Едва дождавшись, пока Кощей, гремя черепом, заберётся в ступу, рванула с места в дубовую глушь, в хвойную чащу, туда, где пахло пряным, тяжёлым духом хозяина бора.
Сухая сосна, в которую трижды тридцать раз ударила молния, которую топило разлившейся Лозой, под которой моря слёз пролили и люди, и лесной народ, росла у обочины старого тракта. Завернув на пыльную просеку, Обыда замедлила ступу. Кощей, всмотревшись вдаль, мрачно уронил:
– Тут разбойники засады устраивали.
– Тут Нюлэсмурт детей своих женил, – буркнула Обыда, оглядывая бурелом.
– Испортил дорогу, – кивнул Бессмертный. – Ни людям поселиться, ни траве прорасти.
– Не о том заботишься сейчас, батюшка, – выдохнула Обыда, вскинув глаза-кинжалы. – О Ярине думай!
Ступа медленно плыла ниже крон; о борта царапала хвоя. У входа в чащу на суку завела тёмные рулады мелкая птица. Густые ветви лезли в глаза, цепляли рукава и волосы. Осиновая ветка, ожив, жадно потянулась к Обыде, оставила на щеке красный след.
– Карга́н люке́т, муньыло́н люке́т[87], - пробормотала та, и белое сияние охватило ступу. Деревья отшатнулись, сама земля улеглась поглубже, подальше от раскалившегося дна.
– Полегче, матушка, – охнул Кощей, стряхивая с железного плаща бледные огоньки. Обыда не обернулась даже – так и летела вперёд, вытянувшись в струну, вглядываясь в сплетённые на манер ворот дубовые ветви.
– Вон сосна, – вытянув вперёд сухой палец, сказал Кощей.
– А вон и Ягпери! – пророкотала Обыда.
Ступа застыла в воздухе – а потом рванула с места и вмиг оказалась под Чёртовой сосной, почерневшей от слёз и крови. Тонко запела скрипка.
– Мертвец играет, – проговорил Кощей.
– Ягпери мертвецом станет, если с Ярой, Инмар не дай, случилось что, – зазвенело в воздухе.
Обыда и губ не разомкнула, только работала помелом – тонко, умело, будто иглой. Будто иглой… Кощей вгляделся, как рябит вокруг лес, вслушался, как затихли шорохи и птицы, и понял, что и вправду иглой: подшивает явь, на ходу скрадывает расстояние, развешивает по лесу паутины, чтобы не улетел Ягпери, зовёт изо всех сил ученицу…
Тёмный дух бора клубился, обвиваясь вокруг сосны, только соломенная шляпа подпрыгивала на колдобинах вихрей. Закачался лес, заскрипели стволы, из земли полезли со стоном корни. А потом у самой сосны появился зелёный старик с бородой до лаптей. Глаза-бусины криво глядели из бороды, шариками смолы скатывались в мох, нарождались новые.
– Чего надо?
– Будущая яга где?
– Усвистала, – захохотал дух бора.
– Что ты от неё хотел? Что сделал?
– Попробуй сделай что твоей девке, – каркнул Ягпери. – Пожар тут устроила, полбора спалила! Осень развела!
Кощей огляделся: и вправду, вокруг сосны листва порыжела, трава стояла бурая, как после первого снега, и пахло костром, по-осеннему, по-злому.
– Девку свою держи на привязи! Нечисть расплодилась, оборотней в лесу как грибов после дождя. Погоду портить, времена шатать, птенцов волшебных резать – это она горазда, этому ты её научила! А что дельное устроить – сразу в крик, в огонь! Пламя-то на руках пляшет, в глазах горит, у-у, страшна, Шайтаново отродье!
– Ты что от неё хотел? – змеёй прошипела Обыда. – Ты чего хотел, бор перевернуть, историю вспомнить, Равновесие потревожить?
– Девка твоя без меня Равновесие так пригладила, что Лес ходуном ходит. А то сама не видишь? – Ягпери прищурился, тоже зашипел болотным гадом: – Видишь… Всё видишь, а глаза закрываешь. Страшно, Обыда? Страшно, что не справишься с ней, если час придёт?
– Замолчи, плешивый! – рявкнул Кощей.
– Страшно, что девка выросла сильней всех твоих учениц, тебя сильнее? Что не до донышка ей всё про Лес рассказала? Что соперницу в ней увидишь, если…
– Эн зуль! – крикнула яга.
Кощей отпрянул от вздрогнувшей, побледневшей Обыды; могильный холод разошёлся от ступы, скрючились на ветвях уцелевшие листья. Яга вскинула помело, глянула так, что и всякое видавший Бессмертный примолк. Ягпери икнул, договорил шёпотом:
– …если случится на твоём веку?..
– Эн зуль! Где Ярина?
Белый кокон снова сгустился вокруг Обыды. Глаза её запали, засветились Лиловым Пламенем, по лицу пролегли, пролетели лесные тени. Она шагнула вперёд и в один шажок оказалась под самой сосной возле духа бора. Борода у того затлела, завоняла. Ягпери отшатнулся.
– Усвистала, говорю! Ну не справился я, не удержал! Думал, девчонка ещё, а гляди ж ты, вывернулась, сосну мне едва не подпалила, какое там оживить!
– Где она сейчас? Куда побежала?
Невидимая рука вцепилась Ягпери в макушку. Тот попытался выскользнуть, обернуться вихрем, но рука держала крепко, сияние вокруг Обыды обжигало. Ягпери, повизгивая, сощурился, захрипел:
– Мне откуда знать! Будет мне твоя ученица докладываться!
– Ярочка! Ярина! – наперебой доносилось из ближней чащи, куда Кощей разослал свои голоса.
– Ярина! – звала Обыда, безжалостно роясь в памяти Ягпери. Рядом, подхватывая воспоминания на лету, разбираясь – что? где? – застыл Бессмертный. Сладким зовом увлёк в чащу… За рукав ухватил… Ветром сбил с ног… Что ж это за зов такой, на который будущая яга откликнулась? Нет такого зова в Лесу! Нет! Быть не может!
Следом за ягой Кощей нырнул в топкую память Ягпери, перебирая скользкие, свежие, палой листвой покрытые картинки. И выплыло наконец из-за лесных троп, из-под дубовых листьев знакомым льстивым шипением:
– Далеко, ох, далеко, дороги тут туманные… А вон там, за Передним лесом, дом твой. Смотри-ка, и огонёк в окошке. Мамка-то, поди, до сих пор кличет? Хочешь, унесу туда?
– Керемет тебя подослал! – ахнула Обыда. Забыла про Ягпери, в ужасе прошептала: – Керемет велел Ярину к Чёртовой сосне заманить! Решил, видать, что проще ему будет тут до неё добраться, земли-то разбойничьи, тёмные… – Оглянулась на Кощея, беспомощной, испуганной девочкой обернулась. Горестно позвала: – Кощей!.. А если увёл он её? Если… Если ушла?
– Обыда! – отчаянно разнеслось по лесу. По всему Лесу, по всем тропам, по всем дорогам и тайным жилам, по всем черешкам и ягодным стебелькам. – Обыда! Обы-да!
Яга заозиралась. Кощей указал костяным пальцем в чащу, крикнул:
– Вон!
Там, в глубине, рвалась через чёрные кроны, через красные листья, через белые ветви Ярина. Обыда покачнулась, схватилась за ствол сосны, помертвев лицом, а потом помчалась навстречу.
«В последнем своём порыве», – незнамо почему подумал Кощей, вздрогнул, повернулся к Ягпери и невидимой рукой ухватил за горло.
– Ещё раз с Кереметом сговоришься… Ещё раз к Яре приблизишься…
Зелёный старик побелел, сделался, как печная извёстка, как пепел от зимнего костра. Ветер поднялся на весь лес, закачало сосну, бессильно каркнул у устья Калмыши Керемет.
Бессмертный отбросил духа бора, обернулся. Увидел, как Обыда схватила Ярину в охапку, сжала изо всех сил, а та, задыхаясь, прижалась к сухой яговой груди.
– Яринка… Ведӥнь коӵо… Куда убежала, глупая? Нылы-визьтэм… Нылы-визьтэм!..
Глава 24. Нынче
– Зачем ты так? – укоризненно спросил Кощей. Выглянул в окно, в тень, в поваленные берёзы. – Бурю какую устроила…
– Да я ведь никогда… никогда голоса не поднимала, – прошептала Обыда, низко склоняясь над чашкой. – Пока Яринка маленькая была, как легко это было – себя унять…
– А теперь-то что? Вырастила ягу, какую хотела. Остыть должна да почивать спокойно, а ты из-за сна какого-то пошла лес крушить!
Опять мелькнула перед глазами лодка на реке. Каждую ночь уже пол-луны во снах приплывала… Обыда прижала к груди монисто – согреться, прогнать речной туман. Измученно повторила:
– Легко было, пока она маленькая была. И она была крохотней, и я сильней… А теперь уже силы не те ни колдовские, ни телесные. И у души уже сил нет. По всему видно – последняя ученица у меня.
– Ну так и будь с ней поласковей. Потише. Ведь что изменилось-то? – беря её за сухую ладонь, спросил Кощей.
– Видишь ли… – Обыда вытерла глаза, глубоко вдохнула, расправила, как могла, плечи. – Видишь ли, пока она девочка была – ну, ученица и ученица. Сколько уже таких через мои руки прошло. А теперь, когда она уже не сегодня-завтра – яга… Сложно, Кощеюшка, сложно, понимаешь, с той, чей расцвет мою смерть значит.
Кощей отшатнулся. Обыда подняла голову, нашарила взглядом его пустые глазницы. Горько усмехнулась.
– Не думал об этом? А я вот думала, да всё гнала эту мысль. Убеждала себя, увещевала: мол, готова я, уйду, когда время придёт. А чем ближе время, тем хуже, тем страшней! Не думала я, что не смогу с собой справиться… Да ещё сон этот, лодка эта проклятая… Я здесь, я в Лесу пока! А она меня ночами уже в Безвременье тянет. – Обыда протяжно выдохнула, закрыла лицо ладонями. – Ты ведь знаешь, Кощеюшка, не одну ягу на своём веку повидал… Ты ведь знаешь, что тем верней у яги чутьё, чем ближе… ближе к…
Кощей поднялся с лавки, обошёл стол, обнял Обыду. Костяным и каменным пахну́ло от плаща, сухой пылью далёких пещер. Запах успокоил, придушил вставшие в горле слёзы.
– Я всё думала, – отирая согнутым пальцем уголок глаза, шепнула Обыда, – кто же самой яге дверь в Хтонь отворяет? Ни в одной книге об этом не сказано. Значит, в последний миг только узнаётся. В самый распоследний. Может быть… ты открываешь?
Кощей отодвинулся, но рук от плеч Обыды не отнял. Запах пещеры, со мхом и льном, с песком и мелом, с древними камнями, нагретыми, железными, стал сильней.
– Нет, – наконец тяжело ответил Бессмертный. – Не под силу мне это. Я только старого порядка слуга и хранитель, старого мира. Здешнего, не тамошнего.
От ладоней Бессмертного до самого нутра пробрал холод. Не тот, какой по лесу стелился ночами, не тот, что из-за чёрной двери дул, не тот, что ветер над Калмышью разносил. Другой холод, древний, древней первых яг. Тот холод, что от жеми[88]