девушка, – Помоги! Она кричала и била, уже вдребезги разбитую голову. Очнувшись от аффекта, Анюта увидела, что Лукавый лежит на полу без движений. Все было залито и забрызгано кровью, вместо лица было одно сплошное месиво.

К горлу подступила тошнота. Бросив пепельницу на пол, она выбежала из комнаты и заперлась в ванной. Немного успокоившись, Анюта вернулась обратно, к трупу Лукавого. Превозмогая тошноту и брезгливость, она начала лазить по его карманам. Рука наткнулась на что-то металлическое, вытащила и не поверила своим глазам. Это были ключи! Ключи! Эти маленькие куски железяк, один из которых, держал ее столько времени. Так же она нашла в карманах покойника небольшую сумму денег и… пакетик с героином. Значит, он все-таки нес ей его…

– Ну и дурак ты, – усмехнулась Анюта. Если бы сразу отдал, то живым бы остался. Ладно, надо срочно бежать. Нет сначала укол, а то я далеко не убегу.