Я выключаю монитор и верхний свет, стягиваю майку и ложусь в кровать, хотя знаю, что не усну. Сильные чувства тоже имеют свою обратную сторону – они несут боль, которая сейчас пожирает меня без остатка. Тупая мучительная боль пульсирует в висках.
Дождь монотонно барабанит по крыше. Грозовой фронт, который должен был накрыть нас только завтра, пришёл сегодня и обрушился на город. В глубине души я не хочу, чтобы дождь кончался. Это был наш дождь – мой и Бет.
– Можно войти?
Я вскакиваю при звуке нежного голоса Бет, доносящегося из-за открытого окна. Дрожащими пальцами выставляю москитную сетку, она ударяется о стену и падает на землю. Я протягиваю руку и помогаю ей перекинуть через подоконник сначала одну ногу в насквозь промокших джинсах, потом вторую.
Тусклый дисплей моего будильника бросает таинственный голубой отсвет на Бет, дрожащую около окна. Мокрые волосы облепляют голову, одежда прилипла к телу. Капли дождя стекают по её лицу, зубы выбивают дробь.
– Я д-должна б-была т-тебя ув-видеть.
– Вот, вытрись этим.
Я набрасываю на неё одеяло, смотрю, не в силах отвести глаз, боясь поверить, что она в самом деле здесь. Потом бросаюсь к комоду, роюсь в ящике. Вытаскиваю футболку и спортивные штаны, протягиваю ей и быстро отворачиваюсь.
– Переодевайся. Я не буду смотреть, честное слово.
Хотя мне очень хочется. Она здесь, и я сделаю всё, чтобы она снова не сбежала. Бет сама похожа на дождь. Неизменная и постоянная, но стоит мне подойти ближе, чтобы поймать каплю, как вода убегает у меня между пальцев.
Я слышу скрип мокрой ткани, с трудом скользящей по её коже, затем шорох хлопчатобумажной майки, натягиваемой через голову.
– Ну вот, – еле слышно говорит она.
Я делаю глубокий вдох и подавляю стон. Господи, да что же это! Моя футболка заканчивается на середине её голых бёдер.
– Ты не хочешь надеть штаны?
Бет пожимает плечами.
– Они с меня падают.
Ну да, конечно. Я с усилием поднимаю глаза.
– Я рад, что ты пришла. Я беспокоился о тебе.
О нас.
Бет нервно теребит подол футболки.
– Я так сказать не могу.
Всё во мне рушится.
– Но хочу.
Надежда. Единственный тонкий лучик, он всё ещё существует, и только он поддерживает в нас жизнь.
– Потому что ты хочешь меня полюбить или потому, что любишь?
Она выпускает из рук футболку, приглаживает волосы.
– А если да? Что, если так?
Я не тороплюсь, я жду, когда эти слова дойдут до моего сердца. Бет меня любит. Моё сердце сразу встаёт на место, и я снова становлюсь самим собой.
– Потому что если я… – она запинается, и я спрашиваю себя, отчего она дрожит: от холода или от переполняющих её чувств. – А ты… – Бет делает глубокий вдох, потом вскидывает голову и с мольбой заглядывает мне в лицо. – Я не могу это сказать, но я… я хочу быть здесь… с тобой.
Мы всё ещё стоим на зыбучем песке – я и Бет. Если я сделаю хоть один неверный шаг, она снова убежит. Дождь усиливается, грохочет по крыше. Моя ленточка всё ещё обвивает запястье Бет. Моя Бет не верит в то, что нельзя увидеть глазами. Ей нужно осязаемое подтверждение моих слов.
Я обвожу глазами комнату и вижу на комоде то, что нужно. Прохожу мимо Бет, хватаю прозрачный флакончик и выливаю за окно остатки одеколона.
– Что ты делаешь? – спрашивает она таким тоном, как будто я сошёл с ума. Кто знает, может, так и есть.
Я подставляю флакон под дождь и смотрю, как непрерывный поток медленно наполняет его. Когда воды набирается достаточно, ровно столько, чтобы Бет её увидела, я завинчиваю крышечку и вручаю флакон ей.
Она скептически вздёргивает бровь, но берёт мой подарок.
– Это наш дождь, Бет.
Она в замешательстве слабо качает головой, а я чешу в затылке, набираясь храбрости.
– Я признался тебе в любви под дождём, поэтому каждый раз, когда ты усомнишься в моих словах, ты посмотри на этот флакон.
Бет морщит лоб и смотрит на мой подарок.
– А я… – начинает она. – Мне нечего тебе подарить.
– Ты здесь, – говорю я. – Это всё, что мне нужно.
Она крепче сжимает в руке склянку.
– Я всё равно не могу это сказать.
– Ну и ладно.
Бет забирается на мою кровать, я ложусь рядом с ней, как в тот раз, когда она впервые очутилась в моей комнате. Если ей нужно пространство – я отодвинусь. Но на этот раз Бет сразу кладёт голову на меня. Моей груди холодно от её мокрых волос, но я стараюсь не дрожать и не морщиться. Я не хочу оттолкнуть Бет.
Её рука ложится мне на живот, в кулаке зажата моя бутылочка с дождём.
– Я боюсь, – говорит Бет.
Неужели она так и будет убегать? Неужели я отдал своё сердце девушке, которая его разобьёт? Я не хочу думать об этом, вместо этого я крепче обнимаю Бет и притягиваю к себе.
– Я тоже. Но всё будет хорошо. Обещаю.
– Ты можешь сделать мне очень больно, если захочешь.
– Но я никогда этого не сделаю.
– Скажи ещё раз, – шепчет она, и беззащитная искренность в её голосе говорит мне всё, что я хочу услышать.
Моё сердце взрывается, и мощный поток тепла разбегается по жилам. Она меня любит. Теперь я это знаю.
– Я тебя люблю.
Я целую её в макушку. Я ещё никогда не чувствовал себя таким живым и цельным.
– Можно мне остаться? – спрашивает Бет.
– Да.
Она с готовностью прижимается ко мне всем телом. Мы обнимаемся, и я закрываю глаза, готовый уснуть. Бет здесь, она моя, и я молча даю себе клятву, что никогда её не отпущу.
Бет
Мы сидим в кузове пикапа Логана. Райан усадил меня между коленей, руками обхватил за бёдра. Его толстовка болтается на мне как платье-мини, жар его тела защищает от осенней прохлады пятничного вечера. Райан спрятал меня в тёплом маленьком коконе. Щёлкают и потрескивают дрова в костре, густой запах дыма помогает расслабиться. Я прижимаюсь к Райану, ровный, глубокий звук его голоса убаюкивает меня, наполняет покоем. С ним уютно, как будто под тёплым одеялом, только что вынутым из сушилки.
Он запускает руку в мои волосы, шепчет на ухо:
– Ты засыпаешь. Отвезти тебя домой?
– Нет, я не сплю!
Я бы хотела, чтобы он вот так держал меня целую вечность. Сегодня я звонила маме. Как обычно, хорошие новости идут рука об руку с плохими. Мама выкупила машину со штрафстоянки, но, кроме того, она вытащила из тюряги своего Трента и – вот сюрприз! – обнаружила, что заключение нисколько не изменило его буйный нрав. Мама попросила меня приехать за ней через понедельник, сразу после того, как к ней придёт проверка из службы социального обеспечения. Значит, мне осталось провести с Райаном всего десять дней.
Райан целует меня в макушку и возвращается к обычному обеденному разговору с друзьями – что-то насчёт выхода в плей-офф. Лейси сидит напротив меня, в той же позе в ногах у Криса. Она делает глоток из бутылки с пивом.
– Я просто счастлива, что вы с Райаном вместе. Ты не представляешь, как здорово, когда рядом есть хоть кто-то, от кого никогда не услышишь слово «бейсбол»! – Лейси отхлёбывает ещё глоток и трясёт головой. – Нет, прости, конечно же, ты не хоть кто-то! Я рада, что это ты. Я рада, что ты вернулась.
Она напилась. А я – нет. Это странное для меня ощущение: присутствовать на вечеринке и не накидаться до беспамятства. Впрочем, эти две недели вообще были очень странными. После того как Райан во всеуслышание заявил о наших отношениях, его друзья стали относиться ко мне как к своей, а я до сих пор никак к этому не привыкну. Но они же все спортсмены. Все парни, стоящие вокруг или сидящие в кузове пикапа, – это огромные, здоровенные качки, без умолку говорящие о бейсболе. Но при этом ни один из них ни разу не дал мне повода чувствовать себя лишней или не такой, как все. Они совершенно не похожи на Люка и его дружков, которые напивались в хлам при любой возможности. Сегодня вечером ни один из этих парней даже не притрагивается к спиртному. У Райана и его друзей завтра утром матч, и они хотят быть в форме.
Лейси протягивает мне руку и пьяно машет ею, пока я не отвечаю на пожатие.
– Я так счастлива, что моя лучшая подруга снова со мной!
– Ну всё, – Крис сгребает Лейси, подхватывает её на руки. – Моя девочка болтает всякий сентиментальный вздор, значит, пора потанцевать!
Лейси заливается неудержимым хохотом, а Крис несёт её в толпу танцующих вокруг костра.
Райан дразнит губами мочку моего уха, сладкие мурашки разбегаются по моему телу.
– Прогуляемся?
Куда угодно.
– Давай.
Он выпрыгивает из кузова, а когда я встаю на откидной борт, обхватывает меня руками за бёдра и помогает спуститься на землю. Мне не надо помогать. Я прекрасно могу слезть сама, но мне нравится прикосновение его рук. Его тепло обжигает меня даже через одежду.
Райан приподнимает меня, моё тело медленно скользит по его телу. Я хочу поцеловать его, и, судя по голодному блеску его глаз, он – тоже. Райан берёт меня за руку и ведёт прочь от костра, прочь от людей, в лес, в мир, где мы будем только вдвоём.
Серебристый свет луны и лепет ручейка создают ощущение таинственности. Рядом с Райаном даже темнота не кажется такой страшной. Рядом с ним так легко поверить, будто я прекрасная принцесса в венке из цветов и лент, а он – мой принц, поклявшийся защищать меня от ужасов ночи.
Райан выпускает мою руку и переворачивает бейсболку козырьком назад: наверное, собирается меня поцеловать. Внутри у меня всё трепещет в ожидании. Но Райан вдруг теряет свой обычный самоуверенный вид, глубоко засовывает руки в карманы и переминается с ноги на ногу.
– Я не собирался участвовать в литературном конкурсе, но теперь передумал. Сегодня я поговорил с тренером и сказал ему, что не буду играть в следующую субботу.
– Почему ты не хотел участвовать в конкурсе?
Я ничего не понимаю. У Райана есть талант. Почему он отказывается от него?
– Мой отец… он не хотел… – Райан подавленно качает головой. – Ладно, это всё неважно. Ты на многое открыла мне глаза, и я хочу, чтобы ты знала: без тебя ничего этого не было бы.