А тебе слабо? — страница 43 из 68

Что со мной такое?

Я прикусываю губу и смотрю на Исайю.

– Сначала мне нужно поговорить с Райаном.

Райан

Бет выходит из обшарпанного дома, Исайя ни на шаг не отстаёт от неё. В голове у меня крутится одна и та же мантра: я не потеряю Бет. Я её не брошу. Я так просто не сдамся.

Я мог бы заехать за ней раньше, но решил проявить уважение и придерживаться первоначального плана: съездить на стадион, принять душ, переодеться и через час забрать Бет. Я изменил только один пункт плана: решил забрать её там, где видел в последний раз. Час назад я видел, как Бет вошла в этот дом вместе с Исайей, который нёс на руках какую-то женщину.

Дать Бет свободу, зная, что она с ним, а не со мной, оказалось одним из самых трудных испытаний в моей жизни. Но я твёрдо решил удержать Бет. Несмотря на то что я наговорил ей, она всё равно – моя девушка.

Бет застывает на месте, увидев меня, стоящего перед дверью моего джипа. Её глаза широко раскрываются, кровь отливает от лица.

– Что ты здесь делаешь?

– Мы собирались поужинать.

Она моргает, Исайя напрягается за её спиной. Возможно, ему хочется подраться, но у меня другие планы.

– Мы можем поговорить, Бет, – я в упор смотрю на Исайю, – наедине?

– Я уйду, только если она меня попросит, – Исайя держится со спокойным бесстрастием, почти дружелюбно, но всё это напускное.

– Исайя, – говорит Бет, – мне нужно с ним поговорить.

Исайя кладёт руку ей на плечо, целует в макушку и смотрит на меня поверх её головы. Чувствую, как к горлу подкатывает желчь. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы врезать ему, – это лицо Бет. Её потрясённые глаза распахиваются на пол-лица. Хорошая девочка. Мне нравится, что она не ожидала такой выходки от своего Исайи.

Исайя забирается в ржавый старый «мустанг» и злобно смотрит на меня перед тем, как завести двигатель. Машина оживает с диким рычанием. Исайя сдаёт назад и вылетает с парковки.

Бет прижимает к глазам сжатые кулаки. Миллион вопросов крутится в моей голове, но сейчас главное – спасти нас обоих.

– Я сожалею.

Она медленно опускает руки.

– О чём?

О том, что это обшарпанное, гнусное место – её прошлая жизнь. О том, что она не доверяет мне настолько, чтобы позволить помочь с её проблемами. О том, что был настолько глуп, что считал её обыкновенной избалованной хамкой, живущей за счёт своего дяди. О том, что был таким идиотом несколько недель назад.

– Марк был моим лучшим другом, – говорю я вслух. – Когда он уехал, я чувствовал себя так, будто он увёз с собой часть меня. Когда отец выгнал его, я не мог понять, почему он не может остаться и побороться – если не за себя, то за меня.

Я никогда никому не говорил об этом. Даже Крису или Логану. Бет первая, кто смог выжать из меня нечто настолько важное – настолько личное. Я в полной мере заслужил гнев, который сейчас на меня обрушится.

С тяжёлым вздохом Бет опускается на разбитый бордюр.

– Да я поняла.

Она снова выглядит маленькой и потерянной, и моё сердце рвётся от жалости.

Я сажусь на бордюр рядом с ней, и всё в мире становится правильным, когда она кладёт голову мне на плечо. Обняв её за плечи, я на секунду закрываю глаза, когда она придвигается ко мне своим тёплым телом. Вот это настоящее место Бет – у меня под боком.

– Ты всё время вёл себя как свинья по отношению к Марку, – говорит она.

– Ну да, – запоздалое раскаяние грызёт меня изнутри. – Но что я мог сделать? Это война между ним и отцом. Это они разошлись по разные стороны и ждут, кого я выберу. А мне нужны они оба.

Молчание. Нежный ветерок кружит над парковкой.

– Это моя мама, – говорит Бет с той же грустью, которую я слышал в голосе Скотта, когда он говорил о детстве Бет. – Если тебе вдруг интересно.

– Конечно.

Но я не собираюсь на неё давить. Я легонько провожу пальцем по руке Бет и готов поклясться, что она придвинулась ко мне ближе. Как бы я хотел поцеловать её прямо сейчас. Но не тем поцелуем, от которого оживёт её тело. А таким, который покажет ей, насколько мне не всё равно, поцелуем, в котором отзовётся моя душа.

Бет поднимает голову, и я убираю руку. Ей нужна свобода – значит, мне придётся научиться давать ей свободу.

– Хреново мы с тобой встречаемся, – говорит она.

Я фыркаю. Хреново. Я думал выбрать момент и за ужином вручить ей то, что привёз с собой. Но чему Бет успела меня научить, так это тому, что лучшее – враг хорошего, а подходящий момент никогда не наступает. Поэтому я сую руку в карман, вытаскиваю полоску атласа и кручу ею перед Бет.

– Это мой подарок. Я хотел, чтобы ты сказала «ах!».

Бет смаргивает, потом медленно наклоняет голову влево, не сводя глаз с ленточки. Как парни это делают? Как они дарят подарки девушкам, к которым неравнодушны, и не сходят с ума? Я хочу поразить её настолько, чтобы она осталась на выпускной бал, но ещё больше… я хочу этим подарком доказать, что знаю её, что вижу нечто большее, чем чёрные волосы, пирсинг и рваные джинсы. Я вижу её настоящую – вижу Бет.

– Ты купил мне ленточку, – шепчет она. – Откуда ты узнал?

У меня пересыхает во рту.

– Я видел твою детскую фотографию в кабинете Скотта, и ты сама говорила… тогда, в амбаре.

Её как загипнотизировали.

– Ленточки, – произносит она далёким, отрешённым голосом. – Я и сейчас люблю ленточки.

Плавным, медленным движением Бет протягивает мне руку.

– Завяжи мне.

– Я парень. Я не умею завязывать девочкам бантики.

Бет улыбается озорной улыбкой.

– Просто повяжи мне на руку. Ты, может, не заметил, но я давно не ношу бантики.

Я обматываю длинную атласную ленту вокруг её запястья, с трудом завязываю более-менее приличный узелок, а потом набираюсь смелости и спрашиваю:

– Ну что, ах?

Её молчание меня убивает.

– Да, – отвечает она, замявшись, – ах.

Бет награждает меня редчайшим подарком: её голубые глаза нежны, как море, а улыбка безмятежна, как небеса.

– Поехали ужинать? – спрашиваю я.

Выражение её лица становится чересчур невинным. Она прикусывает нижнюю губу, и я не могу оторвать взгляд от этих губ. Мне невыносимо хочется ещё раз попробовать их на вкус. Где-то глубоко в сознании звенит тревожный звоночек, но мне плевать. Я сделаю всё что угодно, лишь бы она всегда смотрела на меня вот так, как сейчас.

– Вообще-то, – говорит Бет, – у меня есть другая идея.

Отъехав на два квартала от супермаркета, мы оказываемся на несомненной территории уличных банд. Я слышал сплетни насчёт южной части города, но никогда им не верил. Мне казалось, это всего лишь городские страшилки, о которых болтают девчонки на своих пижамных вечеринках. Я сотни раз бывал с друзьями на главных улицах этого района. Ел в ресторанах фастфуда, ужинал с родителями в солидных заведениях. Мне и в голову не приходило, что за красивыми фасадами и ухоженными лужайками вдоль главных улиц лежит мир одинаковых домов-коробок и эстакад, расписанных граффити.

На веранде перед домом Исайя хохочет с двумя латиносами, потом кивает на мой джип, остановившийся на улице позади его «мустанга». Компания разом перестаёт смеяться. Я их отлично понимаю. Я тоже не вижу тут ничего смешного.

– Это дрянное место.

– Они мои друзья, – говорит Бет. – Скотт увёл меня отсюда и даже не дал попрощаться. Ты посиди в машине, ладно? Мне нужно минут двадцать, максимум полчаса. А потом поедем куда-нибудь. Честное слово.

Чёрта с два я отпущу её сюда одну. Я вижу, насколько опасны парни на веранде и вообще весь этот район.

– Я не смогу защитить тебя здесь.

– И не надо. Ты сказал, что подождёшь…

Я перебиваю её:

– Я согласился подождать, когда ты сказала, что хочешь заехать попрощаться с друзьями. Но этот парень – бандит.

Она откидывает голову на подголовник.

– Райан, я, может, больше никогда их не увижу. Пожалуйста, дай мне просто попрощаться.

Только слова «попрощаться» и «больше никогда их не увижу» заставляют меня продолжать:

– Тогда я пойду с тобой.

– Отлично.

Она выскакивает из машины, я иду за ней. Бет может выдумывать что угодно, но я вижу, что здесь она не в большей безопасности, чем я, и буду драться до последнего, прежде чем кто-нибудь её обидит. Мы доходим до веранды, и тут я вижу, что Исайя исчез. Пожалуй, было бы глупо надеяться, что он пошёл спать?

Внутри дом оказался ещё теснее, чем я думал, а я не думал ничего хорошего. Парни и девчонки сидят повсюду: на мебели, на полу, на подоконниках. Некоторые просто стоят у стен. Комната утопает в дыму. Сигаретный дым. И не сигаретный.

Почти все они смотрят на меня, но при этом все продолжают свои разговоры. Парни смотрят оценивающе. Девушки обращают внимание на ширину моих плеч. Некоторые откровенно пялятся на то, что ниже. Бет берёт меня под руку, проводит своим нежным пальчиком по моей щеке, чтобы я наклонил к ней голову.

– Держись поближе ко мне, – шепчет она. – Ни с кем не говори и не пялься. На заднем дворе будет гораздо лучше.

Несколько дней я мечтал о том, что мы с ней снова будем так близки, но сейчас я не могу думать ни о чём, кроме глаз, пристально следящих за каждым нашим движением. Бет отворачивается, крепче сжимает мою руку и ведёт меня через комнату к задней двери кухни.

Рождественские гирлянды развешаны между тремя чахлыми деревьями в узком дворе. В дальнем углу зеленеет клочок газона. Остальной участок – просто земля, поросшая сорняками. Облезлые садовые кресла расставлены в кружок, в центре которого Исайя о чём-то разговаривает с Ноем. Рыжеволосая девушка сидит между Ноем и одним из тех латиносов, которых я видел на веранде.

Увидев Бет, Ной отходит от своей компании. Она отпускает мою руку и падает в его распахнутые объятия. Они шепчутся. Мне не нравится, как он её обнимает, а ещё меньше нравится, что это продолжается так долго. На мой взгляд, это не похоже на проявление братской любви. Я смотрю на девушку. Какого чёрта она сидит тут и радуется, когда её парень обнимает другую?