Бет ослепительно улыбается.
– Как делишки, Марк? Как сыграли с Флоридой?
Он нерешительно улыбается, переводит глаза с меня на Бет и обратно.
– Я дважды снёс квотербека. Ты что, не смотрела новости?
Бет пожимает плечами.
– Не-а. Я просто сделала вид, что меня интересует футбол, – надо же было с чего-то начать. Ладно, я жду в коридоре.
Она разворачивается и неторопливо удаляется туда, откуда мы только что пришли. Я продолжаю смотреть ей вслед даже после того, как захлопывается дверь. Бет притащила меня сюда, но я до последнего не верил, что она бросит меня одного в самый ответственный момент.
Марк отходит от двери и натужно улыбается.
– Заходи.
– Ага.
Я подражаю его тону. До этого лета нам с Марком никогда не приходилось притворяться.
Комната Марка выглядит так же, как в прошлом году. Судя по висящим на стенах постерам «Звёздных войн», и сосед у него остался прежний.
– Где Грег?
– На занятиях. Чего-нибудь выпьешь? – он открывает холодильник. – Воды, «гаторэйд»?
Во рту у меня сухо, как в пустыне, но я не хочу продолжать эту комедию.
– Нет.
Марк захлопывает холодильник и садится на нижнюю койку. Натянутая улыбка сходит с его лица, я засовываю руки в карманы. Все эти хождения вокруг да около неприятны и мне, и ему. Я хочу, чтобы всё было как раньше. Марк был первым, кому я рассказал, как впервые «кинул ноу-хиттер»[24], собрал свою первую звёздную команду и поцеловал девушку. Сейчас я даже не могу придумать, что сказать дальше.
– Как мама с папой? – спрашивает Марк.
Как мама с папой? На этот вопрос я могу ответить. Я сажусь на диванчик около кроватей.
– Нормально. Папа работает. Расширяет бизнес, собирается баллотироваться на пост мэра.
– Ого!
– Ага.
Ого.
– А мама?
– Как всегда, вся занята своими клубами и разными общественными мероприятиями. Обеды. Ужины. Чаепития, – я замолкаю, обдумывая, как сказать то, что я собираюсь ему сказать. – Она по тебе скучает.
Марк откидывается назад, опускает руки между коленями, сцепляет пальцы.
– Отец обо мне вспоминает?
На лице Марка проступает такая надежда, что мне больно на него смотреть. Я могу ответить «да», попусту обнадёживая его, или сказать правду. Но я не хочу ни того, ни другого.
– Ты когда-нибудь хотел заниматься чем-нибудь, кроме футбола?
Марк трёт костяшками пальцев подбородок, потом берёт с кровати книгу и бросает мне. Я ловлю её в воздухе. «Программа занятий по физическому воспитанию».
– Я специализируюсь на физвоспитании.
– С каких пор?
– С… – Марк барабанит сцепленными пальцами. – Да всегда.
Я с напускным интересом пролистываю книжку и бросаю её обратно.
– Я думал, ты учишься на доктора.
– Это отец так хотел. Он рассматривал моё обучение в университете как всего лишь ступень на пути в Национальную футбольную лигу. По его плану, медицинское образование было страховкой для меня на случай травмы. Мама всегда хотела, чтобы один из нас стал доктором. А папа вот так угождает ей.
Стол Марка выглядит так же, как в прошлом году: ноутбук, док-станция для айпода. После первой игры Марка в университете мама попросила кого-то сфотографировать нас всех на поле. Эту карточку Марк повесил на стену рядом с расписанием. Некоторые вещи не меняются. А другие – меняются.
– Ты ненавидишь футбол?
– Нет. Я люблю футбол и хочу играть. Вообще-то я хочу стать футбольным тренером в средней школе. Папа знает об этом, хотя не одобряет. Раньше я думал, что если буду играть, если и дальше буду притворяться… – он осекается и замолкает.
Я приехал сюда. Я начал этот разговор. И я смогу закончить эту фразу за моего брата.
– Тогда они примут тебя таким, какой ты есть?
Марк кивает.
– Да.
Мы оба молчим. В животе у меня всё сжимается и переворачивается, как будто я плыву на лодке, которая вот-вот пойдёт ко дну. У меня была идеальная жизнь, я наслаждался каждым днём. Два коротких слова Марка: «Я – гей» – перевернули мой мир вверх дном. Возможно, я понимаю, почему он уехал. Возможно – нет. Но в любом случае мой гнев никуда не делся, и раз уж я начал это дело, то закончу.
– Ты меня бросил.
– А что, по-твоему, мне оставалось делать? – с обидой отвечает он. – Я не могу изменить себя!
Мне нужно вскочить. Двигаться. Ударить что-нибудь. Швырнуть. Я встаю.
– Что тебе оставалось делать? Что угодно, только не бежать! Ты сказал, что раньше притворялся. Почему ты не захотел притворяться дальше? Или почему не захотел остаться и бороться, почему ты даже не попытался уговорить маму и отца разрешить тебе остаться?
Марк спокойно смотрит, как я меряю шагами его маленькую комнату. Потом откашливается.
– Когда-нибудь ты сам поймёшь, что отец и мать всю жизнь управляли и манипулировали нами. Ты увидишь, как они с самого детства заставляли нас верить в то, что их мечты – это наши мечты. Они контролировали каждый наш вздох. Попробуй ответить себе на один простой вопрос: ты знаешь, кто ты такой сам по себе, без мамы с папой?
Вчера за ужином мама сидела напротив Гвен и настойчиво просила меня ухаживать за ней весь вечер. Точно так же она попросила меня позаботиться о Гвен, когда мне было пятнадцать. После того первого ужина мама мягко посоветовала мне пригласить Гвен на свидание – я так и сделал.
Но бейсбол – это мой выбор. Моя жизнь. Так было всегда. Отец понимает эту игру. Именно поэтому он контролирует каждый шаг моей бейсбольной карьеры: тренеры, игры, лиги. Чёрт побери, ради меня он даже спорит с судьями! Он делает это всё только для меня!
Ведь правда же?
Забота родителей, их тревога, настойчивость – всё это делается только из любви ко мне. Но вчера они оба совершенно спокойно запретили мне встречаться с Бет, даже не поинтересовавшись моими чувствами к ней. Они просто приказали, не ожидая ничего, кроме послушания.
– Ты так мне дырку в ковре протрёшь, – говорит Марк.
Нет, Марк ошибается. Он должен ошибаться!
– Я хороший бейсболист.
Это так. Я лучший.
– Да, конечно. Отец всё сделал с умом. Он не заставлял нас заниматься тем спортом, к которому у нас нет способностей. Он не спеша присматривался к нам и выбрал для каждого тот вид спорта, в котором мы могли добиться успехов. Вопрос в другом: для кого ты играешь, Райан? Для себя или для отца?
Я застываю в тесном пространстве между дверью и койкой.
– О чём ты?
– Отец требует совершенства. Подумай над этим. Он хочет, чтобы всё выглядело идеально и все бы это видели. Мама такая же. Им обоим наплевать, что мы рвёмся на куски изнутри, главное – чтобы снаружи всё было красиво и все бы нам завидовали.
Все в Гровтоне считают маму и отца идеальной парой. Королева выпускного вечера вышла замуж за блестящего квотербека. Но за закрытыми дверьми нашего дома отец и мама ненавидят друг друга. До сих пор я думал, что это временно. Но теперь…
– Я многое понял, играя за команду университета, – продолжает Марк. – Поверь, все твои успехи в средней школе здесь не стоят ничего. Ты можешь быть лучшим бейсболистом в своей школе, в округе или даже штате, но когда ты поступаешь в университет, то оказываешься в компании пятидесяти других парней, которые ничем не хуже тебя. Более того, среди них будут те, кто сильнее тебя, быстрее и лучше, а играть тебе придётся против лучших команд. Короче, всё изменится, когда ты уедешь из Гровтона.
Когда я уеду из Гровтона. Перед этим нужно принять множество решений: профессиональный спорт или университет, литературный конкурс, стипендия.
– Зачем ты мне всё это говоришь?
– Я бы хотел, чтобы кто-то мне об этом рассказал, но вот до всего пришлось доходить самому. Ты не один, Рай.
– Нет, я один.
Глаза щиплет. Я быстро зажмуриваюсь и задерживаю дыхание. Марк уехал. Брак моих родителей разрушается, всё, что я знал и любил в жизни, превращается в прах.
– Я никогда тебя не бросал.
– Ты ни разу не приехал домой. Ты ни разу не ответил на мои сообщения.
Голос, произносящий эти слова, мне незнаком. Он натужный. Сиплый. Дрожащий. Вот-вот сорвётся.
– Прости, но пойми, что я не могу приехать до тех пор, пока отец или мать не позовут меня. Да, я их оставил. Я уехал. Но теперь я многое понял. Я был неправ, что забыл о тебе. Я должен был приложить гораздо больше усилий к тому, что касалось тебя. Я должен был звонить. Должен был отвечать на письма. Должен был с тобой встретиться. Я наломал дров, но поверь мне: я никогда тебя не бросал!
Я снимаю бейсболку, приглаживаю рукой волосы. Он никогда меня не бросал. Бет права: это я его бросил. У меня перехватывает горло.
– Я скучал по тебе, – я трясу головой, собираясь с силами произнести следующие слова. – Мне неважно, что ты гей, но важно… что ты уехал.
– Ну да, – ворчливо говорит он. – Я знаю. Всё хорошо, Рай. Между нами всегда всё будет хорошо. Мы вместе.
Марк встаёт, и это застаёт меня врасплох. Мы – Стоуны, а Стоуны не привыкли к нежностям, но когда Марк накрывает рукой мою руку робким, вопросительным жестом, я не отстраняюсь и позволяю ему обнять меня. На какую-то долю секунды наши руки крепко переплетаются. Я крепко зажмуриваюсь, чтобы сдержать слёзы, а потом мы разнимаем объятия и поспешно расходимся по разным углам комнаты.
– Ну, – Марк откашливается и сцепляет руки, – расскажи мне про Бет.
Бет
Я сделала доброе дело. Я, Бет Риск, сделала доброе дело. Я могу с полным правом записаться в грёбаные гёрлскауты и заслужить значок с надписью: «Помирила своего типа бойфренда-качка с его геем-братом-качком». Пусть только попробуют не помириться! Когда-нибудь, лет через двадцать, Райан оглянется назад и вспомнит не девчонку, что сбежала, не попрощавшись. Нет, он вспомнит девчонку, которая вернула ему родного брата.
Я смотрю на серые облака, несущиеся по небу. Мы с Райаном лежим на берегу большого пруда в дальней части участка его отца. Идеальное место – как всё, связанное с Райаном. И день идеальный.