Войска с парада уходили прямо на фронт. До начала контрнаступления Красной армии под Москвой оставалось 28 дней.
33
Надя с Юлей бежали по малолюдной улице. Было облачно, шел снег. К ним постепенно присоединялись другие жители Москвы, только что узнавшие о параде.
Из рупоров доносился голос Сталина:
«Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая».
Надю и Юлю остановил кордон – несколько солдат, которые перекрывали проход к Красной площади. Девушки пытались прорваться, но безуспешно. Побежали в обход.
Из репродуктора тем временем разносилось:
«Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков: Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина! За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина – вперед, к победе!»
Раздался многоголосный крик: «Ура!!!» Грянул марш «Парад».
Колонны воинских подразделений чеканили шаг по Красной площади и шли дальше по примыкающим к ней улицам.
Надя, Юля и несколько сотен москвичей разного возраста стояли у кордона солдат, которые сдерживали натиск толпы. Девушки всматривались в лица проходивших военных, надеясь увидеть родных.
– Женя! – выкрикнула Юля.
Она сделала попытку пробиться, но тщетно.
– Там мой брат! Пустите!
– Юля, ты обозналась! – перехватила подругу Надя. – Успокойся! Нет там Жени.
Надя обняла Юлю, прижала к себе. Она уже поняла, что не сможет увидеться с отцом, даже если он участвует в параде.
Москвичи восторженно смотрели на марширующих военных, на глазах многих были слезы.
34
Хотя главная надежда девушки не оправдалась, парад поднял настроение. Вселил в Надю уверенность, что недолго немцам оставаться под Москвой. Что скоро их погонят прочь.
Она мыла пол на кухне, напевая мелодию «Прощания славянки». Прядь волос выбилась из-под косынки и упала на лицо. Надя закинула голову, и ее взгляд случайно упал на антресоль, заклеенную обоями. Дверку антресоли разглядеть было трудно. Похоже, грабители ее не заметили.
Девушка вытерла руки, залезла на табуретку и, подцепив ножом, открыла «тайник». К ее радости, там стояли банки с вареньем, солеными огурцами, еще было несколько мешочков с сушеными грибами и яблоками.
– Ура! Живем! – засмеялась Надя. – Фиг вам, бандиты, а не наши огурцы!
Она взяла ближайшую банку с вареньем и спрыгнула с табуретки.
35
Вечером на пятачке между домами, где раньше было дворовое футбольное поле, Юрка в одиночестве чеканил консервную банку.
К нему подошел Верзила:
– Чё, больше никого нет?
– Славка на фронте. Костян эвакуировался. И мяч с собой увез, – не отрываясь от процесса, проинформировал Панкратов.
Он отдал пас Верзиле. Тот подхватил консервную банку, и они стали гонять ее, обводя друг друга и толкаясь. У Юрки это получалось намного лучше.
Верзила, запыхавшись, остановился:
– Давай я лучше на ворота встану. Постучи мне.
Он встал между деревом и кирпичом – воображаемыми штангами ворот. Юрка, примерившись, сильным ударом отправил банку в сторону Верзилы. Тот ловко ее отбил.
– Давай теперь я встану, – предложил Юрка.
Верзила, перебрасывая банку с ноги на ногу, отошел к отметке, разбежался и изо всей силы ударил банку пыром с носка. Она пулей влетела в ворота. Юрка не успел даже среагировать на удар.
– Гол! – радостно заорал Верзила.
Панкратов сплюнул себе под ноги.
– Ну гол! Чего орешь-то? Радости – полные штаны. Была охота – последние ботинки об эту железяку рвать!
Юрка подошел к банке и пнул ее далеко в сторону от ворот.
– Хорош. Какой сейчас на фиг футбол? Всё. Бывай! – Он протянул Верзиле руку.
Тот был явно расстроен такой резкой и неожиданной сменой настроения приятеля:
– Ну ладно. Бывай.
И Панкратов пошел в сторону своего подъезда, а Верзила – в Банковский переулок.
36
Клавдия Петровна слов на ветер не бросала. Наде и Юле крепко досталось за вчерашний побег посреди рабочего дня. Кроме того, она оставила их на сверхурочную работу.
Надя старательно строчила, не поднимая головы от машинки. К постоянному шуму в мастерской она постепенно начинала привыкать. То, что они с Юлей провинились, она прекрасно понимала. Но легче от этого не становилось.
К тому же, заметив подавленное состояние Нади, Вика всячески старалась задеть ее колкими замечаниями. Однако та не обращала на них никакого внимания, и Вика сменила тактику. Проходя мимо, она как бы невзначай толкнула Надю под локоть. Строчка сделала зигзаг, иголка погнулась.
– Ты что делаешь-то? – Надя вскочила и с силой пихнула свою обидчицу.
Та больно ударилась бедром об угол стола.
– Это еще что такое?! – В дверях, будто только этого и ждала, появилась замдиректора. – Елисеева, ты в своем уме?!
Вика села, морщась и потирая ушибленное место.
– Значит, так! – Командорша повысила голос, стараясь перекрыть стрекот швейных машинок. – Пришла разнарядка. От вашего цеха четырех девушек следует направить на трудовой фронт – рыть противотанковые рвы. В первую очередь это касается комсомолок. И еще… – Замдиректора сделала эффектную паузу. – Настоятельно рекомендую выбрать тех, у кого меньше опыта. – Начальница обвела девушек взглядом. – Вот эту, нахалку, первой запиши́те. – Замдиректора указала на Елисееву. И уже другим тоном добавила: – Вика, зайди ко мне.
С этими словами Командорша покинула цех, впечатывая каблуки в цементный пол.
Мастер взяла чистый лист бумаги и стала переводить взгляд с одной швеи на другую. Девушки с особым рвением начали строчить на машинках, некоторые из них низко наклонились над столами, чтобы не встретиться взглядом с начальницей.
Вика, проходя мимо рабочего места Нади, злорадно улыбнулась. А та вынула из машинки погнутую иголку и, вздохнув, принялась распарывать кривую строчку.
– Елисеева, рано я тебя похвалила, – строго сказала мастер, – на тебя иголок не напасешься.
– Клавдия Петровна, так разве я в этом виновата?!
– За свою машинку ты здесь отвечаешь головой!
Мастер повернулась спиной, прошла к своему столу.
– Ну, я этой Викусе покажу, как под руку толкать! Вихляет тут бедрами, как эта… – Надя задыхалась от возмущения.
– Не связывайся! Вика – племянница замдиректора, – просветила ее немолодая швея.
– И что? Ей теперь всё можно?! – возмутилась девушка.
Работницы одобрительно загудели. Вику в мастерской откровенно недолюбливали.
– Хватит болтать! Перерыв окончен! – вернула их к работе мастер.
37
Наташе наконец удалось узнать, куда перевели их детский сад. На следующее утро она направилась по новому адресу. В морозном воздухе явственно пахло гарью: в здание неподалеку попала бомба.
Дверь с надписью «Ясли-сад» вела в подвальное помещение дома, оборудованное под бомбоубежище. В одной из комнат с голыми стенами стояли детские кроватки. Они занимали бóльшую ее часть. Здесь же стояли маленькие столики на четверых и стульчики.
Дети работали ложками – ели на завтрак молочную кашу с хлебом.
– Видите, как мало у нас теперь места! – развела руками заведующая. – Мне даже кровать для вашего старшенького некуда поставить.
Вася увидел бесхозную машинку, стоявшую рядом на полу, и стал играть с ней. К нему тут же подбежал мальчишка, который, видимо, считал игрушку своей, и отнял ее. Вася вздохнул, но спорить не стал. Мальчишка взял машинку и пошел доедать свою кашу.
– Я вас понимаю, но и вы меня поймите. – Наташа не собиралась сдаваться. – Я не могу выйти на работу, пока не устрою в садик детей.
– А… так вы еще не работаете?!
– Я обязательно устроюсь! Как только дети будут под присмотром.
– Вот что! – Заведующая оценивающе посмотрела на Наташу. – А вы устраивайтесь к нам нянечкой! У нас как раз есть свободное место.
– А разве можно?! – удивилась Наташа.
– Нужно!
И заведующая направилась к выходу, жестом приглашая Наташу идти за ней.
38
Маруся, стоя у стола, старательно мыла в миске четыре довольно крупные картофелины. Бабушка чистила помытую картошку, бережно, тонким серпантином снимая кожуру. Ее не выбрасывали, а высушивали на буржуйке. Потом, когда картошка заканчивалась, кожурки тоже шли в пищу: их измельчали и делали тесто для оладий.
На топящейся печке стояла кастрюля. Вода уже закипала.
– Я, бабушка, очень люблю картошку! Особенно толчёнку, – мечтательно прошептала Маруся.
– Для толчёной картошки масло нужно, а у нас его нет. И молоко всё вышло.
– Юрка достанет, – убежденно сказала Маруся. – Про картошку ты тоже говорила, что ее не купишь. А вот! Пожалуйста!
Анна Николаевна вздохнула, покачала головой.
Когда вода закипела, бабушка опустила в кастрюлю разрезанные пополам картофелины. Маруся, не давая ей закрыть крышку, стала пересчитывать половинки.
– Восемь! Получается всем по… – Маруся задумалась. Делить она еще не умела. – Бабуль, а сколько мне можно?
– А сколько осилишь?
– Всё! Я бы всё съела!
– А пузо не лопнет? – улыбнулась Анна Николаевна и пропела: – Пузо лопнет – наплевать, под рубахой не видать.
Она обняла внучку и легонько похлопала ее по животу. Девочка заливисто захохотала.