культю, я ему помогал перебинтовывать…
Снова зазвонили, Савушкин выслушал кого-то с серьезным лицом, сказал: «Хорошо, я не возражаю. Пусть занимается».
Вернулся к разговору:
— У тебя какие проблемы, Олег? Ты, ведь, на больничном ещё?
— Да, на больничном. Но самочувствие вполне уже, Юрий Николаевич. Работать хочу, на питомник вернуться.
Савушкин озадаченно смотрел на лейтенанта.
— Олег, одно дело мой дед: село, частный дом, верстак с рубанком. Постругал доску, отдохнул-перекурил, курам зерна сыпанул, по двору прошелся… Но — розыск! Твоё желание продолжать службу я по-человечески приветствую, но сам понимаешь: бегать с собакой по вызовам?… Не представляю.
— Я выдержу, товарищ полковник!
— Гм.
Савушкин задумался. Барабанил пальцами по крышке стола, смотрел за окно. Олег смотрел на его руку — как хорошо, послушно работали пальцы! А его правая рука ещё не того, не совсем…
Олег спрятал её под приставной столик, у которого сидел перед Савушкиным. Впрочем, полковник всё знает, читал же, наверное, заключение врачей — перебиты нервы, рука пока что полностью не восстановилась, но Юрий Николаевич — не чванливый чинуша, равнодушный к горестям других людей. Стал бы он про деда своего, прыгающего на деревянном протезе рассказывать, если бы не сочувствовал ему, Олегу?!
Савушкин спросил:
— А как там, на питомнике? Знают о твоём желании вернуться на службу?
— Знают.
— Ну и?…
— Шайкин против.
— Вот, видишь. Значит, будут проблемы.
— Я жаловаться не приду, товарищ полковник.
— Да я знаю, ты не из жалобщиков. Но, может, о чём другом будем с кадровиками говорить, Олег? В милиции много разных служб и кабинетов. Ты институт окончил?
— Нет пока, четвертый курс.
— Давай я тебя в управление к себе возьму. Компьютер знаешь?
— Знаю. У меня дома есть.
— Ну вот. Статистикой будешь заниматься, ходить никуда не надо.
— Я кинолог, Юрий Николаевич. Меня Линда ждет. И вообще…
— Собака, что ли? — Савушкин совсем по-детски рассмеялся.
— Ага. Мы с ней в Чечне вместе были. Боевой друг, можно сказать.
— Ну хорошо, про друга не забывай, можешь её время от времени проведывать. Дома можно пса завести.
— Я хочу служить по своей специальности, Юрий Николаевич! Прошу меня понять. Я же к вам не просто так пришёл!
Савушкин крутнул головой. ещё раз внимательно глянул на Олега, взялся за телефон.
— Виктор Михайлович, приветствую тебя… Знаешь, кто у меня сейчас сидит? Лейтенант Александров. Да, тот самый, кому ты орден с Тропининым вручал… Вот тебе и «А-а…» Он на работу выходить собирается, по старому месту службы… Я ему то же самое говорю: как будешь с собакой на протезе бегать? А он заверяет — сумею… От инвалидности отказывается, да. Поблажек не просит… Хорошо, я понял.
Полковник положил трубку.
— В общем так, товарищ лейтенант. Барьеров тебе много придется преодолеть. Милиция — та же армия, бюрократов пруд пруди. Прежде всего, конечно, медики. Никто из них в восторг от твоей просьбы не придёт, знаю. Уголовный розыск и офицер без ноги. Нонсенс!
— Маресьев без обеих ног на боевом самолёте летал и немцев бил, Юрий Николаевич! — дрожащим голосом, отвечал Олег. — И дедушка ваш, фронтовик, без дела не сидел, сами рассказывали. А если бы с Вами такое случилось — Вы бы в инвалидную коляску пересели? Или по вагонам электрички с шапкой ходили: пода-а-айте пострадавшему в чеченской войне-е… Так, что ли?
— Ну, ты загнул! — Савушкин снова засмеялся. — Утрируешь, Олег. Я же не против, сразу тебе сказал… Давай вот как решим: ты пишешь рапорт с просьбой оставить тебя на службе…
— Вот он. — Олег выхватил из куртки вчетверо сложенный лист бумаги, подал.
— Хорошо. Моё принципиальное согласие ты получил, с Черняевым я сейчас говорил, ты слышал. Тропинин, думаю, поддержит твою просьбу… Словом, проходи комиссию, убеждай врачей. Они будут тебе палки в колеса ставить. И министерство. Там, на самом верху. Надо кого-то в Москве подключать.
Олег знал, кого именно: Колчина, начальника кинологической службы МВД. От него многое зависело.
… Познакомились они летом девяносто четвертого года в Петербурге. Олег с Линдой в составе сводного отряда кинологов МВД обеспечивали безопасность Игр Доброй Воли. Там, на трибунах спортивного комплекса, в куче мусора, Линда и обнаружила фальшфейер в пачке из-под сока.
Заложили его, как потом выяснилось, московские чекисты: решили проверить работу служебных собак.
Отличилась Линда.
Олега, тогда ещё сержанта милиции, наградили знаком «За отличную службу в МВД», а начальник кинологической службы министерства, полковник Колчин, «положил на него глаз», понравился ему этот серьезный, парень, воспитавший такую классную собаку.
Потом они встретились в Москве, когда отряд кинологов летел под началом подполковника Даурова в Чечню.
Потом был Гудермес, шоссе, «Урал»…
С бьющимся сердцем Олег набирал сейчас московский номер. Как ещё отнесётся Колчин к его просьбе?
Тот о ранении Олега знал.
Полковник выслушал просьбу о помощи, сурово спросил:
— Олег, ты твёрдо решил остаться на службе?
— Я бы не звонил, Сергей Викторович.
— Ладно… Я попробую тебе помочь. Придется идти к министру, ниже никто такой вопрос решать не будет. Собирай документы — ходатайство вашего УВД, заключение врачебной комиссии, характеристики. И присылай всё это мне.
Начались для лейтенанта Александрова новые, нервные хлопоты.
Сколько он кабинетов прошагал на своем протезе, сколько видел удивлённых глаз — зачем тебе это нужно, парень? Жил бы себе спокойно, пенсию получал…
Нужные бумаги постепенно, одна к одной, ложились в заветную папку.
Теперь у него были на руках:
— заключение кадровиков: «Об оставлении на службе лейтенанта милиции Александрова О.М.»;
— заключение военно-врачебной комиссии;
— ходатайство главного управления уголовного розыска;
— ходатайство генерала Тропинина;
— ходатайство губернатора Придонской области;
— заключение ГУОШ МВД «О результатах проверки факта гибели и ранения сотрудников органов внутренних дел в районе г. Аргун Чеченской республики»;
— личный рапорт.
На сбор всех этих жизненно важных для Олега бумаг ушло почти два месяца.
Бюрократическая машина потом ещё столько же времени приглядывалась к этим бумагам. Может быть, этим бы всё и закончилось — случай был из ряда вон, требовалось высочайшее разрешение, кому-то надо было взять на себя ответственность.
Полковник Колчин лично пошёл к министру.
Судьбу Олега Александрова решил В.И. Колесников, в то время исполнявший обязанности министра. Размашисто написал на официальной бумаге: «Просьбу удовлетворить».
В декабре 1996 года, ровно через год после ранения, Олег вышел на работу.
Глава шестнадцатая
Питомник служебного собаководства Придонского УВД — на краю города. В своё время место для беспокойного этого, лающего по любому поводу хозяйства из сорока почти псов выбрали вдали от центра и жилых домов. Но со временем дома и некие производственные предприятия сами разместились поблизости, город разрастался, свободного места становилось всё меньше, теперь питомник, а официально «Центр служебного собаководства», — в окружении мебельного цеха, небольшого заводика, где разливали «левую» водку, автомастерской и нескольких магазинчиков с самыми разными товарами и напитками.
Сам питомник по периметру окружён глухим кирпичным забором. Площадь, которую занимает «Центр», приличная, тут есть и дрессировочная площадка с бумом, полосой препятствий, лестницей и щитами-барьерами, и просторный двор для выгула собак, место для стоянки автотранспорта.
И служебных построек несколько — для кинологов с майором Шайкиным во главе, для ветеринара, старлея Кровопускова, кухня с двумя поварихами, ещё гараж для «УАЗа»-»буханки» и обычного «козла».
Про вольеры и говорить нечего — им на питомнике главное место: один ряд вдоль забора, другой — в глубине двора, есть ещё и третий, рядом со служебным зданием, здесь держат подрастающее поколение будущих «мухтаров».
Псы живут вольготно. Во-первых, у каждого отдельная жилплощадь, они, как люди, не теснятся; во-вторых, у них всегда в наличии свежий воздух — и зимой, и летом. Поэтому псы закалённые и весёлые. Кинологам, своим хозяевам, всегда рады, прыгают на решётки ограждения и дружелюбно подлаивают. Ветеринара, старлея Кровопускова, не любят — он псов хоть и лечит, но лечит больно, не жалеет их собачьих шкур. А майора Шайкина, начальника Центра, просто побаиваются. Он всегда насупленный, строгий, гоняет и инспекторов, и их, собак, за малейшую провинность. Все они — Туман, Барон, Рокки, Джой, Тим, Альфонс, Линда… даже взгляда майора Шайкина не выдерживают, отворачивают голову и поджимают хвост, чем дают понять: ты наш вожак. Главный, значит, хозяин.
В обычной обстановке псы ведут себя спокойно: кто спит, кто блох выкусывает, кто о соседке по вольеру думает. Тот же Альфонс — ух, как он о Линде мечтает! Особенно, когда у неё течка, и Линда сама тогда места себе не находит.
Но сейчас, декабрьским стылым этим утром, в вольерах тишина: псы только что позавтракали, чашки ещё вылизывают. Каша нынче вкусная, не то, что было вчера. Не иначе, вчерашняя повариха сумку с мясом домой унесла. А без мяса пёс теряет интерес к милицейской службе, у него на голодное брюхо одно на уме: чего бы сожрать!? И возмущается, конечно. По норме собаке много чего положено: мясо, кости, рыба, хлеб, крупы, картошка, сало, масло — то есть, белки, жиры и углеводы. И ещё витамины. Поел — дай запить. Чтобы в желудке нужная работа началась, и энергия появилась. Учёные, которые хорошо понимают собачью милицейскую жизнь, всё посчитали и обо всём написали в умных книжках — сколько и чего давать каждой собаке, несущей государственную службу, в зависимости от её величины, возраста, а также нагрузки. Если пёс в простое — чего на него зря калории тратить! Другое дело, к какой-либо ответственной работе должен быть готов. Или, к примеру, кобель нужен для вязки с противоположным полом. Тут уж ему рацион надо значительно улучшить, потому как энергии требуется в предстоящей работе много, учёные подсчитали, что аж процентов на тридцать, вывели это из практики, из пристальных наблюдений.