Вступив в город с тыла, исследователи прошли его полностью, до въезда. Вдалеке, на лесистом склоне, виднелась церковь. Крыша ее провалилась, но колокольня уцелела, и над ней, на фоне темнеющего неба, выделялся покосившийся силуэт креста.
Джун вдруг остановилась.
– Милая? – насторожился Эммет. – Что такое?
– Ничего. Просто… энергетика здесь почти та же, что и на Роанок-айленд.
– А это что такое? – заинтересовалась Эбигейл.
– Исчезнувшая колония, поселение на побережье Северной Каролины в конце шестнадцатого века, жители которого бесследно исчезли, – ответила миссис Тозер. – Остались только вырезанные на дереве буквы «CRO». Некоторые полагали, что они означают индейцев-кроатанов и что, возможно, произошло нападение. Мы работали там несколько лет назад – так вот, здесь энергия даже сильнее.
– Что за энергия? – не поняла ее журналистка.
Джун повернулась, и ее глаза, казавшиеся такими добрыми и мягкими еще позавчера, при их первой встрече в Дуранго, поразили Эбигейл пронзительной, тревожной глубиной.
– Здесь случилось что-то ужасное, – сообщила женщина.
Фостер невольно улыбнулась.
– Что? – тут же нахмурилась Джун.
– Нет-нет, ничего, извини.
– А, так мы скептики!
– Боюсь, что да. Послушай, я не имею ничего против…
– Не надо, – перебил журналистку Эммет. – По крайней мере, ты говоришь об этом прямо. Я уважаю откровенность. Но надеюсь, раз уж ты собираешься писать статью о том, чем мы занимаемся, на твою беспристрастность.
– Обещаю, – заверила его Фостер.
Лагерь разбили на краю города. Эбигейл забралась в палатку и сразу уснула, а когда проснулась, был вечер и было холодно. В кармашке рюкзака нашлась пара перчаток, и она, натянув их, выползла наружу. Над остроконечными пиками проносились низкие темные облака. Лежавший на траве, вместе с ламами, Скотт слушал радио, Лоренс, сидя у открытого входа в палатку, листал при свете налобного фонаря потрепанную записную книжку, а Спайсер подбрасывал в огонь доски. Журналистка села напротив него.
– Джеррод?
Тот поднял голову.
– Как думаешь, это все – полная чушь? – спросила Фостер.
– Что?
Вместо ответа девушка кивнула в сторону Эммета и Джун, которые стояли на коленях чуть поодаль, склонив головы в медитативной позе.
– Не знаю. Они не такие чокнутые, какими, в моем понимании, и должны быть.
Эбигейл стащила перчатки и протянула руки к огню.
Вдалеке, на фоне заката, причудливым и мрачным силуэтом вырисовывались руины Абандона.
К костру подошел Скотт, а за ним подтянулись и Лоренс с Тозерами.
– Что такое? – спросил Джеррод.
– По радио только что передали последний прогноз погоды. Ничего хорошего… – вздохнул Сойер.
– Шутишь, – не поверил Лоренс.
– Предполагалось, что снеговой фронт пройдет через Нью-Мексико, но он сместился севернее. Больших холодов ждать не стоит, но выше десяти тысяч футов выпадет много снега. Абандон, как известно, лежит на одиннадцатитысячной отметке.
– И сколько обещают? – спросил Кендал.
– От одного до трех футов. Они уже рассылают штормовые предупреждения. К нам фронт подойдет поздно вечером.
– И что это все значит? – с беспокойством спросила Джун.
– Это значит, что нам надо собирать вещички и возвращаться к обозной тропе, – заявил Скотт.
Джеррод вскинул голову.
– Ты это серьезно?
– Серьезней не бывает, – кивнул Сойер.
– Идти в темноте?
– Ну хотя бы полпути пройдем. Все лучше, чем топать потом семнадцать миль, утопая по пояс в снегу.
– Может, все будет не так плохо…
– А может, даже хуже.
Джеррод посмотрел на Эммета.
– Вы потратили немалые деньги, чтобы добраться сюда и поснимать город, сорвали Лоренса…
– Ты что себе думаешь? – тут же вмешался Скотт.
– Разговариваю с клиентом. Может быть, ему стоит…
– С моим клиентом. На случай, если забыл, брат, позволь напомнить, что ты работаешь на меня.
– Так нам нужно уйти? – переспросил Тозер.
– Если буря действительно нагрянет, выбираться отсюда будет чертовски трудно, – объяснил ему Сойер. – Ни лыж, ни снегоступов мы с собой не захватили. Вы когда-нибудь пробовали ходить по снегу глубиной в три фута?
– Пусть сами решают, – сказал Джеррод.
Скотт бросил на него сердитый взгляд и снова повернулся к Тозерам.
– Послушайте, я предлагаю убраться отсюда к чертовой матери, но если вы хотите остаться, такой вариант тоже есть. Что думаешь, Лоренс?
– Потратились они, разрешение тоже выбивали они – им и решать.
Эммет посмотрел на жену, а потом снова на Скотта.
– Другого шанса поснимать в Абандоне в этом году у нас уже не будет? – уточнил он.
– Да, сезон заканчивается. Удивительно, что снега пока еще почти нет. Если вы ничего не сделаете сейчас, то до следующего июня, а то и июля – это будет зависеть от погоды – сюда не попадете. И то лишь при условии, что вам удастся получить разрешение.
– Милая? – Тозер посмотрел на жену.
Темные, клубящиеся облака, переваливая через вершины каньона, устремлялись на город-призрак подобно лавине.
Джун взглянула на мужа и кивнула.
– Мы рискнем, – сказал Эммет.
И Абандон утонул в тумане.
1893
Глава 7
Бартоломью Пакер захлопнул дверь, отгораживаясь от бушующей за порогом метели. Затем смахнул снежинки с шерстяного пальто, положил на вешалку котелок и протопал вразвалку к пузатой печке. Половицы жалобно заскрипели под его немалым весом.
Отогревая пальцы, мужчина обвел взглядом единственный оставшийся в Абандоне салун. Бледный свет от трех свисающих с потолка керосиновых ламп рассеивал мутный полумрак, но никогда не добирался до дальних углов помещения, бывшего, по сути, всего лишь жалкой лачугой.
Этим вечером в салуне их было всего лишь четверо. Лана Хартман, за пианино у дальнего окна, наигрывала «O Little Town of Bethlehem». Она уже давно стала такой же привычной частью обстановки, как барные табуреты. Но в этом платье – темно-зеленом, с красным кантом на воротнике и манжетах – Пакер видел ее впервые.
Лану слушала сидевшая за барной стойкой Джослин Мэддокс – в руке сигарета, в глазах скука.
На стуле у плиты дремал молодой помощник шерифа, в обязанности которого входил надзор за барменшей. Наклюкавшись в одиночку, он громко храпел, а по его подбородку медленно ползла полоска слюны табачного цвета.
– Привет, Джосс. – Барт шагнул к стойке. – Весело сегодня.
– Веселого Рождества тебе, хрен моржовый. Пришел глотку промочить? – Барменша улыбнулась и соскочила со стула, одетая, как всегда, на мужской лад – в холщовые штаны с высокой спинкой на подтяжках и хлопчатобумажную рубашку. Именно это несоответствие между мужским нарядом и черными как вороново крыло волнами падающими на плечи вьющимися волосами, а также темными, глубокими глазами сводило мужчин с ума. В этой женщине было что-то испанское, экзотическое. Позвякивая цепью, соединяющей ее ножные кандалы, Джосс вытащила пробку из бутылки и налила Барту полный стакан.
– Боюсь, тебе сегодня придется выпить со мной, – заявила она.
– Вот как?
– Как думаешь, мисс Хартман поднимет стаканчик с такими, как мы с тобой? Никогда не видела, чтоб она пила, хотя, как тебе прекрасно известно, угощать ее пытались многие, включая присутствующих.
– А что же наш герой у печи?
Мэддокс бросила взгляд на спящего помощника шерифа и снова повернулась к Бартоломью.
– Да не трогай ты этого ссыкуна, – прошептала она. – И не шуми. Увидит, что я выпиваю, так потом весь вечер будет нудить.
Она взяла стакан для себя, а когда налила, Пакер поднял свой.
– За тебя, Джосс. Пусть следующий год…
– Ради бога! – Барменша проглотила виски одним долгим глотком. Барт тоже опрокинул свой стакан.
Джосс налила еще.
– Эх, милая, видела б ты Абандон, когда все только начиналось!.. – вздохнул ее посетитель. – В восемьдесят девятом, в такую вот ночь, здесь сидело бы человек пятьдесят шахтеров после смены и целый выводок шлюх.
– Так что, теперь все кончено, а?
– Да, все кончено. Все ушло. Шлюхи, опиум, веселье…
Они чокнулись и выпили, а потом Барт налил еще, и они выпили снова. Скоро лицо Пакера разгорелось и пошло пятнами; лопнувшие капилляры проступили на коже красными червячками, и его нос сделался похожим на перезрелую клубнику. С лысины мужчины потекли струйки пота.
Барт был не из тех, кто стоит, когда можно сидеть. Он забрался на барный табурет, и они с Джосс продолжили обрабатывать бутылку под звуки рождественских мелодий Ланы и громкий храп помощника шерифа. Как не раз бывало в такие тихие вечера, Бартоломью завел старую шарманку про былые, веселые деньки, про то, как надо разрабатывать богатую жилу в горах и как в следующем году он остановит дробилку, прикроет лавочку и отправится искать удачи в Монтану.
– Ты бы помолчал немного для разнообразия, а? У меня от твоих речей голова пухнет, – проворчала его собеседница.
Пакер налил снова. За окном уже вовсю бушевала метель, и тонкие стены заведения дрожали под натиском ветра.
Потом Барт поднялся, нетвердой походкой добрался до пианино и остановился рядом с Ланой, глядя на золотистый разлив ее волос и порхающие над клавишами пальчики. Пианино было расстроено – два года назад один рабочий пульнул в него из револьвера, по ошибке приняв в драке за противника.
– Очень было приятно, мисс Хартман, – изрек Барт, дослушав очередную песенку, и сунул руку в карман, из которого извлек и положил на клавиши джутовый мешочек размером с кулак.
Пианистка подняла мешочек и подержала, определяя вес, на ладони. Развязала шнурок, заглянула внутрь и увидела тусклый блеск пыли и крохотных самородков – долларов, пожалуй, на двести.
Она посмотрела на Бартоломью и покачала головой.
– Нет-нет, смотреть на вас было для меня в этом году самым большим удовольствием! Вы слишком хороши для этой дыры…