Платье уже было снято с одного ее плеча, к которому и припал губами герой. Третьим был предложен прошлогодний выпуск нашего еженедельника «Невские новости». Подумать только: нас и тут читают! Это радовало.
От нечего делать прочитала про подвиги братвы, безжалостно расправляющейся со всеми конкурентами и даже с теми, кто слишком много знал, потом углубилась в наш еженедельник.
О чем мы там писали в прошлом году? Димка в своем обзоре шоу-бизнеса жалел несчастного принца Монако, считающего, что Кристина Орбакайте — самая популярная певица в России.
Что принц Альберт подумает о России и музыкальных вкусах россиян? Мне почему-то вспомнился Галькин воздыхатель Женя. По-моему, он, с душой поющий под дверью возлюбленной, мог дать большую фору всей московской тусовке вместе взятой. Вот кого следовало демонстрировать принцу Монако и прочим королевским особам. За пузырь Женя такое споет… И сколько еще в России подобных талантов? И вообще сколько талантов, которым просто не пробиться, потому что все места заняты? Мне стало грустно.
Чтобы развеселиться, нашла Тонькину страницу. Прочитала сочиненное ею самой письмо читательницы, якобы спрашивающей у авторитетного издания, сколько мужчин женщине стоит иметь одновременно. Авторитетное издание в Тонькином лице отвечало, что как минимум трех: мужа — для денег, жеребца для удовлетворения плоти, друга — для души. Остальные — по желанию. Можно второго жеребца — если упомянутых товарищей все равно не хватает.
Можно еще парочку для улучшения своего материального положения. Но в таком случае необходимо помнить о заболеваниях, передающихся половым путем и имеющим широкое распространение в наше время в нашем городе. Правда, Тонька тут же успокаивала народ: теперь все лечат, и даже давала адрес, где. Я помню, как Тонька хвасталась, сколько ей заплатили за эту рекламу. Димка, кстати, у них потом лечился бесплатно, вернее, он в своем опусе рассказал про обследование одной звезды мужского пола, которая свято следит за своим имиджем, а поэтому регулярно проверяет свое здоровье. Ведь звезда же не может подвести поклонниц и распространять среди них венерические заболевания.
Хотя поклонницы были готовы на любой подарок звезды, даже сифилис. Димка за эту статью содрал гонорар и со звезды.
Имелся и мой опус — о торговле наркотиками на финских дискотеках и о том, как в качестве наркокурьеров используют или пожилых людей, или совсем молодых: подозрений меньше. Вспомнила, как тогда сидела ночью в своей машине с питерскими номерами… Ко мне подходили за водкой, пивом, сигаретами и наркотиками. В финской полиции уже специальный отдел создан по работе с русскими. Однако нас так просто не возьмешь. Финскими руками. Но меня-то сейчас прихватили русские.
С чем же связано мое появление в гостях у бабули с дедулей? С последней поездкой в Финляндию? С закрытой выборгской гостиницей?
Лично с Сергеем? Я была уверена, что меня взяли не из-за какой-то статьи. Не писала я ничего такого, за что могли приковать наручником к шесту. Но что же от меня хотят?
Глава 10
Об этом узнала вечером.
Послышался гул мотора, потом хлопнули дверцы, раздались мужские голоса. Я приготовилась, встав у шеста.
В мою просторную одиночную камеру зашел Александр Иванович Колобов (по жене — Эриксон), с которым мы совсем недавно познакомились в Выборге.
— Добрый вечер, Юленька, — расплылся он в слащавой улыбке. — Надеюсь, ты тут не голодала?
— Хорошая у вас загородная база, Александр Иванович, — сказала я вместо приветствия.
— Неплохая, — кивнул он совершенно серьезно, сел на одну из табуреток, а потом бросил через плечо двум своим быкам:
— Брысь! И не заходить, пока не позову!
— Но… — попытался возразить один бычара.
Он, по-моему, имел счастье лично познакомиться с Сарой и Барсиком. Хотя я могла и ошибаться: этих молодцев вывели в каком-то одном инкубаторе. Или это какая-то новая таинственная раса, которая где-то пряталась в советские времена и вылезла в общество после перестройки, чтобы устанавливать свои порядки?
— Брысь!
Молодцы удалились. Колобов посмотрел на меня устало и сказал:
— Села бы ты, Юля. В ногах правды нет, а разговор у нас будет долгий.
— Табуретку пододвиньте.
Александр Иванович поднес табуретку к шесту. («Вот что значит мужчина из Питера, — подумала я, — даже пленнице предлагает сесть.
Не то что московские издатели, у которых для посетителя может не найтись стула».) Сам Колобов удалился на свою табуретку, вздохнул и предложил мне рассказывать все с самого начала. Я уточнила, что именно его интересует. «Как провернули дельце с Татариновым», — ответил Александр Иванович. Я непонимающе уставилась на собеседника. Но в голове судорожно проносились мысли. О каком дельце идет речь?
Что все-таки сделал Сергей? И каким образом он меня подставил?
Но сейчас мне требовалось убедить Колобова в своей непричастности ни к каким темным делишкам Сереги. Изобразить святую простоту — хотя это навряд ли получится. Но уж в отсутствии какого-либо злого умысла со своей стороны по отношению к господину Колобову лично смогу убедить? Не хотелось зря страдать.
А Серега в любом случае в «Крестах». Или пока еще в каком-нибудь ИВС. О том, как ему помочь, я буду размышлять после того, как отсюда выберусь. Сейчас я находилась не в том положении, чтобы думать о спасении милого друга.
Самой бы выбраться в целости и сохранности.
Но одни и те же мысли меня не оставляли: Серега хотел алиби? Для кого? И с офисом ли было связано дело? За что он отстегнул мне почти тринадцать тысяч баксов?
— Что вы от меня хотите? — поинтересовалась у Колобова.
— Знаешь, как меня подмывает ответить?
— ?
— Любви, как говаривал мой любимый герой Остап Бендер. Но на самом деле хочется мне другого, Юленька. Ответов на вопросы.
— А я могу задать один вопрос? — посмотрела я в глаза Колобову.
— Вообще-то вопросы здесь задаю я, — ответил он. — Но понимаю: тебе со своей журналистской натурой не совладать. Валяй!
— Какие у вас отношения с Редькой?
Колобов слегка дернулся. Наверное, он ожидал, что я спрошу что-то про эту загородную базу со здоровым питанием, про старичков-тюремщиков, про предыдущих заключенных…
Его, конечно, заинтересовало, почему я, прикованная к шесту, спрашиваю не о своем освобождении, а о Креницком.
— Ответьте, пожалуйста, если нетрудно. Потом я отвечу на ваши вопросы.
— От этого будут зависеть твои ответы?
— В некоторой степени.
— Мне нужна правда, только правда и ничего кроме правды.
— Будет. Только ее ведь можно подавать по-разному, не так ли? — я хитро прищурилась. — Зачем мне лишние неприятности, если я невольно обижу вашего друга? Или он не друг? Доверенное лицо? Собутыльник? «Шестерка»?
Колобов задумался, потом, подбирая слова, заявил, что не доверяет никому, вообще никому. Жизнь научила. Миром, в котором он живет, мы все живем, правят волчьи законы.
А он — вожак стаи, и намерен им оставаться.
Вообще-то внешне он напоминал ленивого борова, но никак не поджарого волчару, хотя по духу… Эта база с дедулей и натуральными продуктами все-таки была свидетельством мягкотелости.
Или я ошибаюсь? Может, несговорчивые бизнесмены и банкиры, попадая сюда, наоборот, понимали, как им повезло иметь дело с Колобовым, а не с каким-нибудь любителем паяльников и раскаленных утюгов? И быстрее соглашались на все условия? А потом и зла на Колобова не держали?
Понимали, что с ним лучше дружить? И что он человек, а не зверь… Хотя… Я жалела об одном: сразу после возвращения из Выборга не удосужилась выяснить точное место Колобова в питерской иерархии. Сейчас мне это могло бы помочь.
— Павлу Степановичу довелось в свое время пожить у этого шеста, наконец сказал Колобов со своей фирменной хитрой улыбочкой. — И он быстро все понял.
— Кстати, а почему шест?
— Это ты как журналистка интересуешься?
Я кивнула. Оказалось, Колобов обожает смотреть, как у шеста танцуют девочки, правда, я тут — первая особа женского пола. Но ему хотелось сделать что-то особенное, отличающееся от других мест заточения, — чтобы людям было что вспомнить. И вот однажды, сидя в ночном баре, он и подумал: а почему бы не установить шест?
Мужики тогда найдут о чем помечтать, когда они тут будут томиться.
— А дедуля с бабулей откуда взялись?
— Местные. Деревня вымерла. Они остались. Нам помогают. За это имеют прибавку к пенсии. Ну и людям приятнее, когда за ними такие старички ухаживают. Не находишь? Или ты бы предпочла братков с бычьими шеями?
Я покачала головой. О местонахождении деревни, как я понимала, спрашивать бесполезно: все равно не скажет. Найти же ее в Ленинградской области, как я догадывалась, будет невозможно. Хотя я не исключала, что это может быть и Новгородская, и Псковская: ведь я же была в отключке, пока меня сюда везли.
Но меня интересовало и нахождение моей машины, а также сумки с документами и телефоном. Я спросила о них вслух.
— Ну мы же не звери, машина у твоего подъезда стоит, где и обычно, сумка здесь, — развел руки Александр Иванович. — Понимаем: ты — не миллионерша. Я специально выяснил твои гонорары. Юленька, а ты не хочешь случайно на меня работать? Будешь писать, что скажу. Снимать то, что покажу и в нужном мне ракурсе. Платить буду раз в десять больше, чем в вашем холдинге.
Я покачала головой.
— Я так и знал, — сокрушенно покачал головой Колобов. — Репутация дороже денег. Ее сложно заработать, но легко потерять. А умный читатель всегда поймет, что статья или сюжет заказные. А что согласишься написать под заказ?
Я улыбнулась и подтолкнула к Колобову наш прошлогодний номер, сказала, какую страницу открыть.
— Нечто типа рекламы медцентра. Вполне безобидно и деньги неплохие. В статью можно умело ввернуть. Просто несколько раз упомянуть: «Как сказала свидетельница из медцентра такого-то…», «Сотрудники — медцентра, с которыми удалось поговорить, к сожалению, ничего по данному поводу сказать не могли…»