Вечером я оправдывалась перед родителями. Папа, как и предполагалось, понял правильно. Обозвал святым Себастьяном. Я сделала зарубочку в памяти. Надо непременно спросить у дяди Коли, кто такой святой Себастьян, чем отличился? Папа тем временем резюмировал:
- Надеюсь, ты понимаешь, что теперь тебе придётся очень трудно. Одному идти против целого коллектива непросто. Не сдрейфишь?
- Постараюсь, - вздохнула я. Оно, конечно, приятно - папино одобрение, вот хватит ли у меня сил? И характера.
Мама возмущалась. Моей дуростью. Папиным попустительством. Чему он дочь учит? Требовала написать заявление в милицию. Мы с папой отказывались наотрез.
- Они решат, что ты испугалась, - плакала мама, - и совсем распояшутся.
- Наоборот, - оппонировал папа, сам когда-то росший во дворе. - Они изобьют её ещё раз, гораздо сильнее, если мы в милицию обратимся. Ты, между прочим, должна гордиться дочерью. В кои-то веки она за доброе дело пострадала, не за фокусы.
- Я горжусь, - всхлипнула мама. - Только боюсь намного больше.
* * *
Наверное, это был первый мой нормальный поступок, за который стоило себя уважать. Я же почему-то стыдилась. Страшно боялась, что Серёжа узнает всю подноготную и встанет на сторону ашек, что я в его глазах окажусь предательницей. Воронин-то позже талдычил мне о моей безмозглости, учил вертеться в нужную сторону. Серёжа, - не трудно догадаться, - в тот же день всё узнал, в подробностях, принял соответствующие меры. Ни разу при том не дал мне понять о своей осведомлённости и позиции. Изображал лицо незаинтересованное. Обижался на мой отказ от его помощи.
* * *
За ту неделю, что я просидела дома, выводя свинцовыми примочками синяки и заживляя ссадины, много чего произошло. Во-первых, в классе я превратилась в персону нон-грата. Один Воронин отсвечивал рядом, умело создавал иллюзию, будто ничего особенного не происходит, служил мостиком между мной и одноклассниками. Втайне меня поругивал, поучал. Замучил нравоучениями. Я предпочитала отмалчиваться, лишь укрепляясь в своей правоте.
Во-вторых, выяснилось, что Логинов закрутил сумасшедший роман с Танечкой Лавровой, и все воспринимают сей факт как данность, привыкли. Они любили иногда встречаться после уроков у школы, обнявшись, уходить на долгие прогулки. Интересно, учиться в этом году Логинов думает или как? С другой стороны, в институте, наверное, отдыхали, пока он гулял с Танечкой. Я бы ничуть не удивилась, узнай, что половина его однокурсниц поумирала, дыша воздухом, который он, несомненно, отравлял. В этот период чистейший яд "кураре" капал с его языка, как слюна у собаки.
Лично мне нестерпимо было видеть эту пару. Нестерпимо было заставать их обнимающимися на лавочке в шиповнике. Заняли чужое место и радуются. Натолкнувшись на них раза четыре, я перестала вообще ходить мимо любимого уголка. Искала по всему району другое столь же подходящее для размышлений место.
Самый сильный удар нанесла дворовая компания, общавшаяся теперь со мной с предельной осторожностью. Два случая заставили меня уйти в глухую оборону против всего мира. Сначала друзья "забыли" позвать с собой, когда ездили договариваться на овощную базу.
Несколько лет подряд мы осенью подрабатывали на ближайшей к дому овощной базе по два-три дня в неделю. Перебирали картошку, морковку, лук. Расплачивались с нами капустой. Мать Лёньки Фролова торговала ею среди соседей, и мы по-братски делили выручку. С учётом роли продавца, само собой.
В нынешнем году парни решили со мной не связываться, отговорившись моими "производственными" травмами.
На самом деле, работник из меня был аховый. Побои болели долго. Лицо восстанавливалось ещё дольше, стыдно людям на глаза показаться. Складывалось впечатление, что ашки основной целью имели как раз попортить мне личико. И мои подозрения, позже выяснилось, далеко от истины не ушли. Поставленная драчунами цель в основном оказалась достигнута. Воронин - и то стеснялся рядом по улице пройтись, про ребят вообще молчу. Логинов стеснительно опускал глаза долу. Пришлось проглотить "овощную" обиду, сделав маленькую зарубочку в памяти, и напомнив себе о привычке людей встречать других по одёжке.
Второй случай показался много болезненней. Собрались дворовой компанией незадолго до ноябрьских праздников сходить в видеосалон. В принципе, любой буржуйский фильм, имевшийся в прокате, я могла с комфортом посмотреть по видаку у Воронина дома. Только это грозило серьёзными приставаниями с его стороны. Да с парнями и приятней киношку смотреть. Они забавно реагировали, прикольно комментировали. Особенно Лёня Фролов - сама непосредственность.
Генка Золотарёв предложил сходить на "Эммануэль". Боевики и комедии, просмотренные нами раз по десять, надоели. Надо с эротикой ознакомиться. Ну, я замечала с некоторых пор повышенный интерес парней к женскому полу, тщательно ими скрываемый, старалась значения не придавать. Эротика? Пошли на эротику, оскоромим... то есть ознакомимся. Мы отстегнули Генке каждый свою долю в денежном эквиваленте. Пусть купит билеты на всех. Инициатива, согласно народной мудрости, наказуема.
В день посещения видеосалона ко мне зашёл Родионов. Я удивилась, чего это он? Договорились ведь в шесть на остановке встретиться. Для чего приходить ко мне за полтора часа до встречи? Шурик принёс мой билет. Опять же, зачем?
- Понимаешь, - он смутился и покраснел. Как все рыжеватые люди, краснел Шурик быстро и густо. - Там ещё три человека будут.
- Ну и что? - я ровным счётом ничего не понимала.
- Мы тебе билет на другом ряду взяли. Вот, предупредить пришёл, - Шурик совсем скукожился.
- И? - понять происходящее не получалось.
- Вообще-то, пойдут Шалимов, Серега с Таней... Неудобно получится, - бедный Шурик не знал, куда глаза деть.
- Кому неудобно? Шалимову? Сереге с Танечкой? - задала я риторический вопрос, постепенно приходя в тайное бешенство. Прекрасно знала ответ. Сереге с Танечкой неудобно. Я ведь способна каких угодно гадостей наговорить и кому угодно настроение испортить. Поволокла Шурика на кухню, усадила за стол. Быстро сварганила ему чашку чая. Он побрыкался чуток, мол, время поджимает. Увидев, что я достала пачку печенья "Юбилейное", его любимого дефицита, затих, смирился со своей незавидной участью и ожидал её с нетерпением.
- А теперь поделись информацией, друг мой, - села напротив него, подпёрла щёку рукой. - Как получилось, что собирались идти вчетвером, только свои. Идёт, между тем, семь человек. При том я оказываюсь в положении бедной родственницы. Бери печенье, бери, не стесняйся.
Шурик засунул в рот сразу две печенины, щёки его раздулись, как у хомяка, из-за спины видно.
- Это Геныч, козёл, виноват. Понимаешь, Логинов узнал случайно, что мы идём на "Эммануэль". Ну, он же Пастухов, ему тоже потребовалось. Лично надзирать и всё такое...
- Он больше не Пастухов, - перебила я. - Подал в отставку.
- Да ты что? - вытаращился Родионов. Мне его удивление показалось немного неискренним, но я не придала этому особого значения. Интересовало совсем другое.
Шурик заглотнул кое-как прожёванное печенье, отхлебнул чаю и сунул в рот следующие две печенюшки. Проговорил с набитым ртом:
- Врёшь ты всё и спишь ты в тумбочке. Скорее, ты его в отставку отправила. Сам он не мог. Не поверю.
- Хорошо, - тема меня напрягала, - я отправила, он послушно отправился, не взбрыкивал. Ты не отклоняйся, рассказывай дальше.
- Короче, он попросил взять ему билет. Деньги дал. С чего бы Генка ему отказывал? А через день Шалимов подвалил, тоже деньги дал. На два билета. Попробуй, откажи. А уж после мы узнали, что Шалимов для себя заказал и для Лаврушки. Главное, не переиграешь. Мы с пацанами помараковали и решили, что для тебя будет лучше на другом ряду сидеть. Хоть кино спокойно посмотришь.
Я задумалась. До слёз тронуло беспокойство обо мне моих друзей, до колик в желудке. Поставить в положение почти лишнего члена компании и даже не догадываться об этом! Ну не дураки? Пойти что ли, башкой о стену постучать? Чью нервную систему эти недотыкомки оберегали, мою или Танечки? Мало Лаврова увела моего Серёжу, ей надо и друзей прихватить в качестве довеска. Тогда вопрос возникает: она увела моего Серёжу, потому что он - Логинов, единственный и неповторимый, - или потому что он мой Логинов?
- Ладно, - я протянула Шурику раскрытую ладонь. - Давай билет. Полагаю, и поехать я должна отдельно от вас? Как бы сама по себе?
- Нет, что ты, - струхнул Шурик от моего тона. - Мы такой вариант не рассматривали.
Зря, между прочим. Следовало бы. Вполне логично, естественно вытекает из их действий. Идти в кино одной - вообще никого не расстроишь, фильм посмотришь в абсолютном спокойствии.
- Ты доел? - мне хотелось остаться одной, хотелось выть, крушить мебель, бить посуду, вынуждена была мирно улыбаться. - Тогда двигай.
- Ага, увидимся, - Родионов вышел из кухни, сразу вернулся. - Ничего, что я всю пачку... того?
- Ничего, - на ухмылку сил наскребла.
- Тогда я пошёл, - он взял со стола чашку и допил остатки чая.
- Иди уже, - слова давались с трудом. Закрыла за ним дверь и заплакала. Отревелась на месяц вперёд. Долго умывалась холодной водой, причёсывалась. Докатилась до подмазывания маминой крем-пудрой следов боевых шрамов. Подкрасилась немного. На улице Горького все волки, наверное, сдохли. Пошла к остановке. У булочной остановилась произвести разведку.
Меня добросовестно ждали. Пропустили один автобус, другой, третий. Лаврова что-то быстро говорила, непривычно для себя экспрессивно жестикулируя. Шалимов, судя по всему, её остужал. Логинов рассматривал облака, птичек, крутил головой по сторонам, почти не помогая Боре. Предпочёл общаться с Шурой. Геныч и Лёнька выглядывали меня, по всей видимости. Сердились. Я никак не могла определиться: ехать с ними, без них, вообще не ехать? Наконец подошёл совершенно пустой троллейбус и решил дело. Вся гоп-компания стала загружаться в заднюю дверь. Логинов шёл в арьергарде. Понятно, не захотели дальше ждать, на сеанс опоздать побоялись.