А счастья может и не быть… — страница 49 из 60

– Зачем он тебе? Я за него.

– Пить хочу… пить… – зашептала она потрескавшимися губами.

Мужчина вышел и вернулся со стаканом воды. Подойдя к Натке, он присел рядом и, поморщившись, стал поить ее.

– Ну и запах, – начал махать ладонью он возле своего носа. – Под себя, что ли ходила?

– А куда же еще? – допив воду, сказала Натка. – Других условий мне не предоставили.

Мужчина брезгливо достал из внутреннего кармана пиджака маленький ключик и, взяв двумя пальцами Наткины руки, стал снимать наручники, демонстративно отворачиваясь, тем самым показывая, насколько ему неприятно к ней прикасаться. Когда железные оковы наконец-то были сняты, Натка тяжело вздохнула. Металл находившийся все это время на запястьях, въелся в кожу, оставив кровоточащие раны. Страшные волдыри окутывали некогда нежные руки. «Видимо металл натер и грязь попала», чуть не плача, подумала Наташа, глядя на изуродованную кожу.

– Поднимайся и пошли, – нервно сказал мужчина, прикрывая носовым платком нос, – Вонь стоит невозможная. Я сейчас весь ей пропитаюсь.

– Я не могу подняться, – жалобно простонала девушка, – у меня ребра сломаны.

– Значит, ползком ползи! – Мне еще нужно как-то тебя в машине терпеть. Сейчас своим «ароматом» весь салон мне испортишь и в химчистку везти придется. Слушай, может мне тебя в багажник положить?

– Не поможет, – горько произнесла Натка, слушая унизительные слова.

– Ну, тогда могу к машине привязать, сзади поволочешься, – недобро усмехнулся тот.

– Тут же наверняка душ есть. Раньше же здесь кто-то жил.

– Ага, может тебе еще воды натаскать?

– Посмотри, пожалуйста. Ты же видишь, что я никуда не сбегу.

– Как раз, насчет «не сбежишь», не знаю. Меня Эдик предупредил, что тебя нельзя оставлять ни на минуту, слишком хитрая баба. Так что ползай и ищи сама.

– А может я лягу, а ты меня просто водичкой польешь, – не придумала она ничего умнее.

– А водичку я, где возьму?

– Не знаю. Но где-нибудь, она же должна быть.

Мужчина подошел к распахнутой двери и начал жадно глотать свежий воздух. Затем, он достал наручники и, приподняв, показал их Натке.

– Ну, значит, еще немного так полежишь.

Взглянув на свои окровавленные запястья и чувствуя жгучую боль в руках, девушка со всей силы замотала головой:

– Не надо. Я очень прошу. Я, правда, не сбегу. Я шевелиться могу с трудом. У меня руки еще раз такой связки не выдержат. Пожалуйста, – заревела она в голос.

– Ладно. Хрен с тобой. Но имей в виду, я за вороты выходить не буду. Здесь что-нибудь посмотрю. Но учти, увижу, что твоя рожа высовывается из дома, пеняй на себя. Привяжу к машине и буду катать по самой бугристой дороге. Да так, что у тебя не только руки, но и все тело разбито будет. Тогда ты точно ходить не сможешь.

Мужчина вышел. Вскоре заглянул в дом и кивнул в сторону выхода:

– Выползай на свободу, мыться будешь.

Натка попыталась приподняться, но боль в боках резанула ее по всему телу и заставила застонать. Затекшее тело и вовсе не слушалось ее после долгого лежания в одной позе.

– Я не могу, – еле слышно простонала девушка.

– Б…дь, выругался мужчина, – если бы я знал, что с тобой столько хлопот будет, то не согласился бы сюда ехать.

Затем он подошел к Натке, взял ее за шкирку и рывком потащил на улицу. Натка взвизгнула от боли и неожиданности, но сопротивляться не могла. Бросив ее посреди двора, он немного отошел и подтащил к ней большую бочку.

– На вот. Больше нет ничего. Здесь вода видимо от дождя скопилась. Так что мойся тем, что есть.

– И как ты себе это представляешь? – скрючившись, спросила Натка, смотря на огромный бочонок.

– Не знаю, – пожал плечами тот.

– Может, ты меня хотя бы польешь?

– Может мне еще душ тебе присобачить?

– Ну, помоги мне, пожалуйста. По-человечески тебя прошу. Твоя же машина. А я действительно, не ароматизирую сейчас.

Мужчина почесал голову, подошел к кадушке, зачем-то заглянул в нее и опять почесал голову. Затем пошел обратно в дом и вернулся оттуда с небольшой кастрюлькой в руках.

– На, поливайся. – Протянул он ей алюминиевую емкость.

Натку уже начал раздражать этот тупоголовый баран. С трудом сдерживая себя в руках, чтобы не нахамить, она процедила сквозь зубы:

– Что ты мне ее протягиваешь? Я подняться не могу. Как, по-твоему, я должна черпать воду из бочки? Лежа? Мне-то все равно, я могу и так поехать. Это ты переживаешь, что бы тачка твоя мной не провоняла. Так что будь добр, помоги мне раздеться и полей меня.

– Еще и раздеться? – хмыкнул мужчина. Но уловив грустную правду в словах Натки, подошел к ней и стал небрежно стягивать с нее одежду. Очень неаккуратно, не обращая внимания, что своей небрежностью, причиняет ей боль.

У Натки всегда была шикарная фигура. Полнота детства, ушла в бюст и бедра, а талия была достаточно тонка. Мужчины на нее всегда смотрели с вожделением. Еще бы! Большая упругая грудь, округлые ягодицы, небольшой животик. Эх! Мечта любого мужика! И она пользовалась своим телом, выставляя его напоказ, тем самым удовлетворяя свою самооценку. Но сейчас она испытывала неимоверный стыд. Некогда шикарное тело, было потным, сальным и грязным. Раны, ссадины и синяки, покрыли бархатистую кожу. А из-за того, что она долго лежала и не ела, она очень сильно убавила в весе. Пышная грудь, уменьшилась и повисла, живот впал. Из боков неприятно торчали костлявые ребра. А ягодицы выглядели, словно мешки с мукой. Ухоженное интимное место покрылось отвратительной растительностью. Лицо было тоже далеко не прекрасным. Рыжие сальные не уложенные волосы. Раны на бледном лице перемешивались с ненавистными конопушками. Синие потрескавшиеся губы и опухшие глаза окончательно придавали уродливости. И этот невыносимый запах. Еще лежит и шевелиться не может! Натка ненавидела себя. Она сейчас презирала ранее любимую внешность и сейчас сгорала от стыда.

– Д-а-а-а… – протянул мужчина, рассматривая Натку. – Какой же мужик на тебя позарится? Не на ту профессию тебя Эдуард назначил. Не на ту.

– Я тоже так думаю. Может отпустишь? – уже как-то безразлично спросила Наташа.

– Не, нельзя. Хотя, если подлечить, откормить, то может и пойдешь.

– Ну, вот ты подлечи, да откорми. Глядишь, себе оставишь, – постаралась улыбнуться она.

– Меня шалавы не интересуют, – грубо ответил тот.

– О! Какая знакомая фраза. Вы с Эдиком не братья случайно?

– Не братья.

– Так странно, шлюх ненавидишь, а сам с ними дело имеешь.

– Я с ними дел никаких не имею. И никогда ни в каких отношениях с такими не состоял. Тем более, в интимных. Я слишком брезгливый. Это Эдик их всех перетрахал. А я сплю только с порядочными девушками, а ни с теми, в ком членов, больше чем волос на голове побывало.

– А ты женат?

– Не твое дело.

– Значит, нет.

– Тебе еще раз повторить, что это не твое дело? – сверкнул в нее недобрым взглядом этот странный мужчина.

– Не мое, так не мое. А как тебя зовут, можно хоть узнать?

– Зачем тебе?

– Просто, что бы можно было по имени обратиться, а то неудобно как-то.

– Не надо ко мне обращаться.

– А вдруг придется. Тебе имя, что ли трудно назвать? Не переживай, в кустах никто не сидит, так что кроме меня тебя никто не услышит.

– Я не переживаю. Андрей меня зовут.

– А меня Наташа. Но все, с детства, Наткой называют.

– Андрюш, а ты можешь, чуть помедленнее на меня воду лить, а то я даже протирать себя не успеваю.

– Не Андрюша, а Андрей. Я тебе не хахаль.

– Надо же, как сурово. Ну, Андрей, так Андрей.

– Ты давай натирайся быстрее. Во-первых, мне не совсем приятно смотреть на тебя. А во-вторых, мы уже как два часа назад должны были выехать отсюда.

– Как там Эдик, – получая очередную порцию дождевой воды, спросила Натка.

– Жив, здоров.

– А где он?

– Слишком много вопросов.

– Ладно. Последний вопрос. Что мне одеть?

– Понятия не имею. Голяком езжай.

– Пожалуйста, только первый пост твой будет. Голая баба в машине, сразу тормознут.

Пробурчав что-то вроде: «Что бы я хоть раз еще с Эдиковскими бабами связался», Андрей долил последнюю воду из бочки и пошел в дом, в надежде найти какую-нибудь одежду для Натки. Надежда его не подвела и вскоре он вернулся со странными тряпками в руках. Швырнув их на землю, он закурил сигарету и пошел к своей машине.

– Оденешься сама, – сказал он, отходя от нее.

Взяв непонятное тряпье, Натка развернула его и поняла, что это старушечий сарафан, размера примерно пятьдесят шестого. Рядом вывалился цветастый платок. «Это, для какого ж возраста? Лет девяносто хозяйке было?», удивленно подумала девушка. Но, за не имением другого одеяния, начала аккуратно натягивать на себя бесформенное платье. Кое-как, продолжая лежать на земле, ей все-таки удалось облачиться в старческую одежду. Попытавшись подняться, она поняла, что это невозможно и позвала своего нового знакомого. Андрей не стал церемониться, а, как и в прошлый раз, волоком затащил ее в машину, не обращая внимания на громкие болезненные стоны. Заведя мотор, он заблокировал двери и Натка отправилась в неизвестность…

* * *

Эдик сдержал свое слово. Уже больше месяца Натка жила и работала в притоне, тем самым повторяя судьбу Анюты. Она так же терпела побои, насилие, унижение и жестокое чувство безысходности. Андрей появлялся тоже редко. Натка пыталась поговорить с ним, просила, а иногда и вымаливала встречи с Эдиком, в надежде, что тот простит ее, сжалится и заберет отсюда. Но в ответ получала только отказ, или того хуже, тумаки. Потеряв смысл жизни и четко осознавая, что ничего нельзя изменить, Натка, вдруг, подумала об Анюте. Но никакие раскаяния, ни даже сострадания, не вошли в ее разум. Только ненависть. Опять ненависть… «У нее хотя бы была я», – думала со злостью та, сжимая кулаки: «А у меня никого! Никого! Меня здесь бросили одну, как собаку, в окружении каких-то трех драных потаскух!». Первое время у нее еще оставалась надежда на то, что она сможет выбраться. В голове она прокручивала многочисленные планы побега, но потом понимала, что они не имеют смысла, а точнее конца. Хотя нет, не так. Конец они как раз имеют, а вот результата нет. Она заперта в четырех стенах. Ее окружают огромные амбалы, чьи имена она даже не успевает запомнить, так как они постоянно меняются. И к слову говоря, тоже периодически забавятся с ней, устраивая частые принудительные субботники. Жизнь Натки замкнулась и перестала крутиться, оставаясь на одном месте. И место это – дно. Глубокое, темное, безвыходное дно.