– Мы… есть… настоящие… немцы.
Водители, стоявшие отдельно, с недоверием покосились на пехотинцев, отодвинувшись на всякий случай от подозрительных личностей.
Единственными, кто проявил хладнокровие в этой ситуации, были немецкие офицеры, спокойно ожидавшие, чем все это закончится. Ждать долго им не пришлось. Сомнений у меня больше не оставалось и, высунувшись из броневика, чтобы расчеты пулеметов могли хорошо меня слышать, я прокричал им:
– Этих двоих не трогать. Огонь!
Услышав русскую речь, Лютце тут же плюхнулся на снег, не забыв дернуть за руку своего напарника, и в дальнейшем развлечении участия не принимал. Впрочем, мы прекрасно обошлись и без него, фланговый огонь из пулеметов мгновенно уложил на землю всех. Зная не только из фильмов, но и по своему опыту, что большинство фрицев не погибло, а просто залегли, мы не прекращали огонь и продолжали стрелять длинными очередями.
Ответного огня практически не было, только немецкий офицер успел отреагировать вовремя. Как только он услышал мою команду, то сразу сорвал с плеча ближайшего солдата эсвэтэшку и, юркнув за спины свои подчиненных, упал на землю, откуда открыл беглый огонь. Понимая, что у него остались считанные мгновения, лейтенант постарался потратить их на то, чтобы отомстить фельджандармам, которых он не без основания считал организаторами этого коварного нападения. Впрочем, особого выбора у него и не оставалось. Прикрытый баррикадой из раненых и убитых, офицер имел некоторую защиту от нашего огня, но и сектор обстрела у него был ограничен. Как ни странно, но немец успел разрядить всю обойму, хотя лупили мы практически из десяти стволов.
Но все когда-нибудь кончается, закончились и немцы. Только машинально вынув из автомата пустой магазин и потянувшись за новым, я заметил, что тоже стрелял вместе со всеми. Бойцы подбежали к лежащим на земле телам, а я вернулся к своим прямым обязанностям, то есть к управлению «ганомагом». Не успевший сильно остыть мотор завелся сразу, и я медленно подвел машину к грузовикам. Отпустив педаль газа, я, не глуша двигатель, поспешил выскочить наружу, прихватив пустую канистру. Однако ее мне пришлось тут же бросить и пуститься в погоню за непослушным «ганомагом», который проявил самостоятельность и поехал дальше по дороге. Явление вполне обычное – рассеянный водитель забыл выключить рычаг ручного газа и поленился воспользоваться ручным тормозом.
Пока я бегал за строптивой машиной, гэбэшники занялись пленными. Оба фельджандарма, к счастью, оказались живы, только невезучий Тедер умудрился второй раз поймать пулю в уже простреленную до этого руку.
Трофейщиков долго ждать не пришлось. Они управились быстро, так как особо поживиться тут было нечем. Улов состоял лишь из трех десятков гранат. Какая жалость, что нельзя пополнить боеприпасы, но увы, все немецкое оружие было советского образца, а у нас, наоборот, немецкого, и добытые тяжким трудом патроны нам не подходили. Даже пистолет у офицера оказался никудышным «Вальтером ПП». Неудивительно, что в бою он предпочел схватиться за винтовку.
Единственное, что радовало, это две полные канистры, найденные в кузове, так что не пришлось тратить время на переливание бензина из баков грузовиков.
Быстро загрузившись, мы помчались по предложенному Лютце маршруту на юг, где была меньше вероятность встретить кого-нибудь из фрицев. Леонов уже собрался начать задушевный разговор с немцем прямо в пути, но я его пыл охладил. Я бы предпочел, чтобы без меня допрос не начинали, а участвовать в нем, одновременно ведя машину через лес, было невозможно.
Остановившись в полукилометре от села, мы направили в сторону дороги разведчиков, а сами отошли от машины, чтобы посовещаться.
– Как вы полагаете, они наш язык знают?
– Унтер, то есть обер, все понимает, – уверенно заявил Авдеев. – Когда ты крикнул, он сразу спрятался за мотоциклом с нашей стороны.
– Замечательно. Значит так, в допросе участвуем только мы с Леоновым, остальные молча наблюдают. Я буду играть роль злого следователя, а ты, Алексей, доброго. И еще, когда будем общаться с этим, представь себе, что я старше тебя по званию, ну, хотя бы на две шпалы. Мне кажется, мы можем узнать кое-что интересное, и будет лучше, если я сыграю роль большой шишки.
– Представить не трудно. Когда меня инструктировали, то велели на твое звание внимания не обращать и охранять тебя, как генерала.
– О как? – изумился я. – Что-то я не замечал с твоей стороны особого низкопоклонства. Ну ладно, теперь подожди пару минут. Мне надо обдумать разговор.
Пока я вел броневик через лес, то управление машиной занимало все внимание, и теперь мне следовало поскорее собраться с мыслями. Вопросов к Лютце, конечно, накопилось много, и нужно выбрать, с чего начать разговор.
А интересно, сколько может существовать таких команд ликвидаторов? Наверняка немного. Уж больно деликатное это дело, да и непростое. А то, что две-три группы всех потенциальных свидетелей быстро не укокошат, даже удобнее. Если бы случился массовый падеж сотрудников спецслужб, на это обратили бы внимание, а так все выглядит просто как обычные зверства партизан. Досадное, но вполне обыденное явление. Кстати, вполне возможно, что именно Лютце причастен к устранению моего знакомца лейтенанта Брауна. Надо его и об этом спросить.
Тут мои мысли перескочили на другое. А почему бы не повторить старый фокус и не убедить немецкое командование в серьезности наших намерений на этом направлении. Пусть вся наша тридцать девятая армия уверена в том, что нам поручено очень важное наступление. Но мне-то сообщили прямым текстом, что здешний фронт второстепенный, и было бы очень неплохо убедить противника в обратном. Да и в самом деле, как удалось выяснить комбату, Масленников не получал приказа устраивать такие глубокие прорывы. Кстати, танков в армии что-то маловато, пришлось у соседей занимать. Большие наступления, конечно, где-то готовятся, но только не здесь. И будет очень хорошо, если немцы перебросят сюда несколько танковых дивизий с Курского направления, где они всерьез угрожают Харькову. Болот здесь просто немерено, на всех хватит.
Тогда план действий следующий. Надо очень тонко намекнуть псевдоунтеру, кто мы такие, устроить ему побег в стиле «Джентльменов удачи», и он тут же выложит бесценные сведения своему руководству. Там сразу поймут, с кем Лютце пришлось столкнуться, и доложат наверх. На мой взгляд, замысел хоть куда. Это сейчас, сидя в темной зловонной яме, я засомневался в том, что мой план такой уж блестящий. Но вчера все виделось в ином свете. Переполнившая меня радость от такой хитроумной задумки требовала выхода и, махнув бойцам рукой, чтобы вели пленного, я начал весело напевать:
Вот солнышко печет, Косой с мешком идет,
А Хмырь с Доцентом едут на верблюде.
Доцент у них пижон, находку спрятал он,
А вскоре взяли их в погонах люди.
Заинтересовавшись странной песенкой настолько, что забыл о предстоящем допросе, Леонов вытащил блокнот и быстро застрочил карандашом, рисуя крючочки стенограммы. Но к его вящему неудовольствию, я прервал вокал, едва немца выпихнули из «ганомага». Нечего ему раньше времени слышать про побег.
Прежде чем подойти к нам, обер повертел головой, разглядывая окрестности. Увидев знакомую местность, Лютце улыбнулся. Чем он так доволен, я не понимал. Мы же ехали не к фронту, а в противоположную сторону, а значит, рассуждая логически, вряд ли будем тащить с собой пленников. Может быть, он думает, что мы таки возьмем его в свое путешествие, как и договаривались, чтобы он нас охранял.
Как только обера подвели, я попытался прочитать по его улыбающемуся лицу, о чем он думает. Но психолог из меня тот еще. Контрразведчик нам попался матерый и вполне владел своими эмоциями. Ну ладно, попробуем его сразу огорошить.
– Спроси, зачем он утопил Эриха Брауна.
Услышав знакомую фамилию, обер, не переставая улыбаться, попытался развести руки в стороны, но веревка, стягивающая запястья, позволила только растопырить локти.
– Да, я получал приказ от командования на устранение лейтенанта Брауна, – начал переводить Леонов, – и этот приказ успешно выполнил. Но по плану следовало оставить его тело на дороге, чтобы свалить все на партизан. Думаю, как раз настоящие партизаны и бросили его в реку.
– А вот этого я тебе не прощу, – разыграл я роль злого полицейского, чтобы сильней надавить на допрашиваемого. – Он хотя и немец, но человек хороший. Если бы у вас все в армии были такими, то и войны между нами могло не быть.
– Была бы война, – покачал головой Лютце. – Я же читал его дело перед выполнением, эээ… задания. Лейтенант человек сентиментальный и честный, это да. Но еще честолюбивый и исполнительный. Куда его страна посылала, там он и воевал без всякой тени сомнений.
«Да понимаю я всё», – хотелось мне ответить, но надо же играть свою роль и изображать праведный гнев. Пусть Эрих даже после смерти поможет мне еще раз.
– Что же касается моей ценности для вас, – продолжал аргументировать свою позицию Лютце, – то я знаю очень много о работе контрразведки. Правда, не здесь, а в группе армий «Центр». Но вас это тоже должно сильно интересовать.
Видимо, моя хмурая физиономия не выражала никакой заинтересованности, и обер поспешил выложить убойный аргумент в защиту своей тушки:
– Это далеко не все, герр офицер. У меня имеются сведения высшей категории секретности. Я ничего от вас утаивать не собираюсь, но поверьте, это не ваш уровень. Если в течение суток, или хотя бы двух, вы доставите меня к своим командирам, то я выложу им такое, что они просто ахнут.
А вот тут я действительно не поверил. Какие-такие суперсведения могут быть у мелкого офицера? Ясно, что он врет, лишь бы его сейчас не убивали. Но зато появился повод, чтобы показать свою корочку.
– Уровень, говоришь, не тот, – спросил я как можно более развязно и, сделав, как мне казалось, наглое и самодовольное лицо, достал удостоверение старшего командира госбезопасности. – А это видел? Расскажешь все мне! Здесь и сейчас!