«Что случилось с Лоренсом? Что случилось с моим отцом?» Прямо над нею скрипнула половица, и Эбигейл затаила дыхание. Сердце ее колотилось так сильно, что пульсировало даже в глазах. Пол снова прогнулся. Она подняла руку – определить, насколько сильно, – и ее пальцы, пройдя между половицами, коснулись подошвы ботинка.
Девушка замерла. Целую минуту, а может, даже больше – ни движения, ни звука. От неудобного положения у нее начали неметь ноги. «Прислушиваются. Услышали что-то? Что? Как стучит мое сердце?» Порез на правой руке напомнил о себе болью. Пот затекал в глаза, и журналистка крепко зажмурилась.
Ее детство прошло в пригороде Балтимора. Она всегда была сорвиголовой и летом, пятничными вечерами, обычно шла в городской парк, где играла с соседскими мальчишками в придуманную ими самими «Смертельную игру». Кого-то одного называли «убийцей», и все остальные имели в своем распоряжении минуту, чтобы убежать и спрятаться. Потом «убийца» отправлялся на охоту, и тот, кого он касался, считался убитым и должен был лежать на земле, пока «убийца» не отыщет остальных. Однажды Эбигейл спряталась под «горкой» и оттуда наблюдала за прошедшим рядом охотником. Она до сих пор помнила особое чувство, смешанное с напускным страхом радостное возбуждение, которое испытала тогда.
Наконец ботинок перестал давить ей на палец. Послышались удаляющиеся шаги.
Лежа в темноте и пытаясь понять, что происходит, Эбигейл услышала в другом конце городка голос зовущей мужа Джун. «Может быть, остаться здесь, в подполе? Отсидеться несколько дней? Но что, если они видели меня? – вертелись мысли у нее в голове. – Если знают, что я в городе? Днем они за несколько часов проверят все дома. Безопаснее постараться уйти сейчас, под покровом темноты».
Она вспомнила про сотовый телефон, лежавший в верхнем отделении рюкзака, оставшегося в ее палатке. Позвонить из каньона, скорее всего, не получится, а вот на перевале сигнал был, и ей даже удалось поговорить с матерью.
Журналистка проползла по лужам и грязи к пролому в полу, осторожно приподнялась и выглянула.
В танцзале никого не было. Джун больше не звала, не кричала, и даже ветер как будто стих. Эбигейл выбралась из подпола. Лежа на досках, она чувствовала себя в большей безопасности, и потому решила не вставать, а ползком добраться до той дыры в стене, через которую и попала сюда.
Приникнув к щели между обшивочными досками, Эбигейл долго всматривалась в туман. Бежать в лагерь через весь город слишком опасно. Лучше пробраться по боковой улочке, подняться по склону и укрыться над Абандоном, а потом спуститься прямиком в лагерь, предварительно убедившись, что там никого нет. Аккумулятор в телефоне заряжен. Если удастся поймать сигнал, позвонить 911. Если, что вероятнее, сигнала не будет, придется идти к перевалу – это примерно час пути.
Фостер постояла еще немного, успокаиваясь, а затем сделала несколько глубоких вдохов, наполняя легкие кислородом и готовясь к броску. Одна мысль, как ни старалась она загнать ее поглубже, не давала ей покоя: «Если они увидят меня, мне конец».
Наконец девушка нырнула в дыру, вышла на боковую улочку и побежала. Еще немного… еще пять секунд – и она выберется из города-призрака.
Что-то метнулось к ней из-за танцзала. Ладонь накрыла ее рот.
– Тсс! Это я, Эбби. – Голос принадлежал Лоренсу, который увлек журналистку за угол.
– Джеррод мертв, Скотт сильно ранен, – сказала она.
В доме на другой стороне улицы хрустнуло дерево.
– Слушай, – прошептал Кендал, – на склоне есть дом с эркерным окном. Отправляйся туда, спрячься и не показывайся.
– У меня налобный фонарь погас.
– Возьми мой фонарик.
– А как же ты?
– Я подвернул лодыжку, так что за тобой все равно не угонюсь, а тебе надо поторопиться. Вот, держи. – Отец сунул ей в руки свой рюкзак. – Здесь револьвер и коробка патронов.
– Я не умею…
– Сумеешь, если захочешь жить. Это «Ругер». На левой стороне рукоятки есть кнопка. Нажимаешь. Барабан открывается – вставляешь патроны. Револьвер самовзводный. Предохранителя нет. Просто отводи курок и стреляй. А теперь слушай. Когда я скажу: «Беги», – беги. Не останавливайся и не оглядывайся, что бы ни случилось. Я пойду другим путем. Постараюсь встретить тебя в том доме. Там что-нибудь придумаем.
Со стороны боковой улицы донесся звук шагов. Они приближались.
– Что здесь вообще происходит? – с ужасом спросила Фостер. – Кто эти…
– Не знаю, но тебе пора уходить. Беги!
Эбигейл поднялась, забросила за спину рюкзак и побежала.
Крепкие, могучие ели… заброшенные дома, унылые и призрачные в морозящем тумане… Фостер бежала, не поддаваясь отчаянному желанию обернуться. В какой-то момент она вылетела в узкую и длинную низину, поскользнулась на старом льду и, бухнувшись на спину, покатилась вниз. Лед кончился, но ее понесло по щебню, пока она не врезалась в здоровенный валун. Из пореза над ее левой бровью хлынула кровь. Снизу, из Абандона, донесся крик. Эбигейл поднялась и побежала дальше. До леса оставалось рукой подать, и лежащий в сотне футов город-призрак едва просматривался сквозь дымку тумана.
Вот и дом с эркерным окном – двухэтажный, целый. Журналистка наконец позволила себе оглянуться, но ничего не увидела – слишком темно, слишком туманно. Она подошла, огляделась, заметила дверной проем, проскользнула в него и, перебравшись через груду досок, оказалась в пустой комнате. Эркерное окно было здесь – четыре стеклянные пластины с видом на город-призрак. Бросив на пол рюкзак, Эбигейл приникла к другому, боковому, окну и сразу же заметила какое-то движение у основания склона, по которому только что поднялась сама. Их было двое, два черных пятнышка, крадучись пробирающихся между кустами. Потом они скрылись из виду за развалинами каких-то построек и снова появились несколькими секундами позже – уже немного ближе. Теперь девушка смогла рассмотреть их и обратила внимание на странные, деформированные глаза, выступающие вперед и напоминающие клыки. Очки ночного видения. Они знают, что я здесь.
Эбигейл опустилась на колени в углу, развязала рюкзак, посветила внутрь и заметила тусклый блеск револьвера.
Она и не представляла, как у нее сильно трясутся руки, пока не попыталась достать оружие.
Зажав фонарик между коленями, Фостер рванула на себя крышку коробки с патронами «.357 магнум». Эти патроны с экспансивными пулями раскатились по полу, причем бо́льшая их часть провалилась между половицами. Журналистка нащупала кнопку на левой стороне рукоятки, нажала ее, и барабан открылся. Пальцы у нее дрожали так, что первый патрон вошел в гнездо только с третьей попытки.
Шаги приближались. Эбигейл зарядила еще три патрона, даже не зная толком, правильно ли это делает, – держать в руках оружие ей до сих пор не приходилось.
Заполнив все шесть гнезд, она задвинула барабан на место и поднялась. За окном снова пошел снег. Две тени приблизились: до них оставалось не больше двадцати ярдов. Поднимались они по крутому участку склона, карабкаясь на четвереньках, как пауки. Девушка выключила фонарик и присела в углу, подтянув к груди колени. Взвела курок. В полной темноте выделялись только прямоугольники эркерных окон. Кровь стекала в глаза. Контролировать дыхание не получалось: грудь вздымалась, но воздуха не хватало. Ты должна успокоиться. Должна.
Журналистка закрыла глаза. Отключила мысли. Сердце замедлило бег, и следом за этим пришла жуткая тишина. Ни шепчущих голосов, ни крадущихся шагов, ни далеких криков. Ничего.
Ледяной дождь стучал по железной крыше.
Эбигейл ждала. Прошла минута. Перед глазами у нее снова встала жуткая сцена – неясная фигура втыкает что-то в затылок Джерроду. И ужаснула ее не только жестокость случившегося.
«Почему это не дает мне покоя? – задумалась она. И вдруг вспомнила. – О, Господи!»
Готовя статью о посттравматическом стрессовом расстройстве у ветеранов, Эбигейл брала интервью у одного полковника спецназа. Речь зашла, в частности, о бесшумных убийствах, и полковник сказал, что самый тихий способ сделать это, вопреки распространенному мнению, заключается не в том, чтобы перерезать человеку горло. Когда перед спецназовцем – например, «морским котиком» – стоит задача убить мгновенно и с минимальным шумом, он наносит удар ножом в основание черепа под углом сорок пять градусов. Кость в этом месте тонкая, и лезвие проникает в продолговатый мозг, мгновенно отключая моторный контроль.
Так вот что случилось с Джерродом… Значит, они – спецназовцы?
В нескольких футах от девушки кто-то выдохнул.
Скрипнула половица.
Страх разлился ртутью, ее палец сам потянул спусковой крючок, и вспышка выстрела обожгла ей глаза. От грохота зазвенело в ушах. Вспышка на мгновение осветила комнату, и Эбигейл успела увидеть руины интерьера и двух мужчин в ночном камуфляже, с масками на лице, и автоматические пистолеты с глушителями.
Они стояли у эркерного окна, один – в которого, по-видимому, и попала пуля, – на коленях.
Отводя курок, Эбигейл услышала шипение сжатого воздуха. В ее парку впились зубчатые электроды, и в следующую секунду она уже лежала, дергаясь и крича, на полу.
1893
Глава 17
Молли Мэдсен сидела у эркерного окна, попивая из бутылки вино с кокаином. Главную улицу заметал снег. Метель мела всю ночь. Мэдсен даже проснулась один раз, разбуженная сходом лавины, смявшей лес под городом.
Снег лежал ровной белой целиной. В домиках на склоне растопили печи и камины, и из труб поднимались тонкие струйки дыма. Первой по свежей белизне прошла изящная блондинка. Та симпатичная пианистка. Молли часто смотрела в окна салуна, наблюдая за игрой этой молодой женщины. Иногда, поздно вечером, когда на улице было тихо, она даже слышала из гостиничных апартаментов звуки музыки.
Шаги за спиной… На плечи ей легли сильные руки. Очистив апельсин из корзинки, оставленной накануне вечером Иезекилем и Глорией Кёртис, женщина предложила подошедшему дольку. Комната наполнилась цитрусовым ароматом.