– Исайя предложил мне уехать к океану, ты едешь с нами. Мы заляжем на дно до лета, пока мне не исполнится восемнадцать, а потом будем свободны как ветер.
– А как же Трент?
– Он тебя бьёт. Тебе не нужен этот вонючий ублюдок!
Я замечаю сваленные в углу пластиковые пакеты. Отлично, это подойдёт. У мамы не так много вещей, которые стоит брать с собой.
– Элизабет! – мама пинает ногой обломки кофейного столика и бросается ко мне. Она с силой хватает меня за руку. – Стой!
– Что? Мама, мы должны побыстрее уйти. Ты же знаешь, если Трент вернётся и застанет меня здесь…
Она прерывает меня, снова судорожно гладит по волосам.
– Он тебя убьёт! – её глаза наливаются слезами, она опять шмыгает носом. – Он тебя убьёт, – повторяет она. – Я не могу уехать.
Из меня как будто выходит воздух, всё тело оседает. Это похоже на молниеносное прояснение после кайфа.
– Ты должна!
– Нет, детка. Я сейчас не могу. Дай мне пару неделек, хорошо? У меня есть кое-какие дела, которые нужно решить, а потом мы с тобой уедем, обещаю. Честное слово!
Дела? Какие у неё могут быть дела?
– Мы уезжаем. Немедленно.
Её пальцы зарываются в мои волосы, сжимаются, больно тянут. Она наклоняется и прижимается лбом к моему лбу. Обдаёт меня пивным перегаром.
– Обещаю, детка. Обещаю, что уеду с тобой. А теперь послушай меня. Мне нужно обрубить кое-какие хвосты. Доделать дела… Дай мне пару недель, а потом мы уедем.
Дверная ручка поворачивается, и моё сердце начинает стучать как пулемёт. Он вернулся.
Мама до боли впивается в мою руку.
– В мою спальню!
Она тащит меня через всю квартиру и едва не падает, споткнувшись о груду разбитой мебели.
– Лезь в окно!
Желчь подкатывает к горлу, я начинаю дрожать.
– Нет. Я не уйду без тебя.
Оставить маму здесь – это всё равно что смотреть на песок, убегающий из песочных часов, будучи прикованной цепью к стене. В один прекрасный день Трент не сможет сдержаться, и дело кончится не просто синяками или переломами. Он её убьёт. Время, проведённое с Трентом, – наш смертельный враг.
– Скай! – орёт Трент, входя в квартиру. – Сколько раз тебе говорить, чтобы запирала дверь?
Мама крепко обнимает меня.
– Беги, детка, – шепчет она. – Беги, а через пару недель приезжай снова.
Она отрывает от окна картон, и я в ужасе отпрыгиваю назад, когда в образовавшийся проём просовывается рука.
– Давай её сюда.
Исайя всовывает голову внутрь и хватает меня обеими руками. Я перестаю дышать, вдруг понимая, что один из этих ребят собирается меня убить.
Райан
Я выбрасываю руку вперёд. С глухим стуком мяч отлетает от оранжевой коробки, примотанной к чёрной брезентовой сумке, служащей нам мишенью. Сегодня я никак не могу сосредоточиться как следует. Бросать мяч – это главное. Если Логан говорит «в корзину» – бросаю в корзину. Если он командует «за пределы» – бросаю за пределы. Если просит прямо в мишень – я должен сделать и это, без вопросов.
Но я всё думаю о Бет. Она выглядела такой невыносимо маленькой и потерянной, что мне захотелось обнять её и загородить от всего мира. Никогда не думал, что смогу испытать нечто подобное по отношению к Скейтерше. Ладно, за ужином выясню, что с ней такое. Я сыт по горло играми в молчанку.
Я вращаю плечом, пытаясь почувствовать мышцы, но ничего не выходит. Битый час я швырял мяч, а мышцы в руке дряблые, как желе.
Зал у нас совсем простой: обычный ангар с покрытием из искусственной травы и кондиционером на потолке. Кондиционер уныло жужжит над головой, каждые несколько секунд раздаётся удар биты по мячу.
Джон, мой тренер, отодвигает ограждение.
– Отлично, но ты по-прежнему бросаешь мяч только рукой. Не забывай, мощь и вектор броска должны идти от всего тела, от ног! Как рука?
Устала. Бет, наверное, здесь не понравилось. Унылый ангар, набитый парнями, которые отбивают мячи в сетки или забрасывают в сумки. Какая-то часть меня испытывает досаду. Она даже не зашла посмотреть!
– Могу бросить ещё пару раз, если хотите.
– Ты даёшь отдых руке, как мы договорились?
– Да, сэр.
Правда, не слишком усердствую. Сейчас я точно знаю, где находится вращательная манжета моего плеча: примерно в двух дюймах книзу от верхушки плеча, там, где болит.
– Давай на этом закончим.
Я катаю мяч в руке. Бет не единственное, что отвлекало меня во время тренировки, и, как бы я ни гнал от себя эти мысли, они всё равно возвращаются.
– Можно задать вопрос?
– Валяй.
– Если бы вы могли выбирать между тем, чтобы играть в бейсбол за команду университета, или тем, чтобы сразу после школы уйти в профессионалы, то что бы вы выбрали?
Джон скребёт щёку, глядя на меня со смесью удивления и растерянности.
– Ты хочешь поступать в университет?
Я не знаю.
– Так что бы вы сделали, будь у вас выбор?
– У меня не было выбора. Играть в бейсбол за университет было моей единственной возможностью.
– Но если бы?
– Пошёл бы в профессионалы.
Я с размаху шлёпаю перчаткой по мячу. Вот и ответ! О чём я только думаю? Все эти разговоры об университете и литературном конкурсе только отвлекают меня от главного!
– Спасибо.
– Вопрос не в том, что сделал бы я. Вопрос в том, чего хочешь ты.
Бет
Исайя крепко обхватывает меня за пояс и вытаскивает из окна. Взгляд блёклых голубых маминых глаз разрывает мне сердце. Она в последний раз провожает меня взглядом, потом захлопывает окно и ставит на место кусок картона.
– Нет!
Я бросила её. Опять.
Исайя ещё крепче сжимает руки, и чем больше я брыкаюсь, пытаясь снова вскарабкаться на подоконник, тем сильнее он тащит меня прочь. У меня разбивается сердце, по-настоящему. Иного и быть не может, потом что боль в груди такая, будто меня насквозь проткнули осколком стекла.
Я обвиваю ногами ноги Исайи. Он крепко обхватывает меня за бёдра, потом легко приподнимает и несёт прочь от моей мамы. Я пытаюсь встать на землю, я пинаю его ногами, молочу коленками.
– Исайя! Отпусти! Там Трент! Он её убьёт!
– Идём отсюда, – орёт он мне на ухо.
– Ты меня слышишь?
Наверное, нет. Мой Исайя никогда не бросит меня умирать, а значит, он не может бросить в беде мою маму! Единственного человека, который мне нужен.
– Да.
Он крепче прижимает меня, и я не могу ему противостоять. Нет! Я отвожу назад локти и обеими ладонями бью его в грудь. Моё сердце содрогается от боли при звуке удара. Я ударила Исайю, ударила своего лучшего друга.
И я сделаю это снова, если он меня не отпустит.
– Ненавижу тебя!
– Вот и славно, – отвечает Исайя.
Его ноздри раздуваются, он слегка встряхивает мои бёдра.
– Значит, я не буду терзаться угрызениями совести, когда переброшу тебя через плечо и отнесу в нашу чёртову машину.
Мои ладони, всё ещё горящие от недавнего удара, прижимаются к его груди. Его сердце колотится как ненормальное, в глазах опять появляется знакомый безумный блеск. Он не шутит. Он сделает так, как сказал.
Как и я.
– Я никуда не уйду без неё!
– Сядь в машину, пока я не затолкал тебя туда силой.
Его руки напрягаются. Это предупреждение. Угроза. Лёгкие у меня сжимаются, я не могу вздохнуть. Не могу думать.
– Он её бьёт!
Я говорю так, будто это тайна. Потому что так оно и есть. Это моя тайна. Мой секрет от всего мира. Секрет, за которым прячется мой самый страшный секрет: Трент и меня бьёт. Исайя об этом уже знает, но слова значат совсем другое. Я произнесла это вслух. Значит, сделала настоящим. Значит, попросила его спасти меня. Попросила спасти её.
Исайя наклоняется, его лицо оказывается невыносимо близко от моего.
– Он больше никогда тебя пальцем не тронет.
У меня перехватывает горло, голос превращается в тоненький писк.
– Я бы согласилась, если бы это спасло её!
Дрожь пробегает по его телу, он разжимает руки, отпускает меня. Мой друг Исайя превращается в кирпичную стену. Он широко расставляет ноги и складывает руки на груди, молчаливо бросая мне вызов.
Я делаю шаг в сторону. Исайя делает шаг вместе со мной. Шагаю в другую. Он – тоже; как зеркало.
– В машину, Бет. Живо.
– Уйди с дороги!
Он не двигается с места, и тогда я превращаюсь в кошку, запертую в коробке. Я бросаюсь на него, царапаю ногтями его грудь. Толкаю. Бью. Визжу. Ору. Матерюсь. Потом просто молочу его кулаками, снова, снова и снова.
Раздавленная. Злая. Преданная.
Но вот его руки пробиваются сквозь град моих ударов, тёплые ладони ложатся на мои щёки. Он вытирает моё мокрое лицо. Понятия не имею, откуда взялась вся эта влага. Я отшвыриваю его руки.
– Если бы ты был моим другом… Если бы тебе было не всё равно… ты бы мне помог!
– Чёрт тебя побери, Бет! Я делаю это потому, что люблю тебя!
Моё сердце делает один удар и замирает, потому что весь мир вокруг вдруг делается пугающе неподвижным. Я вижу по его глазам, что он сказал правду. Я трясу головой.
– Как друга, – беспомощно шепчу я. – Ты любишь меня как друга!
Мы смотрим друг на друга. Наши груди судорожно вздымаются и опадают.
– Скажи, Исайя. Скажи, что любишь меня как друга!
Он молчит, и я чувствую, что у меня сейчас взорвётся мозг.
– Скажи!
Я не желаю иметь с этим дело. У меня нет на это времени. Я обхожу его кругом.
– Ладно, сейчас я её приведу.
– Хрена с два, – шипит он и наклоняется.
Его плечо вдруг оказывается под моей талией, а в следующую секунду моя голова уже болтается за его спиной, а ноги отчаянно молотят воздух. Захлёбываясь визгом, я смотрю сквозь застилающий глаза туман, как он всё дальше и дальше уносит меня от мамы.
Дверь машины с грохотом распахивается. Исайя спускает меня с плеча, пригибает мне голову и, пользуясь тем, что он больше и сильнее, заталкивает меня на заднее сиденье, не давая выскочить обратно. Дверь захлопывается, Исайя мёртвой хваткой держит меня за руку. Я рывком поворачиваю голову влево. Вторая дверь! Заперта. Я выкручиваю руку, пытаясь освободиться и распахнуть вторую дверь, но Исайя лишь крепче сжимает пальцы.