— Почему у вас тут душа нет? После занятий же все взмыленные, надо соблюдать элементарную гигиену.
— Действительно непорядок, — только и нашёлся я в ответ, — но уроки физкультуры у нас потому и ставят последними, чтобы народ мог сразу пойти домой и там помыться… но такой вопрос перед школьным руководством я обязательно подниму.
По окончании первого учебного дня, когда мы вернулись по домам, меня ждала на кухонном столе записка от отца, в коей значилось «Подходи к Главной проходной вместе со своими друзьями к трем часам, там вас будут ждать». Я немедленно набрал номер Зины-редакторши, а она, оказывается, была уже в курсе и готовилась выдвинуться к упомянутой проходной всё в том же составе — она, редакционная Волга и фотограф Миша. Следом я звякнул Джону, обо всё договорился с полуслова, а уже тогда принял таки водные процедуры… ладно ещё, что горячая вода в кране была, у нас её обычно в июне-июле отключают.
— Пешком дойдём, — предложил я Ване с Машей, когда мы встретились во дворе через час, — быстрее получится. Я тут один чёрный ход знаю…
— Чёрный в каком смысле? — не понял Джон, — там темно что ли?
— Не, там так же светло, как и здесь, просто понятие «чёрный» в русском языке означает помимо цвета ещё и «неглавное, вспомогательное» — отсюда «черновик» например, предварительный эскиз основного варианта «чистовика».
— Понятно, — бросил Джон, — ну веди своим чёрным ходом.
И мы двинулись к Главной проходной через нагромождение сараев, гаражей и наваленных куч мусора. Мэри довольно дико озиралась по сторонам поначалу, особенно её напрягла компания мутных личностей, разливавшая по стаканам водку «Старорусскую», но потом она вроде приноровилась к обстановке.
— А почему они не идут пить алкоголь в бар? — всё-таки поинтересовалась она у меня, — там же удобнее, и не так антисанитарно, и музыка играет.
— Там водка дороже, — честно ответил ей я, — а народ у нас трудовые копейки считать умеет. К тому же музыка в наших барах не играет, не принято это. Да и не пустят их с такими-то рожами ни в один бар…
Так мы и добрались сквозь тернии, так сказать, в конце концов к основной проходной нашего Завода, на часах без пяти три было.
— Точность — вежливость королей, — поприветствовал меня отец, во как, лично пришёл, оторвавшись от выполнения своего встречного плана.
— Здравствуйте, значит ты Джон, а ты Мэри, очень приятно, а я Виктор Сергеич, — бросил он на ходу, — сейчас вы проходите вон в ту дверь, получаете временные пропуска, а далее вас проведут по территории и расскажут всё, о чём спросите.
— А газетчики где? — уточнил я.
— Они уже за проходной, ждут вас — не дождутся никак. А я побежал, дела…
Зина с Мишей действительно встретили нас по ту сторону турникетов, их даже со своей Волгой на территорию пропустили.
— Так вот вы какие, — обрадовалась Зина, — а я почему-то себе вас другими представляла.
— И какими? — вежливо спросил Джон.
— Ну такими… американскими, — не нашла ничего другого она. — Ладно, будем работать с тем, что есть — Миша, сфоткай их на фоне эмблемы Завода… хорошо, а теперь вместе с Витей… а теперь по отдельности каждого.
Тут к нам подошёл неприметный товарищ в синем заводском комбезе и скромно предложил следовать за ним.
— Он из органов? — тихо спросил меня Джон.
— Да как ты мог такое подумать, — возразил я ему, — он из Первого отдела скорее всего… ну это такое подразделение, которое следит за порядком на Заводе. У нас ведь много чего для вооружённых сил делается, а там, сам понимаешь, секретность соблюдать надо.
— Начнём отсюда, пожалуй, — остановился синий товарищ возле заводоуправления, — меня зовут Аркадий Григорьич, можно просто Аркадий. А вас соответственно — Виктор, Джон и Мэри, да?
— Можно просто Витя, — выдавил я из себя заготовленную фразу.
— Хорошо, Витя. Так вот, в 1943 году фашистская авиация совершила семь налётов на наш Завод. По прямому приказу Гитлера. В них участвовали до 150 бомбардировщиков Хейнкель-111 и Юнкерс-88 одновременно. В результате были полностью разрушены четыре цеха, главный конвейер и вот это здание заводоуправления, силы противовоздушной обороны, к сожалению, оказались малоэффективными.
— А почему они именно наш Завод бомбили? — спросил я.
— Там довольно мутная история, — не стал вилять по сторонам наш куратор, — были то ли две, то ли три шпионские радиоигры, в результате которых немцев убедили, что этот вот Завод является краеугольным камнем советской оборонной промышленности, вот они и бросили сюда целую воздушную дивизию.
— А на самом деле как было? — не унимался я со своими расспросами.
— На самом деле гораздо более важными точками в нашем городе были Машзавод, он половину всей артиллерии в войну выпустил, и 21-й авиационный, тот четверть истребителей сделал. Но их не тронули, наш Завод, можно сказать, защитил их своей грудью… как Киевская Русь приняла на себя удар монголов и спасла остальную Европу.
— Любопытно, — довольно искренне отозвался Джон. — То есть после этих бомбёжек Завод, по сути, отстроили заново?
— По сути так получается, — продолжил Аркадий, — так что почти ничего из того, что построил твой дедушка, здесь и не осталось. Мы, кстати, подняли документы времён строительства завода и обнаружили там личное дело вашего деда. Если интересно, могу показать.
— Конечно, интересно, — вступила в разговор Мэри, — только сначала покажите, ваш Завод в целом.
— Для этого меня сюда и отрядили, — сказал Аркадий, — только ходить много придётся, по диагонали если, то у нас тут около четырёх километров, осилите?
Джон с Мэри переглянулись и хором ответили, что это ерунда, в Нью-Йорке они и на большие расстояния хаживали.
— От нашей школы до центра Манхэттена километров 20 примерно, — уточнил Джон, — я один раз на спор пешком это расстояние одолел, четыре часа ушло. Обратно уже на метро возвращался.
Аркадий смешался не некоторое время, не знаю, что отвечать на манхэттенские примеры, но потом собрался и продолжил:
— Справа у нас начинается главный конвейер, можно начать с него.
Гуляли мы, короче говоря, по нашему родному Заводу до тех пор, пока смеркаться не начало. В самый дальний конец, там, где цех малых серий, руководимый моим папой, стоял, добрались таки с помощью редакционной Волги, уж очень далеко туда пешком было. Аркадий разливался соловьём, Зина задавала наводящие вопросы, Джону с Мэри всё это внимание очень, по всей видимости, нравилось.
— Ну а теперь можно пройти в заводоуправление, там мы вам покажем личное дело вашего деда, — сказал Аркадий, — на этом можно и закончить сегодняшнюю экскурсию.
— Мы не против, — ответил, переглянувшись с Мэри, Джон, — всегда мечтал посмотреть на личное дело нашего деда Пауля.
Но до заводоуправления дойти мне было не суждено, на входе в него меня отозвал в сторону некий товарищ и сообщил, что со мной очень срочно хотят поговорить ответственные люди. Я извинился перед всеми остальными, сказал, что срочный форс-мажор приключился, и отправился вместе с этим непоименованным товарищем. Как оказалось, за пределы Завода.
— Привет, Витя, — встретил меня на улице товарищ капитан Крылов, — как жизнь?
— Здравствуйте, тщ капитан, — отвечал я, — идёт потихоньку, а у вас как?
— И у меня примерно так же. Я чего тебя вызвал-то — все твои движения относительно наших заокеанских гостей оценены нашим ведомством, как нормальные. За исключением одного…
— И какого же, тщ капитан? — заинтересовался я, — что я неправильно сделал?
— Больше на Завод не суйтесь. Одного раза достаточно было… даже многовато, если уж точно.
— Пояснения какие-то будут? — осведомился я, — ну чисто, чтоб в дальнейшем ошибок не делать.
— Это не твой уровень компетенции, — отрезал Крылов, — просто не суйся на Завод ни в компании своих подопечных, ни сам лично.
— Всё понятно, — вздохнул я, — мне надлежит расслабиться и на Завод не соваться. Ещё какие-то указания будут?
— Если всё хорошо сложится, то в декабре поедешь в Америку со своей подругой Леной. А если нехорошо, то там разные варианты могут быть, — отчеканил Крылов.
— Я приложу все усилия, чтобы сложилось хорошо, — честно ответил я, глядя в честные, но ничего не выражающие глаза товарища капитана.
А дальше я ещё и встретил обоих американцев на выходе с Главной проходной Завода. Они были задумчивые и неразговорчивые.
— Ну вы теперь станете звёздами, — сказал им я, — завтра-послезавтра статья в нашей газете выйдет с вашими фотографиями.
— Да, будем media stars, — отвечал мне Джон, — как этот… как Ринго Стар…
— Да, наверно, — задумался я, — а кстати, насчёт Ринго… у вас же в Нью-Йорке, если не ошибаюсь, сейчас Джон Леннон живёт, не встречали его?
— Я слышала, что он где-то в центре Манхэттена проживает, с этой… с Йокой Оно, — ответила Мэри, — по-моему в доме под названием «Дакота».
— Да, я тоже про это слышал, — добавил Джон, — но сами мы, конечно, с ним не встречались, людей такого уровня от обычных граждан очень хорошо охраняют.
Глава 8
— А жаль, — отозвался я, — было бы наверно интересно с таким человеком пообщаться.
— Как я слышала, — расстроила мои мечты Мэри, — ничего интересного в этом не будет… в этом общении. Леннон на редкость зануден и однообразен, у него все мысли сейчас только об одном, против войны… ну и ещё немного про Йоко…
— И что он в ней нашёл? — поддержал тему я, — не понимаю, если честно. Просто страшная и упёртая баба, Битлз им развалила к тому же.
— У вас, у русских, — высказался Джон, — есть хорошая поговорка на эту тему.
— И какая же?
— Любовь зла, полюбишь и козла.
— Козу в данном случае, — поправил его я. — Ещё злые языки говорят, что Йоко старая японская ведьма и околдовала Джона.
— Как ваша Баба-Яга? — спросила Мэри.
— Почти… у японцев она кажется называется Ямамба… или Яманба, в переводе Горная старуха…