— Я насчёт Файнштейна хотел поинтересоваться…
— Тогда вы не совсем по адресу, — сразу же решил я расставить точки на ё, — я его даже не видел ни разу, заходил только поговорить насчёт лечения зубов, но не застал.
— Да хорош придуриваться-то, Витя, — посмотрел он на меня, прищурившись, — ты же свои монеты ему загнать хотел, но у вас что-то там не сложилось.
Глава 18
— А вы откуда знаете? — ошеломлённо спросил я.
— Источники информации у меня хорошие, — редактор вытащил из кармана своего арманиевого пиджака портсигар, красивый, по виду из серебра, вытащил сигарету и прикурил её. — Ну так что, расскажешь про свои беседы с Файнштейном?
Я почесал в затылке и решил, что отпираться бесполезно:
— Не про беседы, а про беседу, она одна у нас была…
— Так уже гораздо лучше, — довольно прищурился Николаич, — дай я угадаю, что там у вас получилось в результате этой беседы?
— Конечно угадывайте, Борис Николаич, — отдал я ему карты в руки.
— Вы договорились о встрече, где должны были обменять монеты на рубли, так? А он вместо рублей на эту встречу ментов прислал, верно?
— Да, всё так и было, — вздохнул я, — только я-то тоже не пальцем деланный, поэтому подстраховался…
— И каким же образом ты подстраховался? — начал вытягивать он у меня подробности.
— Вместо монет в свёрток положил гайки М6, они по весу примерно такие же…
— Ай-яй-яй, — сокрушённо покачал головой редактор, — а если б он честным человеком оказался, Файнштейн этот, и принёс требуемую сумму, тогда бы вышло, что не он тебя, а ты его кинул?
— Ну так он же не принёс эту сумму, вместо неё засада меня там поджидала, чего теперь предполагать разные варианты?
— Тоже верно… — согласился он. — Почём договорились-то хоть?
— На шестнадцать тысяч за весь пакет, — честно ответил я.
— Это значит… это значит… по 130 рублей за монету где-то… продешевил ты, Витя, сильно продешевил.
— Так ведь сделка-то не состоялась, — ухмыльнулся я, — так что говорить об упущенной выгоде здесь не приходится.
— И то верно, — Николаич докурил сигарету, выкинул её в урну и продолжил, — я чего этот разговор-то затеял, догадываешься?
— Могу только предположить чисто умозрительно, — ответил я, — у вас с Файнштейном были наверно какие-то деловые отношения, а я в них случайно вмешался…
— Почти угадал, — сказал редактор, глядя на проезжающий мимо автобус 4-го маршрута. — С Файнштейном сплошные непонятки в последнее время, то ли его убили, то ли он убил…
— Мне трое разных людей сказали, что его, — влез я со своей ремаркой, — нет у меня оснований не доверять всем троим.
— Иногда слова это просто слова, — ответил он точь-в-точь, как Болотняник в моём сне, я аж вздрогнул, — у меня вот несколько иные сведения есть про него…
— Так я никак не пойму, Борис Ноколаич, — решил прервать я этот бессмысленный в общем и целом разговор, — я-то зачем вам понадобился?
— По моим данным, Витя, — проникновенно ответил мне он, — ты далеко не все монеты сдал государству, часть замылил. Причем немаленькую часть.
— Поклёп это, — хмуро возразил я, — одну монету да, утаил, ну так я её вам и передал с рук, так сказать, на руки. А больше у меня ничего нету…
— Ну смотри, — встал со скамейки Николаич, — я тебя предупредил — если надумаешь продать замыленное, обращайся ко мне, цену хорошую дам. Срок двое суток, потом пеняй на себя… — и он собрался уходить, но я остановил его встречным вопросом:
— А что там с Файнштейном-то, не расскажете? А то тайна мадридского двора какая-то получается.
— Почему ж не рассказать, расскажу, — снова плюхнулся он рядом со мной, — эмигрировал он в Израиль, очень срочно и очень удачно. Видимо занёс куда надо сколько надо, у нас ведь из-под следствия заграницу не отпускают… привет, кстати, тебе передавал перед отъездом, добавил ещё, что если дотянется до тебя, то удавит, как цыплёнка. Ещё вопросы?
Вопросы у меня закончились, поэтому мы и раскланялись на этой звенящей цыплячьей ноте. Я остался на скамейке мучительно размышлять, что же мне теперь делать дальше… а заодно и про Файнштейна — даром он мне не сдался, а вот поди ж ты, только про него и слышу последние пару дней… причём уже третью по счёту версию о его нынешней судьбе-злодейке. Что его убили-зарезали, это раз, что он в Анапе отдыхает, это два, а теперь ещё прибавилась алия на землю обетованную. Как говорится, бог троицу любит…
Ничего я не надумал, мысленно плюнул на песочек, которым вся детская площадка была усыпана, и повлёкся домой. Было утро и был вечер, день эн плюс первый…
Хотя это я поторопился насчёт окончания дня-то, сильно поторопился — не успел я прошмыгнуть в свой родной тринадцатый подъезд, потому что меня зазвал в свой опорный пункт охраны общественного порядка лейтенант Гусев. Здоровый и краснорожий, как никогда.
— Я освободился, — заявил он мне, налив воды из графина, — давай теперь о наших делах поговорим.
— Давайте, — уныло согласился я, — с утра мечтал об этом.
— Ты не ёрничай тут, — сурово одёрнул он меня, — а то развелось шутников, не продыхнуть. Что там по американцу надумал?
— А что тут думать, — дерзко отвечал я, — контора меня кинула на середине реки, теперь приходится выплывать с помощью подручных средств.
— То есть ты согласен сотрудничать? — переспросил он.
— Согласен. Только никаких бумаг я подписывать не буду, моего слова вам достаточно?
— Обойдёмся без подписей, — буркнул лейтенант, — вываливай все подробности.
— Ага, сейчас начну, но перед этим хотел бы одно замечание сделать…
— Какое? — насторожился Гусев.
— Вы там, кажется, обещали помощь по линии заводских бандитов… конкретно по Васе Синему — а что-то никакой помощи мы с Джоном так и не дождались, сами разбираемся в этом дерьме… а хотелось бы, чтобы наше сотрудничество было, так сказать, улицей с двусторонним движением. А у нас получается одностороннее.
— И что там у вас с Синим вышло?
— Провёл он разбор по предъяве Серого… грамотно, между прочим, провёл, все вопросы сняты, — не стал я углубляться в тему мотокросса.
— Ну и прекрасно, что вопросы сняты, — ощерился Гусев подобием улыбки… детей только такой улыбкой пугать, — у каждого бывают недостатки, я тебе могу пообещать, что этот случай в твоей жизни будет последним. А теперь рассказывай, кто-что-как и сколько.
Я и рассказал, скрывать-то особенно тут и нечего было. Только про танюшин суицид умолчал — мол просто ездили в деревню прокатиться и проверить мотоцикл в боевой обстановке.
— Валюту он не предлагал поменять? — вдруг поинтересовался Гусев.
— Валюту хотел поиметь Вася Синий, — сдал я этого вора с потрохами, — сто баксов, дескать, надо. Но Джон ему отказал, нету мол, всё в посольстве в рубли перевели.
— Это хорошо, это хорошо… — забарабанил пальцами по столу участковый, — а завтра вот что тебе надо сделать будет, запоминай…
И он рассказал, что у меня будет намечено на завтра — ни много, ни мало, мне предстояло свести Джона с местной оппозицией в лице диссидентов Буровского и Конышевой, это были муж и жена, невзирая на разные фамилии, жили неподалёку на проспекте Ватутина, и у них там было что-то вроде светского салона, где по вечерам болтали на разные темы, в основном советскую власть ругали.
— Вас туда отведёт редактор местной газеты Зозуля, ты его должен знать.
Ни хрена ж себе, подумал я, Борис Николаич еще и на подсосе у ментов подрабатывает, а вслух сказал:
— И зачем всё это надо, если не секрет? Мы же с Джоном почти что дети, кто нас там будет слушать в этом кружке по интересам?
— Есть такое мнение, что послушают, — возразил мне Гусев, — да ещё как.
— Ну поговорим мы там, а дальше что?
— А дальше ты доложишь содержание разговоров мне и на этом пока всё.
— Только у нас до пяти вечера тренировка на Чайке, — вспомнил я.
— Это нестрашно, у них там раньше семи часов не начинается, — посмотрел на часы он. — Ну всё, Витя, иди отдыхай.
Я было поднялся уходить, но вспомнил ещё об одной проблеме и сел обратно.
— Товарищ лейтенант, — проникновенным голосом сказал я, — так а что там с этим зубным врачом-то? А то разные люди болтают совсем противоположные вещи.
— А ты не слушай постороннюю болтовню, — недовольным тоном отвечал мне он, — собаки тоже лают, а ветер их лай носит…
— Убедили, — поддакнул ему я, — больше никого слушать не буду, кроме представителей наших правоохранительных органов — намекните хотя бы, что там произошло-то…
— Намекаю, — сдвинул брови Гусев, — не твоего, Виктор, ума это дело. И второй намёк тоже могу подбросить — не суйся туда, куда тебя не просят. Доступно?
— Вполне, — чистосердечно ответил я и очистил помещение опорного пункта.
Вот же сука какая, подумал я по пути домой, других, значит, слушать не надо, а сам молчит, как рыба-карась… нет, как щука, потому что такой же хищный и с зубами. Да и хрен бы положить на этого Файнштейна, решил я, открывая дверь своей квартиры, и без тебя забот хватает.
А завтра после уроков мы с Джоном занялись вплотную подготовкой к мотокроссу по пересечённой болотами местности. Сначала с матчастью разобрались — в принципе техника-то новая была, так что особенно там ничего править и не пришлось, цепь смазали, да тросики все проверили по два раза. А далее я предложил прогуляться на место предстоящего соревнования и провести тренировочные пару заездов прямо там. И мы прогулялись…
Та самая лужайка возле Длинного озера была тоже достаточно длинной, почти километр с севера на юг, а в поперечнике вдвое уже. Заканчивалась она плавным переходом в хляби и трясины, окружавшие наш многострадальный район со всех сторон… ну почти со всех, с одного-то края всё-таки Река текла.
— Я так понимаю, что старт у нас будет приблизительно оттуда, — и я показал на то место, где мы недавно с бандитами беседовали, — потом пойдёт туда (в трясину, но не очень глубоко, пока по пояс не начнёшь проваливаться), поворот примерно у той засохшей берёзы…