– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто... мы решили, что должны чувствовать себя свободно. Если даже что-то и произойдет, это не будет концом света. Мы можем делать то, что хотим.
– И чего же ты хочешь?
Я пытался сдержать улыбку.
– Я не знаю. Просто мы с Джеймсом – знаешь – нам всегда было хорошо друг с другом. Мы отлично проводили время. Это всегда здорово. Ну – может не с первого раза – я хочу сказать, что сперва он не понимал, что он делает – но когда получилось – знаешь, это всегда... это всегда куча удовольствия. И пока он не уехал, мы всегда были вместе. Я фактически жила у него. Он всегда был рядом – и, я хочу сказать, что если честно... – Она закашлялась. Щеки ее слегка покраснели. – Слушай, можно я буду говорить откровенно? Если честно – к этому привыкаешь.
С ее легкой руки идея удобно расположилась за нашим столиком и теперь созревала, наливаясь соком.
– Прошло всего три месяца, а я уже... почти – как бы – в отчаянье.
Еще один спелый, сочный, лопающийся персик. Я был на седьмом небе от счастья.
– И? – спросил я.
– Что и?
Кажется, она не понимала, что я хотел сказать.
– Я имею в виду... зачем ты мне все это говоришь?
Я многозначительно на нее посмотрел.
– Ох, верно. Я понимаю. Да – я помню. Я просто подумала – что это очень забавно.
– Что? Что забавно?
– Ты. Ты забавный.
– Что? Почему?
– Просто забавно. Знаешь, это просто ирония судьбы.
– Почему?
– Просто мне смешно. Вот ты здесь, крутишься вокруг меня, распушив хвост, и если бы ты не был... тем, кто ты есть... я бы, наверно, позволила всему идти своим чередом, просто чтобы привести себя в порядок.
– Что? Кто же я есть?
– Ты друг Джеймса.
– И что? Что с того? Мы с тобой познакомились из-за Джеймса. Что из этого?
– Как это, что из этого?
– Он уехал, И еще сто лет не вернется.
– Господи! Ты наверно всегда во всем уверен, но я к таким вещам отношусь иначе. И вообще так нельзя.
– Почему?
– Ну – мы ведь друзья, правда?
– Правда.
– В этом все и дело. Понимаешь – если бы ты был просто посторонним, и мы бы только что познакомились, то можно было бы – ну, ты понимаешь – а потом спасибо, было очень приятно, прощай. Но мы друзья. Поэтому так нельзя.
– Почему нельзя?
– Нельзя и все.
Плохо. Я прикрыл руками обиженное покрасневшее лицо. Лиз не то усмехнулась, не то вздохнула и сочувственно царапнула меня по колену. Всего лишь сочувственно.
– Послушай – помнишь, о чем мы говорили по телефону?
– О чем?
– Все наши друзья кто заграницей, кто в университете. Мы с тобой сидим в одной и той же жопе. Слушай – я жутко рада, что ты приехал из Швейцарии. Знаешь, как хорошо, когда есть с кем поговорить кроме этих долбоёбов из колледжа. Мы можем ходить вместе на ланч. Я не хочу выбрасывать все это на помойку только для того, чтобы разок перепихнуться.
– Хорошо. Я понимаю.
Она похлопала меня по ляжке.
Для того, чтобы разок перепихнуться я бы с радостью выкинул на помойку все, что угодно – и вообще, кто сказал, что это должен быть всего разок?
Судя по всему, ее понимание слова “отчаяние” сильно отличалось от моего.
Почему обязательно в Индию?
После свидания в Кэмдене, мы стали видеться с Лиз на удивление часто. Странно, но она оказалась права: нам не нужно было трахаться.
Мы знали прекрасно, что у каждого на уме, и без лишних слов отодвинули секс в сторону. Она по-прежнему очень нравилась мне и знала это, но теперь мы понимали, что ничего не произойдет (по крайней мере вели себя так, как будто понимаем) и в результате действительно стали друзьями.
Впервые я дружил с девушкой. Она обладала веселым нравом, и мне совершенно искренне было с ней хорошо, несмотря на то, что я постоянно представлял ее голой и ничего не мог с этим поделать. Мне было с ней лучше, чем с кем угодно из своих прежних друзей. Мы смеялись над любой ерундой, а иногда под настроение заводили серьезные беседы. Мы договаривались до вещей достаточно... ну, интимных. Я стал рассказывать ей то, что никогда и никому не говорил раньше. Не помню сейчас, что конкретно это было, но знаю, что очень глубоко запрятанное.
Хотя мы были просто друзьями, и хотя я не делал больше никаких пассов, мы становились друг другу все ближе и ближе. Сидели, тесно прижавшись друг к другу. Гуляя, держались за руки. А в кино моя рука сама собой оказывалась на ее колене, а ее – на моем.
Я не специалист, конечно, но почти уверен, что какая-то чувственность была между нами. Я не делал ей никаких предложений, все шло само собой – помимо нашей воли. Чем чаще мы бывали вместе, касались друг друга, говорили о сокровенном и вытаскивали секреты из самых глубин наших душ, тем быстрее росла чувственность – сама по себе, а мы могли делать вид, будто ничего не замечаем.
Иногда она говорила: “У тебя очень узкое личное пространство, правда?”, что было полной чушью. Моя зона безопасности на самом деле пошире чернобыльской, я терпеть не могу прикасаться к людям – я не придумываю, так и есть, – но сейчас пришлось соврать и сказать, что она абсолютно права.
Она не могла не понимать, что вся эта дружба – фарс, и что рано или поздно что-то должно случиться, но не собиралась этого признавать и была уверена, что я не признаю тоже.
Я почти не сомневался, что дело идет к сладкому и мучительному безумию, после которого мы не сможем смотреть друг другу в глаза. Но в один прекрасный день Лиз перевернула все с ног на голову, вывалив на меня идею, открывавшую такие возможности, о которых я не мог даже мечтать.
Дело было в конце апреля, и Лиз уже третий раз за неделю прогуливала колледж. Всю вторую половину дня мы провалялись на траве в Хэмпстед-Хит[4]. Я лежал, вытянувшись во весь рост, а голова Лиз удобно устроилась у меня на животе.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– В смысле?
– До конца года.
– Это вопрос на пять миллионов.
– На шесть.
– Какая разница?
– У тебя еще целых четыре месяца.
– Угу.
– Собираешься работать?
– Не, неохота.
– А тебе нужно работать?
– Не-а.
– Шутишь.
– Нет. У меня мешок денег.
– Правда?
– Неужели незаметно?
– Не очень-то ты толстый.
– Приятно слышать.
– Когда ты успел так разбогатеть?
– В Швейцарии платят минимум штуку в месяц, тратить было негде, поэтому кое-что осталось.
– Штуку в месяц?
– Они потом отбирают все назад за жилье и кормежку – хоть ты спи на чердаке и кормись объедками. Но все равно, я привез больше тысячи.
– Ну да?
– Плюс носочный магазин.
– Ну ты и жаба! Хоть бы раз сводил меня пожрать по-человечески. Мороженое бы купил, что ли.
– Хрен. Они мне еще пригодятся.
– Для чего?
– Потрачу до конца года.
– Значит ты можешь куда-то поехать?
– Именно.
– Но ты же сказал, что не знаешь, что будешь делать.
– Я и не знаю.
– Но куда-то собираешься?
– Кажется.
– Что значит кажется? Почему из тебя нужно тянуть, как резину?
– Да нет, я сам не знаю.
– Так ты собираешься куда-то ехать или нет?
– Наверно, да.
– Наверно или да?
– Ладно. Я хочу куда-нибудь поехать. Определенно хочу. Я не боюсь. Но я не хочу... я не хочу ехать один, а пропеллер в зад мне воткнуть некому, потому что все уже разъехались. Не знаю я, что буду делать.
– Ясно. Кровь из камня было выдавить легче.
Наступила тишина, Лиз задумчиво разглядывала Лондон.
– Знаешь, у меня будут длинные каникулы. Семестр кончается в начале июня. У нас будет три месяца.
– Ты серьезно?
– Серьезнее некуда. Я не хочу остаться ни с чем только потому, что занялась искусствоведением. И не хочу гоняться по всей Америке за Джеймсом. – Она повернула ко мне голову и улыбнулась. – Знаешь, я всегда мечтала попасть в Индию.
– В Индию?
– У меня есть немного денег. Поедешь со мной в Индию? Летом?
– Ты серьезно?
– Если ты согласен, то я уже еду.
– Почему обязательно в Индию? Может лучше в Австралию?
– На Австралию жалко денег. Или Индия или ничего.
В одну секунду у меня в голове нарисовалась скромная комнатка в отеле, мраморный пол, вентилятор под потолком и широченная кровать, на которой мы с Лиз будем ебаться, как пушистые кролики.
– Хорошо, – сказал я.
– Заметано?
Заметали.
Держа ее за руку, я думал все о том же. Мы едем за границу на целое лето. Комнаты в отелях. И там я ее наконец-то трахну, никуда мы не денемся.
Она сжала мою руку и снова посмотрела одним из своих взглядов.
– Мы – друзья, – сказала она, – мы едем только на этом условии.
– Ладно. Мы друзья. – Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
Горячая влажная ластовица джеймсовых трусов.
Лизин отец согласился заплатить за ее билет при условии, что сначала посмотрит на меня. Я был официально вместе с моими папой и мамой приглашен на обед к ее родителям. Мероприятие оказалось на редкость скучным. Если бы во время обеда в комнату заглянул инопланетянин, он бы решил, что гуманоиды общаются между собой посредством звяканья вилок о ножи. Тем не менее, я удовлетворил всем критериям лизиного отца, судя по тому, что деньги на билет были выданы.
Теперь мы с Лиз проводили вместе целые дни, ползая по карте, роясь в справочниках и до деталей планируя путешествие. Мы решили, что прилетим в Дели, потом направимся на север в Гималаи, сделаем круг по Раджастану, двинемся на юг к Бомбею, Гоа и дальше вниз в Кералу. Вернемся с другой стороны – от Мадраса к Калькутте, через Варанаси на север в Катманду, потом обратно в Дели, и на самолете домой. В середине страны смотреть не на что – толпы народу, которые возятся на полях и жарятся на солнце – поэтому мы решили сделать круг вдоль границ – лучший способ не пропу