дня к вам не собирался, значит, и не приеду.
— То есть «не приеду»? — изумился бизнесмен.
— То и есть, — равнодушно продолжил я. — У меня сегодня был длинный и трудный день, потому никакого желания таскаться по гостям нет. Завтра, Илья Николаевич, все будет завтра. Обещаю, что вечером к вам загляну, тогда мы все обсудим. И ваше здоровье, и погоду, и природу.
— Александр, — в голосе олигарха громыхнули раскаты грома. Ну вот не привык он слышать отказы, особенно от лиц, социальное влияние и материальное состояние которых меньше, чем его собственное. — Послушай меня…
— Насчет ужина распорядитесь, — перебил я его. — Я бы вот шашлыков покушал. Карских. По ресторанам времени таскаться нет, а шашлычка хочется. С аджикой и всем таким.
Носов издал горловой звук, который смело можно было расценить как крайнюю степень недоумения, грозящего перейти в недовольство, потому я поступил с ним так же, как с недавней ведьмой, — просто не стал слушать. Тем более что ничего нового он мне все равно не скажет.
— Ты с кем так жестко? — полюбопытствовал Стас. — А?
— Да один старый хрен на мою голову свалился, — пояснил я, убирая телефон в карман. — Я ему услуги условно-медицинского характера оказываю. Отвары, припарки, мануальная терапия, то-се… Платит хорошо, нет проблем, но гонору у него больно много. Ну, этого, знаешь, я начальник, ты дурак. А мне подобных заморочек в недавнем банковском прошлом хватало, потому сейчас они мне на фиг не нужны. Вот и строю его время от времени.
— Смотри, такие деды обидчивые, — заметил Калинин. — Когда вылечится, возьмет да и закажет тебя какой-нибудь шпане малолетней. Ее в таких случаях, когда речь идет о поучить, чаще всего используют. От удара битой по башке сзади, знаешь ли, ни ствол, ни экстрасенсорные способности не спасут.
— А какая фамилия у этого деда? — поинтересовалась Маринка. — Я его, часом, не знаю? Больно голос знакомый был.
Калинин коротко хохотнул, оценив двусмысленность фразы.
— Дурак! — возмутилась соседка, саданув его локтем в бок. — Саш, а возьми меня завтра с собой, а? Я тоже шашлыков хочу!
— Перебьешься, — даже не стараясь соблюдать хоть какую-то вежливость, ответил ей я. — К метро сходи, там недавно шашлычную открыли. Говорят, что неплохую.
Маринка насупилась и замолчала, глядя на дорогу, которая стелилась под шины произведения немецкого автопрома. Вот только меня не проведешь, не иначе как завтра она попробует сесть мне на хвост, когда я отправлюсь к Носову. И не удивлюсь, если она на самом деле узнала того, с кем я беседовал. Зрительная и слуховая память у Маринки были о-го-го, как и положено человеку ее профессии, голос же моего нанимателя она слышала совсем недавно, на пресс-конференции, которую тот устраивал в честь начала масштабного бизнес-проекта по отжатию имущества господина Белозерова.
Кстати, не удивлюсь, если под словосочетанием «обсудить еще кое-что неприятное» Носов имел в виду мой вчерашний визит к вышеупомянутому господину. Наверняка у него есть в доме конкурента глаза и уши, как без них? Бизнес — это не деньги, связи и возможности. Бизнес в первую очередь максимально полное владение информацией обо всем и обо всех, а уж после все остальное.
Но мне плевать на его недовольство. Не нравится — расходимся в разные стороны. Я вообще подобному раскладу только рад буду. Баба с возу — кобыле легче. Хотя завтра, конечно, к десяти часам вечера буду у него как штык. Вдруг Белозеров все же выполнит мое условие? Сомнительно, конечно, но мало ли?
Покупая рассаду, я не учел одного — ее же еще надо было поднять ко мне на этаж. Стас, само собой, ничем таким заниматься не собирался, он дождался, пока ящики переместятся из багажника на лавочку, бибикнул на прощание и умчался писать свои отчеты. На Маринку тоже рассчитывать не приходилось, она, изображая смертельную обиду, даже подъездную дверь мне подержать не пожелала.
— Тебе надо — ты и таскай, — злорадно сообщила мне звезда журналистики, показала язык, легко взбежала по лестнице вверх, а через секунду добавила: — Это, Смолин, тебя жизнь наказывает за то, что ты скрытный, хитрый и не желаешь идти друзьям навстречу! У нас еще и лифт поломался. Придется туда-сюда пешком ходить! Так и надо!
Скажу честно, эти походы по лестницам вверх и вниз меня окончательно вымотали. Вроде и тяжести в тех ящиках нет, но тем не менее.
— Все, — сообщил я Вавиле Силычу, ставя последний ящик на пол. — Дальше вы сами с этими растениями управляйтесь.
— Так о чем речь! — обрадованно заявил он. — Управимся! Да, братцы?
Штука в том, что, пока я подрабатывал грузчиком, в моей квартире собрались подъездные со всего дома. Первым появился Вавила, как видно углядевший то, что я нес домой, и понявший, что этот подарок для него со товарищи, а следом за ним подтянулись и остальные. Теперь эта компания вертелась вокруг рассады и горячо обсуждала, что куда надо высаживать и какие цветы у чьего подъезда должны быть.
— Эти ко мне! — суетился Пров Фомич из первого подъезда. — Они яркие и красивые будут!
— А остальным, стало быть, достанутся блеклые и страшненькие? — возмутился Вавила Силыч. — Да? Так не по справедливости! Да?
— Верно! — загудели подъездные. — Ишь, удумал чего! Руки загребущие! Всегда только о себе думает, а до обчества и дела нет!
— Так с меня дом начинается! — отбивался от них Пров Фомич. — Сами поразмыслите: зачин — всему делу голова. По первому подъезду судить станут, как мы тут живем-хозяеваем. Иль не так?
— Не так! — гаркнул кряжистый подъездный, имени которого я не помнил. — Это он с твоей стороны первый. А ежели с моей зайдут, так я первым стану, хоть по цифири и десятый! Вход в двор-то с обеих сторон.
Жанна, с интересом наблюдавшая за происходящим, тоненько захихикала, подъездные тут же повернулись к ней, причем некоторые сурово сдвинули брови. Они уже смирились с тем, что в доме обитает призрак, но это не означало того, что какая-то нежить могла себе позволить высказывать хоть какое-то мнение об их делах и хлопотах. Моя спутница мигом замолчала, но следом за тем все же показала хозяину десятого подъезда большой палец, как бы одобряя его аргументацию.
Я же тем временем присел на диван и прикрыл глаза. Вымотали меня последние дни, не врал я Носову. В Лозовку бы, в тишину лесную, на берег реки, где тихонько плещет волна, а по вечерам русалки танцуют при луне…
Короче, сам не заметил, как задремал.
Разбудила меня вибрация телефона. Громкий сигнал-то я еще в машине отключил, подумав, что Носов вряд ли угомонится, а вибрацию нет. Я, вздрогнув, открыл глаза, подумав было, что вырубился буквально на минуту. Но нет, за окном уже царила темень, то есть проспал я никак не менее полутора часов, а то и поболее того.
Подъездные никуда за это время не делись, они все еще делили рассаду. Мало того, они полностью раздербанили содержимое ящиков, расставив его на полу комнаты равными долями в шахматном порядке. А теперь, похоже, разыгрывали методом жеребьевки, об этом свидетельствовала шапка с ушами, в которой белели свернутые бумажки.
— Тяни, — сказал Вавила Силыч Прову Фомичу. — Ты орал громче других, вот и давай
Надо понимать, мой приятель тут распоряжается процессом на правах хозяина подъезда. Так-то старший у них Кузьмич, вон он в уголке сидит на миниатюрной табуреточке. Его слово всегда будет последним, но сейчас патриарх в процесс не лезет, признавая за Вавилой право рулить процессом. И вообще у подъездных все очень строго с вопросами субординации, соподчинения и дифференциации. Похлеще даже, чем у японцев, а уж те будь здоров насколько социально организованные ребята.
— Я тоже тягать не хочу, — вдруг сказал юный еще совсем Кондратка из восьмого подъезда. — У меня лапа несчастливая. Достанутся вон анютины глазки, а я их не люблю. У них цвет тревожный.
— И то, — поддержали его сразу несколько голосов. — Не то вытягнешь — пили потом себя все лето!
Надо же, шепотом разговаривают, чтобы меня не разбудить. А еще пледом накрыли и кроссовки с ног сняли. Трогательно, блин.
Вот на кой мне люди с их вечными заморочками и постоянными «хочу» да «дай», когда рядом такие друзья есть?
— Да не заморачивайтесь вы, — посоветовал начавшим спорить подъездным я, доставая из кармана дергавшийся смартфон. — Пусть вон Жанна моя выберет, кому какая бумажка достанется. Или Родька. Они оба лица относительно незаинтересованные. Жанна так точно.
— Разбудили мы тебя? — виновато спросил Вавила Силыч. — Извини уж!
— Не вы, — показал я ему смартфон с мерцавшим экраном и ответил на вызов: — Да?
— Хороша идея, — ухнул филином из угла Кузьмич. — Правильнее, вестимо, чтобы Ляксандра выбирал, но коли он занят, то пущай мертвячка пальцем тыкнет, кому чего брать. Хоть какая польза с нее обчеству будет!
Жанна явно немного обиделась на «мертвячку» и то, что ее сочли в целом бесполезной для жизни дома, но все же согласно кивнула.
— Александр, добрый вечер. Это ваш тезка, — раздался в трубке знакомый мне голос. — Илья Николаевич желает с вами пообщаться именно сегодня, а не завтра, потому убедительно прошу вас приехать. Машина уже стоит у вашего подъезда.
— Ночь на дворе, — недовольно сообщил ему я. — И вообще, вы меня разбудили.
— Приношу свои извинения. И тем не менее вынужден настаивать на том, чтобы вы выполнили просьбу Ильи Николаевича.
— А если нет?
— Такой ответ не рассматривается, — выдержав паузу, сказал помощник Носова. — Увы.
— Секунду, — сказал я и плотно прикрыл телефон ладонью. — Вавила Силыч, а что, лифт уже пустили?
— Ага, — подтвердил тот, мешая бумажки в шапке. — Еще час назад.
— А снова его остановить нельзя?
— Зачем же? — удивился юный Кондратка. — Неудобство людям!
— Ну, если надо? Ненадолго.
— Ты прямо говори, Ляксандра, чего хочешь! — топнул валенком по полу Кузьмич.
— Мне Вавила рассказывал, что как-то раз кто-то из обчества заставил алкаша два часа по лестнице подниматься, — сдерживая улыбку, пояснил я. — Он шел-шел, а дойти до дома никак не мог.