А счастья может и не быть… — страница 48 из 60

– Ну, вот и сделаешь, что я хочу. Немного наполнишь мой кошелек, своим телом.

– У тебя для этого есть много желающих. Зачем тебе я?

– Я устал повторять одно и то же. Все, Наташ, тема закрыта.

– Но ты хуже же сделал еще, чем я! Ну почему, ты убийца ее родителей и своего ребенка, судишь меня, а не себя?! – забилась в истерическом рыдании Натка.

– Потому что ты все испортила, – тихо сказал Эдик, аккуратно пристегивая девушку металлической атрибутикой. Затем встал, посмотрел на Натку прощальными глазами, улыбнулся, вытер выступившие слезы, подмигнул и ушел. На этот раз дверь он запер на замок. И Натка опять осталась одна. В пустом доме. Не понимая, что будет дальше. Она закрыла глаза и принялась ждать…

Ночь сменилась на день, а день на ночь. Натка уже не понимала, сколько дней она так лежит «Неужели это и есть моя смерть? Жуткая, от боли, голода и обезвоживания?» – думала она, но освободиться от проклятых наручников не хватало сил. Иногда в глазах темнело и она проваливалась в сон. Потом опять просыпалась, потом опять проваливалась… В какой-то момент, она увидела себя в прошлом, не понимая, сон это был или потеря сознания. Она увидела себя маленькой. В том самом детском доме, в котором она жила с самого рождения. Ее там оставила мать и больше никогда не появлялась в ее жизни. Она росла и наблюдала, как других детей забирают в семьи. Как они счастливые выходят из этого проклятого приюта. В такие моменты она представляла, как их приводят в квартиру, где есть детская комната, отдельная кухня, отдельный душ и туалет. Как им улыбаются, называют своим ребенком, новым членом семьи и полноправным хозяином квартиры. И у этих детей появляется самое святое в жизни. У них теперь есть мама и папа. У них теперь есть семья и собственный дом. А ее, Натку, никто не забирал. Хотя она очень старалась. Когда приезжали за кем-то из деток, то Натка борясь со страхом, залезала на маленький стульчик и с огромным выражением читала стих «Уронили мишку на пол». Ей громко хлопали, хвалили, улыбались. Но… На этом было все. За руку из детского дома выходили другие дети, а Натка осыпанная овациями и улыбками, по-прежнему оставалась одна. В какой-то момент, ей показалось, что она просто читает не тот стишок и именно поэтому ее не забирают. И она выучила другой. Более большой, про маму. И к приходу следующей семейной пары, она подготовилась намного тщательнее. Сама привязала себе бант (не забыв указать на это пришедшим дяде с тетей), как и прежде, встала на стул и стала громко и с выражением читать: «Мама спит, она устала». Женщина очень громко хлопала и даже прослезилась от такого изумительного ребенка. Потом обняла ее и поцеловала. Натка искренне улыбалась и смотрела счастливыми детскими глазами на эту добрую тетю и уже прокручивала в голове, как уйдет с ней за ручку и будет звать ее мамой. Но… Опять за ворота провожали не ее, а мальчика Пашу, который и стихов-то не знал. А она, Натка, знала. Но ее, опять оставили. И так было всегда. Чем старше она становилась, тем меньше становилась надежда, на то, что ее когда-нибудь заберут отсюда. Натка очень старалась все это время. Ей всегда хотелось выделяться, быть лучше других. Она постоянно что-то делала, но на нее никто не обращал внимания. Ей было непонятно почему. Ведь если смотреть объективно, то рисовала она лучше всех, пела и танцевала тоже. И во всех физических соревнований, она всегда была первой. Но никто на это не обращал внимания. Все что она слышала, после любого своего успеха, это сухое «молодец». И на этом все. И вот, к ним приводят новенькую. Обычная миловидная худенькая девчушка с густыми светлыми, немного вьющимися волосами и небольшим курносым носиком. Девочка молча стояла, опустив голову и не двигалась с места. Воспитатель Мария Олеговна, сказала, что девочку зовут Аня и легонько подтолкнула девчушку к свободной койке. Та послушно поплелась на указанное место и аккуратно села на краешек кровати, все также, не поднимая головы. Натка встала и подошла к новенькой.

– Здравствуй, Аня. Меня Ната зовут. Рассказывай, как так получилось и ты пополнила наши ряды?

Девочка продолжала молча сидеть и смотреть в пол. Натка решила не докучать ее вопросами и дать время привыкнуть к ее новому месту жительства. Чем-то она ей понравилось. А может просто, понимая, что по своей воле сюда не приходят, ей было ее по-человечески жалко. Первый день, Аня ничего не ела. Даже не притрагивалась к тому, что ей давали. И молчала. На следующий день, восприняв отсутствие аппетита ребенка на специально продуманную голодовку, воспитатели решили покормить девочку силой. Держа ей руки и ноги, они запрокинули за волосы детскую головку и начали насильно запихивать в рот большую ложку отвратительной каши. Девочка только поскуливала, пыталась мотать головой и плакала. Натка, не выдержав этого зрелища, подлетела и начала просить прекратить эту пытку, пообещав, что поговорит с Аней и уговорит ее поесть. Получив увесистый подзатыльник, воспитатели все же прислушались к ее словам и отпустили несчастную девочку, повесив питание на Наткину ответственность. Достав из тумбочки недавно выигранную шоколадку, Наташа подошла к своей новой подружке и протянула ей сладость. Но девочка даже не посмотрела в сторону протянутого лакомства, а немного отвернулась и продолжала молча сидеть. Натка не стала настаивать, просто молча вложила Ане ее в руку и со словами: «На, съешь. А то мне попадет», пошла докладывать воспитателям, что Аня ест, и никакой голодовки нет и не было. Вернувшись обратно, она увидела, Что Анюта открыла ее подарок и чуть-чуть надкусила. Подойдя к ней, Натка улыбнулась:

– Вкусно?

– Угу, – кивнула девчушка и подняла на свою спасительницу свои огромные глаза.

Увидев этот чистый детский несчастный взгляд, Натка очень прониклась к этой девочке.

– Ты только еще в столовке сегодня поешь, хорошо? А то опять к тебе пристанут, а меня накажут, что обманула.

– Хорошо, – кивнула худощавым личиком Анюта и Натка наконец-то услышала ее тоненький приятный голосок.

С тех пор они стали дружить. Были, не разлей вода. Все делали вместе. И Натка никому не позволяла ее обижать. Анюта никогда ни перед кем не высовывалась, но ее все замечали. Потому что рисунки ее были лучше, чем у Натки, пела лучше и училась тоже лучше всех. Преподаватели это замечали и постоянно хвалили Аню, в эти моменты она ощущала себя счастливой и искренне, с широко открытыми глазами, улыбалась в ответ. А про Наташины достижения все забыли, а новые никто не замечал. Девочку это ужасно злило. Конечно, Анечка росла в обеспеченной семье. Ходила в музыкальную школу, на кружок рисования и на английский язык. А Наташа развивала себя сама, без мам и пап. И ноты сама изучала. Тренировала голос, за что частенько получала пинки и подзатыльники, за то, что нарушает тишину. И никто ей ни в чем не помогал. А той жизнь все преподнесла на блюдечке с золотой каемочкой. Ну и где здесь справедливость? Со временем, Натка начала понимать, что ненавидит свою подругу. Ее стали раздражать ее удавшиеся дела, ее большие глаза, ее голос, волосы и особенно улыбка, которая больше не вызывала у подруги умиления, а только жжение внутри и призрение. И в какой-то момент, она не выдержала. Ворочаясь на скрипучей койке, девочка никак не могла уснуть и вдруг услышала слабое сопение с соседней кровати. Как ей стал противен этот легкий еле слышный звук. Словно кадрами из кинофильма, перед Наткой вставали моменты, как ненавистную подругу все хвалят, все любят. Как ее ставят в пример и она пылает от счастья. И никто не обращает внимания, на стоящую в стороне Натку, которая тоже старалась, но ее старания остались незамеченными. Потому что ее просто не любили. Не по причине, а просто так. Может быть за полноту, может быть за эти отвратительные сальные, жиденькие рыжие волосы. Может быть, за эти некрасивые толстые губы, а может за отвратительные веснушки, которые усыпали все лицо. Но ведь Аня тоже не красавица, но ее полюбили сразу. Она просто притягивала к себе людей и Натке было непонятно, за что. Очень жаль, что она не поняла этого сразу. Очень жаль… Ведь если бы она задумалась, то поняла, что Аня просто напросто добрый и чистый человечек, не выставляющая себя напоказ. Это и нравилось людям. И именно этих качеств не было у Натальи, и именно этим она отталкивала от себя всех и вместо любви вызывала к себе только неприязнь. Опустив руку к полу и постукивая пальцами по полу, девушка нащупала свой носок, который бросила рядом с кроватью перед сном. Сжав его в кулак, она начала мять его, поглядывая на спящую и ничего неподозревающую подругу. Охваченная жгучей злостью и ненавистью, Натка вскочила и начала запихивать его в рот сопящей девочке…

Натка с трудом открыла опухшие глаза и стала вглядываться в темноту, пытаясь понять, почему ей вспомнилось именно это время. Прошло много лет, и она уже почти забыла об этом инциденте. Посмотрев в зашторенное окно, девушка уловила тонкий свет луны, который еле слышно, пробивался сквозь неплотные занавески. «Как же хочется туда, на свежий воздух, к теплому ветру. Хотя бы на пять минут… Хотя бы на пять минут не быть скованной и перестать чувствовать эту, уже невыносимую боль, к которой она уже начала привыкать. Хотя бы на пять минут…

Прошло несколько дней. Сколько именно понять было сложно. Эдик больше не появлялся. «Это все» – прошептала Натка и закрыла глаза. Она уже не могла шевелиться, тяжело дышала и смотрела затуманенным взглядом в сторону стены. Вдруг Натка услышала скрип замка. «Эдик» – подумала девушка. «Он просто решил меня попугать. Ну, слава Богу, наконец-то».

Но она ошибалась, это был не Эдик. На пороге появился совершенно незнакомый мужчина. Он был хорошо одет, гладко выбрит, темные густые волосы были зачесаны назад и уложены с помощью геля. А его дорогой парфюм сразу разнесся по всей комнате. Мужчина остановился и взглянул на Натку:

– Здравствуй Наташа, – улыбаясь, сказал он.

Натка тяжело моргнула в знак приветствия.

– Где Эдик? – с огромным трудом произнесла она.