Однажды Луиза перехватила его на мне:
– Не пялься, вдовец-молодец… Это – Шалавдия. Суперная девушка с выездом. У нас здесь целый квартал армянских миллионеров. Их она и обслуживает.
В качестве сатисфакции за испорченное мне настроение Луиза щедро приготовила кофе. Обычная арабика да ещё немного корицы, гвоздики и ванильки. Да пить с горьким шоколадом. Атас называется.
Так как мне следовало ежеминутно отслеживать ситуацию на бензоколонке, мы пили замечательный кофе неподалёку от заправочных колонок на свежем воздухе у обледеневшего мусорного бака, напоминавшего огарок огромной свечи с потёками желтоватого парафина. Тем не менее, его крышка отлично служила нам устойчивым просторным столиком, а щель в ней – бездонной пепельницей.
Мы пили эспрессо аккуратными глотками, собственно говоря, посасывали, чтобы дольше сохранялось послевкусие и всякие прочие приятные ощущения.
Именно здесь Луиза и сделала мне взволнованно неожиданное предложение:
– Давай про Монтеня что-нибудь поговорим? Я его книгу уже дочитываю.
– Что ему Гекуба, что он Гекубе?.. – скучно сказал я.
– Не принимай меня за дуру… – без всякого намёка на обиду наставительно проговорила Луиза. – Между прочим, по трудовой книжке я никакая не уборщица, а старший менеджер АЗС по клинингу и эстетике. И хочу тебе сказать, что Монтенем я зачитываюсь. Как будто про мою жизнь он пишет, а жил черт знает когда.
– Он самый обыкновенный брюзжащий моралист, – попытался я отмахнуться от неуместно умного разговора на фоне Андрея Арнольдовича, вальяжно, на слегка заплетающихся ногах собиравшего по территории разнокалиберные окурки. При этом он себе под нос, но достаточно громко крыл, на чем свет стоит, нашего Клоуна: оказывается, тот, вынося вчерашней ночью мусор в трупном мешке, в темноте налетел на выставленную возле баков кем-то из армянских миллионеров новую стиральную машину. Как видно, та была куплена без должного совета с бабушкой. Но не только в этом обретении нашему бригадиру свезло. Три дня назад Клоун там же счастливо разжился японской сборки микроволновкой в упаковке. Сегодня, сдавая нам смену, он продемонстрировал всем новую молодёжную норковую кепку с кожаным козырьком того же самого «мусорного» происхождения. Так что наш Ботаник сейчас в связи с этим с досады сердито прикладывался к улучшающей качество жизни чекушке. Само собой, в «мёртвых» для видеокамер зонах. А чтобы отбить запах, заедал водку растворимым кофе из пакетика. Мне уже шепнули, что кандидата биологических наук трижды выгоняли за пьянство, но каждый раз через два-три дня звали обратно: работать он умел один за всех.
Луиза вдруг взяла меня под руку и самозабвенно процитировала Монтеня:
– Мы никогда не бываем у себя дома, мы всегда пребываем где-то вовне. Опасения, желания, надежды влекут к будущему; они лишают нас способности воспринимать и понимать то, что есть, поглощая нас тем, что будет хотя бы даже тогда, когда нас самих больше не будет.
– Откуда у тебя такой интерес к заоблачным материям? Может быть, ты инопланетянка?
– Скорее, сумасшедшая. Но точно знаю лишь одно – я была здешней шлюхой… – Луиза зверски напрягла скулы. – Конечно, рангом пониже твоей прекрасной Шалавдии. Мной занимались водители и повара её клиентов. Пила по-чёрному. Но однажды попалась любопытная книжка – «Афоризмы жителей Древнего Двуречья». И знаешь где? На мусорке! Кто-то как специально для меня ее подбросил. Клоуну вот стиральная машина досталась, а мне тогда изречения мудрецов Месопотамии. Уже двадцать тысяч лет назад они рассуждали вполне современно: только боги живут вечно под солнцем, но дни человека сочтены, все дела его лишь ветер; поднимись на руины и пройдись по ним, посмотри на черепа простых и великих; какие из них принадлежали святым, а какие грешникам? Или вот ещё откровение, хорошо нам всем известное: кто роет другому яму, сам в неё попадёт; будь справедлив к своему врагу, делай добро, будь добр во все твои дни… А вот что говорили месопотамские мудрецы о нас с тобой: «Лучше с мудрым человеком носить камни, чем с глупым вино пить». Вот так, хороший мой…
– Ты сплошная загадка, Луиза.
– А ты не бойся. И вообще я давно живу чище девственницы. О ребёнке подумываю. Но от кого? Измельчали мужики. Меня сейчас даже слово «водка» нервирует. Только от сигарет никак не отстану. В меня кофе без никотина не лезет. Кстати, беда! Последнюю докуриваю! А наш магазин закрыли на ревизию.
– Вовремя я тебе твой любимый «Винстон» принёс… – вздохнул мужчина лет пятидесяти.
Он только что усиленно ковылял с тросточкой в нашу сторону.
– Спасибочки, Петя! – отрешённо вздохнула Луиза. – Соскучился по мне? Поговорить пришёл?
– Вроде того…
– Но о чем, мой ангел-хранитель? Монтеня, которого я тебе дала, читал?
– Уже немного осилил… – застенчиво поморщился Петя. – Только все у него как из пальца высосано. Не знал твой Монтень реальной жизни.
Я этого Петю на АЗС уже не раз видел. Идёт всегда медленно, подволакивая ногу. И каждый раз у него для Луизы какой-нибудь особый презент.
– Благодарствуй, Петя, за правду-матку. А только теперь ступай… – напряглась Луиза. – Не до тебя мне сейчас.
– Понял, извини… – душевно отозвался он и захромал к нашему магазину.
– На учёте! – строго остановила его Луиза.
Петя обречённо замер.
– Не горюй… Чекушку я тебе взяла. Успела… – сострадательно объявила Луиза.
Прежде чем я ушёл заправлять очередной самодвижущийся сугроб, она уважительно объяснила мне, что Петя – бывший военный лётчик, контужен в Афгане; недавно его едва успели достать из петли – после того как он к ней снова в мужья просился, а она и на этот раз отказала. Да ещё завелась, всю дурь свою ему с бешенством показала. Хотя, если рассудить, у Пети хороший характер, свой дом, черная «Волжанка», правда, ржавая и не на ходу, большая пенсия. Вовсе не глуп. Внешне нормальный, только одна нога после катастрофы над Кандагаром неправильно срослась.
– Так чего тормозишь? Сук под собой рубишь… – сдержанно сказал я.
– Тебя ждала! – дерзко объявила Луиза. – Предчувствовала, что с таким, как ты, встречусь… Шучу-шучу! Так что насчёт Монтеня, пообщаемся? Стоп! Беги! Наш олигарх едет!
На заправку грузно вкатилась стальная туша Hummer’a с гирляндой воинственно пылавших прожекторных фар на крыше.
6
– Эй, дед, полный бак… – хрипло распорядился щупленький остроносый хозяин машины, вывалившись в метель в просторных шортах и белой майке с надписью «Клинт Иствуд». Он чем-то действительно напоминал осетрового малька: эдакий ершистый сиплый ребёнок. Это был тот самый Рыбкин.
Вот когда назойливое наставничество Андрея Арнольдовича пошло мне впрок. В сложных погодных условиях я блестяще выполнил полученное распоряжение: не только не дал захлебнуться пистолету, убойной струёй вогнавшему 100 литров в бензобак Hummer’a, но при этом ещё не уронил ни капли на лакированную «броню» джипа.
– А где Клоун? – Рыбкин юношески прищурился от снежных оплеух, приоткрыв искристые бриллиантовые стразы на зубах. – Хочу выпить конкретно с ним.
– Бугор будет завтра, – сказал я без всякого пиетета, почти нагло.
Кажется, я начинал здесь осваиваться. Не слишком ли быстро?
Моему клиенту потребовалась минута, чтобы усвоить информацию.
– Тогда ты скажи: нравится тебе моя новая тачка?
Я честно выдал:
– Легендарная машина.
Он взволнованно обнял меня, едва достав головой до груди. Хорошо, что до слёз не дошло.
– Молодец… В жилу сказал! Растрогал меня. Вот, возьми. Устрой себе праздник.
Он подал мне зажатую в кулак пятитысячную.
Я хладнокровно убрал руки за спину.
– Пролетарская гордость заговорила?! – детски-радостно хохотнул тот и в полном смысле этого слова бросил деньги на ветер.
Нарочно не придумаешь: бесшабашная метель как банный лист к голой заднице прилепила вспорхнувшую пятитысячную к левой щеке многострадального Андрея Арнольдовича. Я поздравил его дружеским поклоном. На эти деньги он и девочки-операторы всю ночь пили достойный напиток – Хеннеси ВС: наша вселенская метель отменила проверяющих всех уровней и мастей.
К ночи джип вернулся. Так происходило каждый раз, когда его хозяин надевал с вечера в пятницу свою майку «Клинт Иствуд». Кстати, как всегда поверх вэдэвэшного тельника.
Метель услужливо иссякла. Старательно зализанные ею снега лежали торжественно-успокоенно, стомлённо. На юге со стороны морга великолепно сиял в обрамлении звёзд царственный Сатурн, словно монарх в окружении своей свиты.
Хозяин Hummer’a почти трезво пожал мне руку и вручил переливающуюся алмазными искрами визитку: «Генеральный директор строительного холдинга «Пирамида Хеопса», академик Петровской академии наук и искусства, чемпион Воронежа по кикбоксингу в наилегчайшем весе Илья Рыбкин». С ним прибыли ещё два человечка, всем своим видом назойливо показывающие, что они с шефом одной крови – как говорится, «птенцы гнезда Петрова». Только вот глазки их сияли лакейски-восторженно, а пили и ели они так хватко, ёмко, точно про запас, ибо привыкли, что даже в самый разворот праздника, на пике радостного внеклассового братания их могут запросто турнуть от барского стола. Его роль, кстати, взяла на себя крышка того же бака, на которой мы с Луизой пили её замечательный кофе, а над нами витала унылая тень Мишеля Монтеня, нашёптывая свою известную мысль, что высшее благо состоит в спокойствии души и тела.
Наконец, наступил пик праздника. Кавалькада гостей по-пластунски вскарабкалась на блескучий ледяной холм на задворках АЗС. Дерзко зазвенели бокалы. Опустевшие бутылки французского шампанского «Мадам Клико», тяжело прочертив кривую падения, глухо воткнулись в снег. Предчувствуя, что будет дальше, ночная, по-зимнему смёрзшаяся тишина как сморщилась. И тут ударила орудийная канонада. Это Рыбкин «для расслабления души» выстрелил по черепу с молнией на пьяных дверях «Города Солнца» из своего длинноствольного Smith & Wesson калибра 44 Magnum. Не стану объяснять, почему снаряды не поразили цель – ни первый, ни все последующие.