После.
После того, как она сотрет себе память?
Это решение пришло вместе с рассветом. Тяжелое, но окончательное и бесповоротное – да, она сделает это – обратится к сенсору. Дора была права – можно жить с покалеченной рукой или ногой, но едва ли можно выжить с покалеченным сердцем. Она забудет его – Аарона. Чтобы стало проще ему. Чтобы стало проще ей. И на прощание с любимым – с памятью о нем, – она выделила себе один день. Сутки.
В этот день она будет бродить там, куда поведут ноги, будет в последний раз тонуть в любви к нему, позволит себе вспоминать. Прокрутит, словно любимый фильм, каждый момент, каждую деталь, каждый их диалог. Вспомнит, как он выглядел, когда ехал в машине, сидя к ней спиной, каким притягательным казался, когда молчал по другую сторону костра, каким ощущался далеким, когда шагал по продуваемым ветрами холмам впереди… Вновь почувствует, как он пах, когда обнимал ее в палатке, каким был горячим, когда прижимал ее к себе, целовал. Мысленно увидит каждую прожилку на коже, сосчитает каждый волосок на его руке.
Ровно сутки.
С Информатором она уже пообщалась, задала тому один-единственный вопрос: «Вы дадите мне номер телефона лучшего сенсора Четырнадцатого Уровня?». Нацарапала цифры на бумаге, пролепетала «ясно» в ответ на предупреждение о том, что «согласие на контакт Информатор не гарантирует», не стала даже проверять, какую сумму списали со счета за звонок.
Номер есть. Остальное не важно.
Сотовый она оставила дома намеренно – ни к чему таскать его с собой. Все равно заветного звонка не прозвучит, а лишний раз портить себе нервы? Они и так ни к черту. Пусть будет грустно без телефона – одной, наедине с собой и своими бесценными воспоминаниями. Завтра их не останется.
А ноги вели. Через скверы и парки, по улицам, вдоль дорог. Через мосты, аллеи, переулки. Иногда заводили в кафе, где Райна заказывала еду и выпивала чашку кофе, и после короткого отдыха она вновь трогалась в путь без цели и направления.
Она могла бы улететь. Далеко-далеко. А смысл? Могла бы заказать вертолет и часами кружить под синим куполом неба. Могла бы сделать что угодно, вот только ничему она не порадуется, пока не излечит сознание. И только после того, как это произойдет, она сможет учиться жить дальше. Да, со шрамами, да, некрасивая телом. Но ведь есть такие мужчины, кому не нужна постель? Которые любят за сердце, а не за внешний вид – любят и безруких, и кривых, и неидеальных. Она умеет готовить, умеет слушать, умеет быть интересным собеседником. Она будет учиться верить в себя. Возможно, когда-нибудь даже снова доберется до Магии, чтобы еще разок увидеться с Майклом, – пусть одна, путь без Аарона. И ей уже не будет грустно, что проводник ошибся, – она не будет об этом помнить.
Иногда ее терзали сомнения: а сумеет ли сенсор сделать так, чтобы вместе с воспоминаниями о Канне ушли из памяти и сопутствующие о нем диалоги с другими лицами? Можно ли попросить об этом? И не появятся ли после процедуры в ее сознании провалы?
Ничего, жить с провалами она умеет. А вот Джокера забывать не станет – нет. Будет помнить себе в назидание и еще затем, чтобы не повторять подобных ошибок в будущем.
Сумеет, справится. Как-то. Когда-то.
Обед. Новое кафе. Два часа пешей ходьбы.
Дождь кончился после трех. Еще несколько километров по прямой; час она просидела в парке – смотрела на блестевший в лучах выглянувшего солнца пруд, пыталась отыскать в душе радость, но вместо этого находила лишь сомнение – страшилась предстоящего визита к сенсору. Не того, что тот откажет в приеме, – она заплатит столько, что он согласится. Боялась другого – «а не появится ли после его вмешательства на израненной душе новый шрам? Глубже предыдущих. А она даже не будет помнить о том, откуда он взялся…».
Когда затекли ноги, когда пруд сделался серым от того, что солнце вновь нырнуло за облако, Райна поднялась с лавочки и вновь зашагала, не выбирая направления.
Сорок один звонок и ни одного ответа.
Ладони Канна дрожали.
Она ведь не наделала глупостей? Он успел? Успеет сообщить ей потрясающие новости до того, как произойдет непоправимое? Может, этим утром в новостях уже передали о том, что «некто Марго Полански, находясь в состоянии алкогольного опьянения, шагнула с крыши и разбилась…», а он пропустил?
Нет, нет. Такого не могло быть. Не должно было быть…
Компьютер загружался непозволительно долго. Стуча по клавишам так быстро, будто исполнял прыткий этюд на рояле, Аарон вбил в поисковую систему уже вызубренные наизусть цифры ее телефонного номера, нажал кнопку «отследить местоположение». Покрылся потом, когда обнаружил, что сотовый Райны фиксируется дома, в ее квартире.
Почему же тогда нет ответа? Почему?
А вдруг она лежит посреди гостиной на полу, наглотавшись таблеток? Вдруг, бездыханная и белая лицом, колышется в переполненной ванне, а вода красная от крови…
Он дурак? Рехнулся? Стал совсем идиотом, раз потерял контроль над эмоциями?
Чтобы больше не гадать и не стыдиться собственного неуравновешенного поведения, Аарон покинул кабинет, сбежал по ступеням вниз, проверил, что в кармане лежат ключи от машины, и пулей вылетел во двор.
Он едет в Ланвиль.
Уже открыл дверцу автомобиля, когда вспомнил, что не взял с собой сигареты. Чертыхнулся, вернулся, на всякий случай посмотрелся в зеркало в коридоре – тьфу, совсем параноидальный идиот.
И уже через минуту вывел машину из ворот на такой скорости, что едва не снес не успевшую отъехать в сторону полностью стойку.
Охранник в фойе оказался из тех, кто любит выслуживать у начальства хорошую репутацию, – слишком честным и слишком упертым.
– Я не могу предоставить вам информацию о том, находится ли кто-либо из жильцов дома или нет.
А Канн к тому времени, как достиг Ланвиля, проехав по автостраде на непозволительно высокой скорости, совершенно не был настроен на вежливую беседу.
– Слушай, друг, – начал он, силясь сдержать норов, – я задал тебе обычный вопрос: дома мисс Полански или нет. Если ты не в состоянии ответить, я узнаю все сам.
– Простите, но я не могу пропустить вас наверх.
Жилистая рука мужчины за стойкой легла на кобуру, но еще быстрее извлекла из-за пояса пистолет рука Аарона.
– Стой тихо. Не двигайся.
Человек в форме с бэйджиком «Нилс» застыл – замер, глядя на нацеленное в лицо дуло.
– Сюда приедет подмога…
– Не приедет. Давай, выходи из-за стойки.
Нилс не двигался.
– Выходи, я сказал, – процедил Канн.
Прежде чем сделать шаг навстречу напористому «гостю», охранник несколько секунд смотрел туда, где под столом, припрятанная от посторонних глаз, находилась красная «тревожная» кнопка – успеет или нет?
– Не дури.
Глаза стратега прищурились – нехорошие глаза, злые.
Нилс судорожно сглотнул; в комнате, предназначенной для персонала, его пришлось связать и отключить.
Дубликаты ключей от всех находящихся в подъезде квартир он нашел в служебном помещении; взял тот, напротив которого значилось «Пентхаус». Покинул тесную комнату, проверил, что «спящий» охранник надежно заперт, двинулся к лифтам.
Подходя к знакомым высоким дверям, Аарон надеялся на одно – не обнаружить там Райну. Нет, обнаружить Райну – лучше пьяную и спящую с выключенным рядом сотовым, – но только не труп Райны.
Только не это… Нет…
Проворачивая ключ сложной конструкции в замке, дрожали пальцы. Когда стальные тяжелые двери распахнулись, Канн вошел в квартиру.
(Medwyn Goodall – The Storm Lands)
Стадион, а не апартаменты. Точно такие, какими он их помнил, – множество коридоров, множество комнат – он бы умер от голода, добираясь из кабинета до кухни. Все слишком далеко.
Гостиная оказалась пуста, кабинет тоже.
Аарон последовательно, не пропуская ни единого угла, проверял помещение за помещением: спальни, гостевые, туалеты, ванные, кладовые – хозяйки нигде не было. Не оказалось ее и на террасе с двумя выставленными под открытое небо шезлонгами.
Где ты, Райна?
Он дошел до самого края крыши и, сдерживая дыхание, зачем-то посмотрел на гудящий внизу проспект – все тихо, спокойно; семафорили друг другу стоящие в пробке на перекрестке таксисты. Ни скорой, ни пожарных, ни тревожных огней – значит, зря подумал…
Ее сотовый, изредка мерцавший лампочкой, оповещая о пропущенных вызовах, лежал на столе рядом с выключенным ноутбуком.
Куда бы Райна не ушла, она оставила его здесь – зачем? Почему? И куда, бросив телефон на столе, она могла податься?
Хмурый, как туча, взволнованный и напряженный Канн огляделся по сторонам – кажется, он побывал везде. Но везде ли?
И вторичный осмотр показал, он кое-что пропустил – дверь, ведущую в студию.
Он никогда не считал себя особо «культурным» человеком и живописью не увлекался. Когда увидел посреди светлой просторной комнаты стопку из накиданных друг на друга полотен, поначалу даже не обратил на них внимания – рыскал глазами по помещению в поисках Райны.
Здесь пахло красками, скипидаром и грунтовкой для холстов. Пахло пылью и ее давним присутствием.
И здесь тебя нет, потеряшка.
Видит Бог, он волновался. Слишком сильно хотел найти ее, обрадовать, сгрести уже, наконец, в свои объятья и потрясти со словами: «Райна, у нас получилось!» Получилось дойти туда, все получилось – все-все-все! И она счастливо улыбалась бы в ответ – широко и солнечно, светилась бы от радости, от того, что все закончилось не плохо – хорошо…
Только бы найти ее.
Глаза профессионально и быстро обыскали помещение, ноги на автомате уже понесли Канна к выходу, когда его взгляд случайно зацепился за лежащую поверх остальных картину.
Картину, на которой был изображен его дом в Девенпорте.
Он узнал его сразу: подтаявшие сугробы перед входной дверью, свисающие с крыши сосульки, горящий на фоне розовато-сиреневый закат. Трясущимися руками Аарон поднял картину, поставил ее у стены, долго всматривался в детали – изображенную несколькими мазками промерзшую дорожку, крыльцо, заснеженный коврик, о который они вытирали подошвы. Тогда, помнится, была ранняя весна; Райна часто мыла полы, чтобы убрать с пола остатки натасканной с улицы ботинками воды. Шлепала по коридорам в его разношенных тапках…