Вон рыжий стучит крышкой парты. Он стучит не так чтобы сильно, но я слышу стук…
Вон скорчил рожу мальчишка, потом вдруг запел. Поет он не очень громко, но я слышу, как он поет:
С моей родною конницей
Связался я навек…
А папа стоит к ним спиной. На доске что-то пишет. Он не слышит, наверное, ни стука, ни песни, не видит, как толстый ест булку…
Мальчишка поет все громче:
С моей родною конницей
Связался я навек…
Вот папа кончил писать. Он повернулся к классу. Убрал со лба волосы. Положил мел.
Стук и пение прекратилось.
Толстый мальчишка жует. Он не может сжевать свою булку. Еще бы! Правда, булка не очень большая, но сразу ее не сжуешь.
– Вы поняли? – говорит папа.
– Поняли! – кричит толстяк. Он почти что сжевал свою булку.
Я не думаю, чтобы он понял. Он ведь ничего не слышал. Он совсем не смотрел на доску.
– Все списали? – говорит папа.
– Все! – кричит толстый мальчишка. Хотя он ничего не списал. Я же видел.
– Запишите задание на дом.
Папа диктует задание. Но записывают не все. Я же вижу, кто записывает, а кто не записывает.
Я отхожу от окна. Мне не хочется, чтоб меня папа увидел. Не знаю сам почему.
Сейчас будет звонок, папа выйдет.
Я жду папу возле дверей. Я часто сюда прихожу. Жду здесь папу. И мы с ним идем домой. Правда, дом наш напротив школы. Но что ж из того? Так веселей мне и папе.
Скоро и я пойду в школу. Неужели и я точно так же не буду слушать учителя, а только буду стучать крышкой парты и вот так на уроке пихать булку в рот и петь песни?
Нет, ни за что на свете!
А вот и папа!
Мы с ним обнимаемся. И вместе идем домой.
Тыква в сундуке
Вы видели мою тыкву? Не видели? Я сам ее вырастил. И не где-нибудь, а у нас на балконе, в старом бабушкином сундуке.
Насыпал я в сундук земли. Оторвал крышку. Посадил туда семена, и у меня тыква выросла. Я всем гостям тыкву показывал. Удивляются все и руками машут. Шутка ли, в сундуке тыква?! На выставку, говорят, ее надо. В Москву. Пусть видят, какие у нас растут тыквы!
Я этой тыквой очень гордился. Я глаз с нее не спускал.
– Смотри, как выросла! – кричу маме. – Вчера она меньше была, замечаешь?
Это мне казалось, как будто она за ночь выросла. Иногда мне наоборот казалось – как будто она меньше стала. Хотя этого быть никак не могло.
Я все мечтал о выставке. Как я повезу свою тыкву на выставку. Скажу: «Вот я вырастил тыкву! В сундуке!» Мне скажут: «Какая прелесть! Неужели она в сундуке росла? Такой тыквы у нас еще не было! Давайте сюда вашу тыкву». Положат ее на полочку, прибьют рядом дощечку. А на дощечке напишут: «Сундучная тыква», потому что она в сундуке росла. А рядом моя фамилия. Потому что я ее вырастил. И может быть, дадут премию.
Я все рассуждал о тыкве. Все поливал ее. И все спрашивал папу и маму, правильно ли я ращу тыкву. Зато папа не мог о тыкве слышать.
– Надоела мне, – говорит, – ваша тыква. Она меня просто с ума сведет. Все время только о ней разговоры. Я прихожу с работы. Мне хочется отдохнуть, почитать… А ко мне лезут с этой тыквой! Я прошу оставить меня в покое!
Он уходил в свою комнату и запирался на ключ.
Со всеми я говорил о тыкве. Засыпал я с мыслями о тыкве. Просыпался с мыслями о тыкве. Снились мне сундуки и тыквы.
Решил все сосед Алька.
– Что это? – спросил он. – Тыква?
– Конечно, – сказал я, – а ты что думал?
– Я думал, – сказал он, – что это орех.
– Какой орех? – возмутился я.
– Какая же это тыква? – Он привел меня на пришкольный участок. Вот там я увидел тыквы! Это были громадные тыквы. Десятки тыкв.
– Сами вырастили, – сказал Алька.
Стыдно мне было за свою тыкву. Но я сказал:
– Моя тыква – сундучная. Я ее в сундуке растил!
Птичка
Вышел я на перемене во двор. Погода чудесная. Ветра нет. Дождя нет. Снега нет. Только солнышко светит.
Вдруг вижу, крадется куда-то кошка. Куда, думаю, кошка крадется? Любопытно мне стало. И я осторожно за кошкой пошел. Вдруг кошка – прыг! Гляжу, у нее в зубах птичка. Воробышек. Я хвать кошку за хвост и держу.
– А ну, отдай птичку! – кричу. – Сейчас же отдай!
Отпустила кошка птичку – и бежать.
Принес я птичку в класс.
Кусочек хвоста у нее оторван.
Все окружили меня, кричат:
– Гладите, птичка! Живая птичка!
Учитель говорит:
– Кошки птичек за горло хватают. А здесь повезло твоей птичке. Кошка ей только хвост повредила.
Просят меня подержать дать. Но я ее никому не дал. Птички не любят, когда их держат.
Положил я птичку на подоконник. Обернулся, а птички нет. Ребята кричат:
– Лови! Лови!
Улетела птичка.
Но я не горевал. Ведь я спас ее. А это самое главное.
Как я всех обмануть хотел
Мне про это рассказывать даже не хочется. Но я все-таки расскажу. Все думали, я и вправду больной, а флюс у меня был ненастоящий. Это я промокашку под щеку подсунул, вот щека и раздулась. И вдобавок гримасу состроил – вот, мол, как зуб у меня болит! И мычу слегка; это я все нарочно сделал, чтоб урок не спросили. И Анна Петровна поверила мне. И ребята поверили. Все жалели меня, переживали. А я делал вид, что мне очень больно.
Анна Петровна сказала:
– Иди домой. Раз у тебя так зуб болит.
Но мне домой совсем не хотелось. Языком промокашку во рту катаю и думаю: «Здорово обманул я всех!»
Вдруг Танька Ведеркина как заорет:
– Ой, смотрите, флюс у него на другой стороне!
Как тетя Фрося разрешила спор
Заспорили во дворе ребята, кто больше всех загорел за лето.
– Я больше всех загорел, – сказал Вова.
– Нет, я, – сказал Петя.
– У тебя уши белые, – сказал Вова.
– Уши не в счет, – сказал Петя, – я в шляпе ходил.
– Нет, в счет! Ты без ушей загорал, а я вместе с ушами! Значит, я больше всех загорел. Кого хочешь спроси.
Спросили Лешу.
– Больше всех я загорел, – сказал Леша.
– Ты не загорелый, а грязный.
– Сами вы грязные!
– Кого хочешь спроси, каждый скажет: ты грязный.
Спросили Алика.
– Больше всех я загорел, – сказал Алик.
А тетя Фрося сказала:
– Какие вы все загорелые!
И никто больше спорить не стал.
Чего зря спорить!
Кому что удивительно
Танька ничему не удивляется. Она всегда говорит: «Вот уж не удивительно!» – даже если бывает и удивительно.
Я вчера на глазах у всех перепрыгнул через такую лужу… Никто не мог перепрыгнуть, а я перепрыгнул! Все удивились, кроме Тани.
Подумаешь! Ну и что же? Вот уж не удивительно!
Я все старался ее удивить. Но никак не мог удивить. Сколько я ни старался.
Я из рогатки попал в воробышка.
Научился ходить на руках, свистеть с одним пальцем во рту.
Она все это видела. Но не удивлялась.
Я изо всех сил старался. Что я только не делал! Залезал на деревья, ходил без шапки зимой…
Она все не удивлялась.
А однажды я просто вышел с книжкой во двор. Сел на лавочку. И стал читать.
Я даже не видел Таньку. А она говорит:
– Удивительно! Вот не подумала бы! Он читает!
Судьба одной коллекции
Собирать, конечно, все можно. Что хочешь, то и собирай. Хочешь, сначала собирай – потом не собирай. Хочешь – марки собирай, хочешь – спичечные коробки, хочешь – камни. Хочешь – собирай все вместе: камни, марки, коробки и еще что-нибудь в придачу. Это, как говорится, дело личное. Натаскай себе разных булыжников в комнату и живи в свое удовольствие! Если только мама позволит. Хотя камни бывают разные. Некоторые камни полезно собирать. Марки тоже полезны. Знакомишься с разными странами, королями, президентами; сталкиваешься, если можно так выразиться, с историей, географией. Полезно собирать книги. Про книги и говорить нечего. Тут пользы – масса. Опять-таки если читать их. А если так, на полке стоят, пользы тоже немного.
Одна девочка, Маша Мишкина, собирала фотографии артистов. Ничего в этом плохого, безусловно, нету. Но говорить о пользе тут тоже трудно. Ну какая тут может быть польза? Разве только сказать при случае: «А как же! Я этого артиста знаю. У меня есть его фотография». На это можно ответить: «Ну и что же?» На свете есть куда более полезные вещи, чем эти фотографии.
И вот эта девочка Маша насобирала ужасно много фотографий артистов. Собирать уже вроде некуда – стены все в фотографиях, альбомы полные. Родители смотрят на это безобидное занятие и про себя думают: «Ну и, слава богу, наша дочка занята делом». (Хотя никакого дела здесь, безусловно, нет.) Только иногда отец скажет: «Опять вокруг какие-то незнакомые лица». На это дочка ему отвечала: «Эх ты, папа! Как же ты их не знаешь?! Их каждый знает!» И отец даже немного конфузился после такого ответа.
Он был занятой человек, директор какого-то крупного учреждения, и его не очень-то радовали эти фотографии. Поскольку они ему ни о чем не говорили. Но против он тоже не был. Он просто был безразличен. Только когда он уставал, эти фотографии его раздражали. Но это бывало редко. В основном он был крепкий человек и почти не знал усталости. А Машина мама – наоборот, она даже радовалась, что у ее дочки столько фотографий, гораздо больше, чем у других детей. А Маша видит такое дело – вовсю знай старается. Большого успеха она достигла, меняя одни фото на другие. К примеру: «Вот вам такой артист, а вы мне дайте такого». Или: «Я вам двух этих, а вы мне двух тех». Она не очень-то хорошо знала фамилии артистов. Одних она, правда, видела в кино, а других и вовсе нигде не видела, но если ей говорили, что это именно артист, а не какая-нибудь другая личность, она моментально загоралась приобрести эту фотографию. Один мальчишка предложил ей несколько карточек своих старших братьев, уверяя ее, что это артисты. Она за эти фотографии отдала ему несколько книг, в том числе «Моби Дик, или Поиски белого кита» и «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви». Она методично писала письма в различны