Луиза ударила кулаком по зеркалу капота Bentley, словно хотела его разбить вдребезги.
– Ты, Павловна, – хозяйка. Я – раба. Так что я ясней тебя понимаю – наш Ботаник счастливец. Он больше не увидит ни тебя, ни твоего сыночка, ни эту гнидскую заправку. Читай Монтеня. Какая бессмыслица огорчаться из-за перехода туда, где мы избавимся от каких бы то ни было огорчений?
10
Луиза принесла из бытовки траурно-чёрный трупный мешок. Я не узнал её. Глаза как щёлки, рот судорожно приоткрыт, а грузинские брови сошлись к переносице. Скорбь изрезала лицо множеством старушечьих морщин. Я увидел Луизу такой, какой она будет накануне своего столетнего юбилея. Хотя было в ней что-то и от горько плачущего новорождённого ребёнка, который пришёл в отчаяние от безжалостной ссылки на планету Земля.
Когда Андрея Арнольдовича неуклюже, но бережно упаковали в глянцевую морговскую трупную тару, и бегунок с шепелявым верещанием закрыл змейку молнии, у меня безбашенно вертнулось в голове, что мой наставник просто-напросто примеряет спальный мешок перед бесконечно долгим походом. Только нет, не туристическим. А, скажем, на какую-нибудь экзопланету в поисках феноменальной разновидности пустынного белого саксаула.
В его родной морг солидно тяжёлое тело Андрея Арнольдовича мы несли на руках. Само собой, в раскоряку. Но вся дорога – рукой подать. Вон уже сотрудники мертвецкой юдоли трепетно выбежали за ворота встретить своего садовника. В руках у них дымчато алели его розы. На сочных бархатистых лепестках слёзно поблёскивали капли недавнего дождя. Здешние работники служебно привычны ко всему, что касается смерти после жизни, но Андрей Арнольдович нелепостью своей гибели растревожил остатки их общечеловеческих чувств и на время лишил защитной отрешённости.
– Бедный Андрюха… – сдавленно проговорил мне в спину Коржаков. – Сковырнул его исторический процесс с нажитого места, а найти другое подзабыл. Я тебе рассказывал, как мы с ним на пару трудились в морге?
Коржаков тогда шоферил на труповозке, мой наставник – был на ней, типа, медбратом. День и ночь шмыгали они по Воронежу и области. Всякого нагляделись. Но особенно запомнился ему случай, когда они с Ботаником года три назад по невиданному гололёду поехали в Берёзовую рощу за трупом. Повсюду пробки – все улицы непроездно замурованы льдом. Тогда они свернули в парк «Динамо» и зашли к покойнику, как говорится, с тылу. К нужному дому взбирались по черно-зеркальной от наледи Пионерской горке. Отдышавшись, попив чайку с опечаленными родственниками, вынесли из подъезда на носилках пакет с трупом. Но как теперь втроём спуститься вниз к машине по такой скользоте? Вот тогда после доброго глотка спирта и вызрел у них смелый план. Оседлав труп, они лихо понеслись на нем под гору. Ещё и песню вдохновенно заорали: «Из-за острова на стрежень…» Ветер хлёстко рвал весело раззявленные рты. На ухабах, облитых льдом, они яростно подскакивали. Однако никакие удары по их задницам не достигали цели. Все сотрясения безболезненно принимал на себя окостеневший труп.
Гвардии майор азартно ткнул меня кулаком:
– А вот ещё… Приехали мы как-то с Ботаником очередного жмурика забирать. Только он по бумагам проходил как мужик, а перед нами лежала самая настоящая баба!.. Со всеми её высококачественными женскими признаками. В общем, за «красненькую» мы проявили современность мышления и махнули рукой на то, что незадолго до внезапной смерти в расцвете сил наш клиент осуществил свою долгожданную мечту: поменял мужской пол на женский. Правда, отдаться так никому и не успел. Ушёл в мир иной чистой девицей. Зато теперь, наверное, в Раю отдыхает без всяких яких.
– Знаешь, какая кликуха у директора морга? – притомлённо вздохнул Коржаков, когда гроб был доставлен по назначению.
Оказалось, что начальника этого земного филиала небес обетованных сотрудники добродушно кличут Главным Упырём.
Вечером у Луизы мы всей бензоколонкой поминали Андрея Арнольдовича. Мне она эксклюзивно поставила коньяк, а прочий народ принимал из разномастных чайных чашек самопальную водку от какой-то бабы Дуси.
Весь вечер Луиза вдохновенно сидела у меня на коленях и после каждого тоста целовала с таким упорством, что у меня опухли губы. Её «приходящий» Петя смирно сутулился напротив нас, вяло и безучастно улыбаясь.
– Я так хочу тебя любить… – раз за разом шептала впервые за все время «датая» Луиза. – Хотя сама же первая буду в душе осуждать тебя, что поспешил отказаться от траура по жене. Держись, мужик! Эх, никто меня не тискает, кто по душе. А я дико старею. Сорок шестой год пошёл… Страшно…
Я тупо молчал.
– Мужики, у меня особый тост! – вдруг проникновенно улыбнулся наш гвардии майор. – Давайте, того, без дураков, выпьем за нашего Ботаника!.. Чтоб он в Раю стал садовником вместо выбывшего на Землю Адама!
Мы усердно поминали далеко за полночь – с завтрашнего дня никого из нас работа не ждала: Элеонора Павловна распорядилась закрыть нашу АЗС как неперспективную.
– У меня такое чувство, что мы с тобой больше не увидимся… – вдруг напряглась Луиза. – И что нас вообще связывает? Только чёртов Монтень! Зачем я тогда заговорила с тобой о нем?
Я спохватился:
– Слушай, у меня действительно нет номера твоего телефона.
– Ну и что? Зачем он тебе? Захочешь увидеться – дорогу знаешь.
11
Оставшись без работы и без Луизы, я первую неделю запойно провалялся на диване. Это было как возвращение в самого себя. Примерно такое состояние переживают люди, которые в состоянии клинической смерти достигают через тоннель ворот некоего Града Солнца и вдруг слышат чей-то сочувственный вздох: «Этому ещё рано. Верните его назад»…
Меня вернул банальный звонок в дверь.
На незваном визитёре был отменный костюм, каких я не видывал вблизи ни на ком. От всемирно известной бельгийской фирмы Scabal.
Я понял, кто передо мной. Костюмчик выдал.
Мы машинально пожали друг другу руки.
– Андрей, – строго назвался гость.
Так я впервые узнал земное имя Великого Учредителя нашей топливно-энергетической системы «Октановый рай».
– Я приехал принести извинения за горячность Элеоноры Павловны. В круг обязанностей моей мамы кадровые вопросы не входят. Кстати, я распорядился установить на могиле Андрея Арнольдовича бронзовый бюст.
– Вон как… – вздохнул я и чуть было не ляпнул нечто по поводу белого саксаула в качестве альтернативного материала.
– Так что прошу Вас завтра выйти в ночную смену. Ваш вынужденный прогул я покрою из своего личного премиального фонда.
– А как остальные мужики?
– Статус кво полностью восстановлен.
– Ну да, ну да… Только вот все равно не могу, – сказал я с таким болезненным напряжением, точно нечаянно порезался. – Какая досада! Извините, что подведу вас всех. Вы, кстати, сегодня в Интернет лазали?
– Само собой.
– Значит, не там… – вдохновенно понесло меня. – На ленте новостей опубликован указ, чтобы отныне вновь считать литераторов государевыми людьми за особую важность их труда для нынешних и будущих поколений. Там, наверху, наконец, поняли, что мы – товар штучный, и к нам следует относиться как к национальному достоянию. Так что сейчас мне срочно переоформляют пенсию. Сами понимаете, каких отныне она будет масштабов. Не меньше депутатской.
– Поздравляю! Кстати, я как бы несколько ваш коллега. Историк. Пед оканчивал. И знаю, что 3 марта профессиональный праздник писателей. Так сказать, всемирного масштаба. Нобелевского!
– Спасибо, спасибо… – уныло вздохнул я.
– Я обязательно поделюсь вашей заслуженной радостью со всем трудовым коллективом АЗС.
– Луизе, простите за наглость, об этом сообщать не обязательно.
– Не волнуйтесь. Ей сейчас все до фени. Дама в улётном запое. Хорошего вам дня и новых творческих успехов в деле литературизации нашей непростой эпохи. Может быть, и историю моей топливной корпорации отразите на своих страницах?
– Всенепременнейше.
– Ловлю на слове.
Проводив гостя, я набрал Коржакова: Луиза не просыхала; а вчера в пьяном виде так и вовсе голая ходила вокруг АЗС и предлагала себя всем встречным мужикам. Мужики разбегались от неё кто куда. И тогда она, гневно разочарованная, направилась в морг, чтобы проверить, может ли быть какой толк в смысле её разыгравшейся потребности от покойников мужского рода? В этом ей и помешал мой гвардии майор. Он только что сдал дела на АЗС временному управляющему и понуро шёл в никуда: то есть опять начинать жизнь с чистого листа. Кстати, Луиза и ему дерзко предложила себя. Коржаков молча подхватил её на руки и понёс домой – недалеко, через квартал он жил. У его супруги как раз был День рождения. Так вот он, типа, с подарком явился. Само собой, чуть ли не до дыр зацелованный Луизой по дороге. С тех пор Луиза целую неделю возвращалась у них в светлую реальность под присмотром жены Коржакова.
Все вдруг разом обрыдло мне в жизни второго варианта человечества, послепотопного. Как есть заныла во мне реальная депрессуха.
С этим настроением я и поднялся к Луизиной квартире. Поначалу мне показалось, что я ошибся дверью. По крайней мере, такой я еёне помнил. Сейчас она была старательно украшена магнитиками со свадебными картинками и фотографиями, как в некоторых семьях дверца холодильника. На одних – восторженные пухлые ангелочки, на других – невеста и жених сидят на облаке, под которым даже стихи есть: «Вдвоём решили мы навечно свою судьбу соединить, и приглашаем вас сердечно, чтобы нашу радость разделить. Спасибо, что были на нашей свадьбе! Луиза и Пётр».
Я человек в некоторой степени понятливый. Так что молча зашагал вниз, мимоходом отметив, что суставы почему-то не очень слушаются меня. И мой возраст явно был тому не самой основной причиной.
Луиза окликнула меня с балкона. Я так и не понял: она вышла на него случайно или экстрасенсорно почувствовала моё появление? Скорее всего, ни то и ни другое.
– Приветик, милый!..
Я смутился так, словно она стояла на балконе голой.