– Сам попробуй загляни, – грустно и раздражённо отозвалась Обыда. – Такая стена, что Синему сосняку не снилось.
– Ишь ты, – хмыкнул Кощей. – С первого взгляда и не скажешь, что мысли на замке умеет держать.
– Да и со второго не скажешь, и с третьего, – проворчала Обыда, вертя стёклышко на свету, выглядывая, что за осенние ягоды складывает в корзину Ярина.
– А с чего ты решила, что она ягой становиться не хочет? Испугалась – так мало ли. В Лесу что ни шаг, то в первый раз пугаешься.
– Душой она не хочет, Кощеюшка. Керемет её сердце в руках подержал – она и почувствовала, что это такое. Это тут, в Лесу я спокойная да ласковая…
Кощей хмыкнул.
– …а ведь другое у меня внутри, и нутро другое, и работа-то настоящая – чёрная, грязная. И Ярине то же предстоит. А она не хочет.
– А ты поговори с ней начистоту, – посоветовал Кощей, запахивая плащ. – Расскажи, как есть, расскажи, что впереди. Чем сказки от Керемета слушать, лучше уж из первых рук, без всяких утаек.
– Расскажу – а она сбежит! – вырвалось у Обыды. Прижала ладонь ко рту, сама испугавшись сказанного. – Уйдёт… И Лес ведь её выпустит, Ярина уж найдёт, как уговорить, коли с русалками, с птенцами, с ивняком поладила…
– Что ж тогда, всё в страхе жить? До каких пор? Сколько ещё скрывать от неё станешь, таить? Прошлое спрятать ты сможешь. Будущее сможешь. А и то и другое запереть – хватит ли сил, Обыдушка?
– А ты помоги, – вдруг спокойно велела Обыда. – Помоги, Кощей.
– Чего? Где это видано, чтоб Кощей…
– Как друга прошу, помоги, – властно оборвала Обыда, и потянуло холодом. – Как друг не поможешь – как слуге прикажу.
В глазах Бессмертного сверкнули угольки. Поднялись костлявые руки – и упали.
Глава 9. Сердце-птица
Ярина вернулась с полной корзинкой цветов и грибов. Набрала и ягод, поздних, крупных, в самом сладком соку, – предвестников зимы, с белой оторочкой по хрупким листьям.
– Устала, поди? Егозой с самого утра по лесу скакала.
– Куда там, – хмуро улыбнулась Ярина. – Сейчас ополоснусь только, мяты выпью, и за шитьё. Ты мне обещала холст настоящий дать. Сегодня. – Поглядела исподлобья, с нажимом повторила: – Сегодня!
– Обещала так обещала, – не стала спорить Обыда. Про себя подумала: чем крепче умотается девчонка, тем проще им с Кощеем будет задуманное сделать. – Дам. Только вот дело у меня ещё для тебя, не в службу, а в дружбу. Сходила бы ты к Кощею Батьковичу, отнесла бы горсть огоньков каменных. Нам с тобой за глаза на век вперёд хватит. А ему кости свои подлечить пригодится.
– А чего ж он не взял, когда заходил? – удивилась Ярина.
– А ты откуда знаешь, что заходил? – опешила Обыда, у которой вестовых ниточек, путаных травинок, туманных облаков навешено было у ворот столько, что никто издалека не разглядит, что на дворе творится.
– Избушка сказала, – пожала плечами Ярина. Ласково похлопала по брёвнам, сколупнула мошку. Изба заухала, заурчала, как довольный кот.
– Совсем тебя признала, – кивнула Обыда. Помолчала. Мрачно произнесла: – Не хочется. Правду говорю, не хочется. Но что делать?
– Чего тебе не хочется? – спросила Ярина.
– К Кощею тебя посылать в потёмках, глазастая. Но, вишь, ноют у него кости, на погоду, видать, разладился. Снега́ впереди большие, Ярина. А с утра ещё ни облачка не было, будто на небе лето застряло. Так что, сбегаешь?
– Чего бегать. Я коня у Ночи попрошу и обернусь мигом.
– Конь Ночи тебя вынесет в Дальний лес, выбираться полвека будешь, – фыркнула Обыда. – Пешком давай. Нечего лишний раз со всадниками якшаться. Нашла себе друзей!
Думала, Ярина начнёт спорить, упрямиться. А она вздохнула только:
– Других-то никого нет. С кем ещё?
И вправду: с кем? Все Обыдовы девочки от одиночества страдали. Нет в Лесу детей, у домовых младенцы и те стариками по душе рождаются. Русалки глупые да ветреные; к птенцам своим ни Сирин, ни Гамаюн надолго не подпустят, да и какие с ними игры, с птенцами? С прочим Лесным народом ещё рано Ярину знакомить, прежде нужно с воршудами потолковать. Вот и выходит, что всадники – едва не единственные, с кем поболтать доводится.
– Нос не вешай, глазастая. Ещё подрастёшь с пёрышко – поедем с тобой по Полянам, уж там найдёшь, с кем дружбу завести. Ну и Кощей всегда с тобой побалакать рад. Очень ты ему приглянулась, говорит, мол, ловкая, да трудолюбивая, да ласковая, да хитрая. Что ещё яге надо?
– Яге, может, и ничего, – рассеянно ответила Ярина. Встряхнулась, кивнула на короб: – Это ты Кощею приготовила? Давай, схожу отнесу.
– И то ладно, – кивнула Обыда, терзаясь смутным беспокойством: уж больно смирной, больно покладистой выглядела Ярина. Оно, может, и к лучшему. Может, и колдовство Кощеево крепче сработает. А всё же…
– Перепечи к чаю поставить или пирог яблочный? – крикнула вслед Обыда.
– Пиро-ог, – донеслось от околицы. Мелькнула за оградой косынка и исчезла среди стволов. Заволокло туманом. След простыл.
Обыда постояла на пороге, глядя в лес. Вернулась в избу, взяла со стола стёклышко. Подула на него, повела пальцем, вычерчивая извилистую дорожку по запотевшей глади. Тут затёрла, там загородку поставила, здесь тропу завернула в тупик. Долго Ярина промается в лесу. Пока добежит к Кощею – запыхается, из сил выбьется, уже не до того будет, чтобы прислушиваться да странности подмечать.
– Кощей! – крикнула Яра с порога отчаянно, звонко. – Помоги!
Оглянулся Бессмертный, посмотрел будущей яге в глаза – огромные, будто блюдца, и в каждом осенние звёзды отражаются. Нутром почуял, пустотой под рёбрами, что за века стала чутче чёрствого сердца: знает. Всё поняла девочка. Подняться бы не торопясь, сказать степенно: «Чего как заполошная[48] кличешь?» Вместо этого вскочил, протянул руки, щурясь от ворвавшихся волн тепла – крепких, колючих:
– Что стряслось, Ярочка?
– Не хочу становиться ягой, Кощей. Не хочу! А Обыда… заставит! Что делать?
Яростные слёзы срывало ветром – на пороге каменного дворца-пещеры ветры гуляли стальные, сердитые. Кощей приобнял Ярину за плечи, завёл внутрь, подтолкнул к столу. Та ослабла за долгий путь, едва держалась. Опёрлась о лавку.
– И уйти не могу. Обыда ученицу больше не сможет взять, если я сама уйду…
– Не сможет, – кивнул Кощей, ласково гладя Яру по волосам. – Косы-то какие у тебя стали долгие, тёмные. Мудрости всё же набралась.
– Это не от мудрости, – всхлипнула она. – Не обманывай уж хоть ты. Обыда сказала, от венка это. От венка, который Керемет дал. Так и будут теперь темнеть, пока не станут как угли. А я не хочу! Не хочу ягой быть, не хочу за чёрную дверь ходить, не хочу между Лесом и Хтонью, вечно на перепутье! Тем более не хочу, чтобы во мне чужие поселились… те, прежние яги… Что мне делать?
Кощей тяжело вздохнул; стукнулись и разошлись рёбра, полыхнуло в глазницах. Похлопал Ярину по спине:
– Поднимись, милая. Тебе скоро в Лесу равных не будет, а ты, гляди, перед Кощеем чуть не на колени встала. Засмеют другие я́ги.
– Много их? – прошептала Ярина.
– Да уж сотня сотен наберётся, – ответил Кощей, жалея, что не соврать этой девочке, когда из её глаз весь Лес на тебя глядит.
– И как же я буду… Кощей… Нет! Нет!
– Тише, тише, услышит ещё. У яги в Лесу везде уши, – сказал Бессмертный. – Успокойся, послушай меня, Ярочка. Я красиво говорить не искусник, скажу, как знаю. Вот какое дело: не хочешь ты, потому что боишься. И нет ничего в этом стыдного – бояться. Ни одна яга, поди, следующей бы стать не захотела, если бы знала, что впереди. А ведь должен кто-то: Лес и Хтонь связывать, Равновесие беречь. Поэтому забота яги, чтобы ученица раньше времени ни о чём лишнем не проведала. А за тобой Обыда не уследила. Но, может, оно и к лучшему? Ты теперь не только про будущее знаешь, но и про то, что станет, если уйдёшь из Лесу. Выбор у тебя небольшой, а всё-таки есть.
– Неужели, если уйду, правда не найдёт другую? – уткнувшись в Кощеев плащ, спросила Ярина. – Поди, пугает?..
– Не найдёт, – тихо произнёс Кощей. – Пламя не перейдёт. Уйдёшь из Лесу – унесёшь с собой. Оно уже никуда от тебя не денется. И ты от него не спрячешься и его не спрячешь. Обыда ведь тебя ко мне послала, чтобы я помог твою память укрыть. Сама она не может уже. Память на прошлое заперла, и то изо всех щелей лезет. А на будущее совсем сил не хватает.
– И что? Укроешь?
Кощей отнял ладонь от её спины, поднял над косами. Ярина притихла. Ни силой от неё не веяло в тот миг, ни Пламенем – испуганная девчонка, придавленная знанием, да таким, будто Лес на неё рухнул.
«Да и передо мной выбор непростой: настоящей яге помочь или будущей».
– Нет.
– Что тогда? – тихо-тихо спросила Ярина.
– Три пути у тебя, Ярочка. Первый – взять да уйти из Леса, зажить, как самые обычные люди живут. Второй – уйти из Леса, навеки. Позабыть, что тебе суждено ягой стать, позабыть обо всём колдовстве здешнем, обо всём, чему тебя Обыда учила, пока не поздно. Тогда уж совсем не твоя забота, что дальше будет.
– А третий?
– А третий – самой пожелать забыть, что узнала, и прошлое не стараться вспомнить. Жить, как тебе раньше в Лесу жилось, под крылом у Обыды. Сильной ведьмой растёшь, Ярина, в одиночку такую силу не вытянуть, без наставницы никак.
– Пускай бы… Пускай, – ответила Ярина, не поднимая глаз. – Но зачем она прошлое от меня прячет? Что такого, если бы я знала, как в Лес попала, что раньше было?
– Может, боится, что обратно тебе захочется, – вздохнул Кощей. – Боится, что людская жизнь слаще ягова бытия покажется.
– Так оно и есть… наверно, – пробормотала Ярина. Опёрлась о Кощеевы колени, вскинула голову, быстро заговорила: – Оно ведь приходит… Во сне видится. Бывает, в лесу мерещится. Я раньше думала, это ́Ягпери́[49] шалит, Лудмурт шутит. А потом, после Хтони, после Керемета, поняла: это из прошлого всё. Что-то… как сон, только наяву. – Ярина умолкла; прижала ладони к лицу, с тоской протянула: – Моё… Моё, понимаешь? Близко, близко совсем, а не взять! Было оно… и могло бы быть! И так просторно всё, столько солнца, так светло, так ясно… Так в избе никогда не бывает, Кощей…