Абарат: Абсолютная полночь — страница 43 из 69

— И погиб, — тихо сказала Женева. — Погиб так, как мог замыслить только извращенный ум Ведьмы.

— Из-за нее мы сомневались в магии. Мы решили, что она извращает все, чего коснется. Посмотри, что она сделала с твоим народом, Кэнди.

— С моим народом?

— С человеками.

— Это так вы нас называете?

— И это еще вежливо.

По компании пронесся тихий смех.

— А какую магию вы использовали на нас?

— Дали вам силу, которой вы не смогли управлять.

— Ясно. Я видела кое-что из нее.

— Ты имеешь в виду жестокость твоего отца?

— Да.

— Если ты сумеешь найти в себе жалость к нему…

Кэнди немного подумала.

— Нет, — ответила она. — Не сумею.

— Это честно.

— У него всегда были способности к видениям?

— У моего папы? К видениям? Ха! Вы шутите? Он любит пиво, журналы с женщинами, мультики, пиво, жестокости и пиво. Он ни во что не верит.

— Но он, кажется, основал свою религию.

— И вы называете это религией? Как там? Церковь Холодной Пиццы? — Слушатели непонимающе смотрели на нее. — Неважно. Шутка человеков.

— Мы называем ее Церковью Полной Пустоты, — сказала Женева. Некоторые засмеялись. — Абаратская шутка.

— Я в ней не состою, — сообщил Газза.

— Придет время для каждого… — ровно проговорила Женева.

— Ты теперь миссионерствуешь в пользу Церкви Полной Пустоты? — спросил Эдди.

— Нет. Но у нее есть своя притягательность. Никаких снов, которые надо оберегать. Ничего, что ты боишься потерять, поскольку очень сильно любишь. Не так уж это и плохо.

— Это смерть, — сказала Кэнди.

— А разве она ужасна?

— Да, — сказала Кэнди. — Конечно, она ужасна. Я только что избежала смерти не для того, чтобы пойти и все отдать, лишь бы угодить какому-то проповеднику. Мы еще помним свет. Мы помним счастье. Разве нет?

— По-твоему, все очень просто, — сказала Женева.

— Для меня — да. Я хочу, чтобы Абарат выжил в этой тьме и стал сильнее, чем прежде. Но мне надо сказать вам кое-что важное.

— И что же? — спросила Меспа.

— На «Трубаче» я поняла, что у меня все еще сохранилась связь с принцессой Боа. Я видела ее глазами.

— О нет, — проговорил Джон Хват. — Значит, она может видеть твоими? А вдруг она смотрит на нас прямо сейчас?..

— Вряд ли.

— Если смотрит, то знает, где мы находимся! — сказал Эдди.

— Эдди, успокойся.

— Почему ты ничего не говорила раньше?

— Это ощущение пришло и ушло. Оно продолжалось всего несколько секунд. А кроме того, я думала, что умру. Не знаю.

— Даже если это ощущение ушло, — сказала Женева, — Эдди прав. Ты обязана была сказать, когда у тебя была такая возможность! Ты ведь даже не должна на меня смотреть. Ни на кого из нас! Поверить не могу, что ты настолько глупа, что подвергаешь опасности все наше дело!

— Ладно, ладно, — сказала Кэнди.

Она отвернулась от них и уставилась в пустое небо.

— Нет необходимости относиться ко мне как к прокаженной, — негромко произнесла она. — Я же говорю — Боа появилась всего на несколько секунд. Не знаю, почему. Так или иначе, больше я ее присутствия не ощущаю.

— Что абсолютно ничего не доказывает, — ответила Женева. — Ты ведь знаешь, какая она изворотливая. Она может прямо сейчас смотреть на нас твоими глазами, и ты даже не будешь об этом знать.

— Она не смотрит.

— Кэнди, подумай. Откуда ты знаешь, смотрит она или нет?

— Потому что я не та бестолковая девчонка, какой была в Цыптауне. Я избавилась от Боа, и если во мне остался какой-то ее отголосок, это не значит, что она все еще мной обладает. Но я поняла. Боа заронила в вас семена сомнений, и я это признаю. — Она подняла руки, словно сдаваясь. — Я не буду на вас смотреть. Я пойду к морю и подумаю. А если вдруг она посмотрит моими глазами, то увидит одну лишь черноту. Рады?

И сказав это, она отправилась вниз, к воде, глядя во тьму и думая, не глядит ли тьма на нее.

ЧАСТЬ 5Буреход

Человек всегда

Попадается на крючок

Своего высшего Я,

Какие бы бурные воды

Оно не насылало.

— Аноним

Глава 45Дела Империи

Несколько сотен швей, которым Бабуля Ветошь доверяла и считала самыми опытными, вели по островам Отряды Смерти, забирая зачинщиков беспорядков, которые могли бы использовать воцарившийся хаос, чтобы отщипнуть себе кусок ее Империи. Посланницей Бабули Ветоши стала Маратиен.

С момента, когда расплод был освобожден, прошло двадцать два часа. За это время Маратиен отлично изучила внутренние залы башни, нося по ее лестницам послания. В ее руках побывали письма-прошения и письма о капитуляции от тех властителей Часов, которые, наконец, поняли, что потеряют и свою территорию, и свою жизнь, если не проявят уважения к женщине, которую некогда называли Безумной Каргой Горгоссиума.

Бабуля Ветошь просила Маратиен зачитывать вслух эти мольбы и своекорыстные просьбы, но у нее редко хватало терпения выслушать больше, чем один абзац.

— Довольно, — говорила она.

И Маратиен делала то, что приказывала ей госпожа, избавляясь от оскорбительных прошений у одного из окон, где порывы ветра уносили их прочь. В нескольких случаях Ветошь сама расправлялась с письмами. Они были от колдунов и волшебников, утверждавших, что имели с ней романтические отношения. К ним она относилась с особым презрением, выхватывала из рук Маратиен и рвала в клочки прежде, чем выбросить на ветер.

В конце концов, ни одно из этих утверждений — ни властное, ни религиозное, ни сентиментальное, — не имело веса.

Но было три письма, на которые Матриарх обратила внимание. Первое пришло от одной из преданных швей Бабули Ветоши: та сообщала о слухах, якобы некто, очень напоминавший пропавшего внука Матриарха Кристофера Тлена, был замечен на трех островах: острове Черного Яйца, Хафуке и острове Простофиль.

«Я слышала, госпожа, что вы полагаете, будто ваш внук покинул этот мир навсегда. Если вы в этом убеждены, моя информация вряд ли станет вам полезна. Однако я все же осмелюсь…»

Это письмо Бабуля Ветошь оставила себе, никак не прокомментировав его содержание. То же она сделала с письмом от доверенной швеи, входившей в ее внутренний круг, которая писала, что с оптимизмом смотрит на возможность арестовать бунтарку Кэнди Квокенбуш, и спрашивала, следует ли привезти девушку на Горгоссиум или отправить в лагерь на Окалине, предназначенный для остальных приговоренных? На это Бабуля Ветошь продиктовала ответ, а Маратиен его отправила.

Бабуля Ветошь считала, что когда преступницу Кэнди Квокенбуш удастся схватить, ее должно услать на Окалину, обращаться с ней так же, как со всеми остальными преступниками, и так же, как их, казнить.

Третье письмо, которое Ведьма внимательно изучила, пришло от капитана отряда воинов-заплаточников, которых называли черепоглавами. Он сообщал, что на улицах Коммексо черепоглавы, в нитях которых была зашита война с момента их создания, наголову разбивали силы защитников города. Но, писал капитан, архитектор бросил им на подмогу силу, о существовании которой Матриарху не было известно.

«У него есть целые легионы идентичных подобий этого инфернального ребенка — Малыша Коммексо. Все они являются идеальной копией оригинала (если таковой существует, в чем я лично сомневаюсь). Эти легионы шли на нас толпами, не имея никакого оружия, кроме собственного числа, а оно, как я опасаюсь, бесконечно. Зная важность, которой вы наделяете уничтожение огней города, я пишу в надежде, что вы каким-то образом распространите свою силу на преданные вам легионы. Боюсь, что ваша победа, которую вы заслуживаете по праву, не будет достигнута, пока равновесие сил не склонится в нашу пользу, и я не вижу никакого иного способа сделать это, кроме как вмешаться вам лично. Смею надеяться, что вы не замедлите оказаться здесь, на поле боя, ради уничтожения города и повешения его архитектора Роджо Пикслера на фонарном столбе».

Это письмо заставило Бабулю Ветошь действовать мгновенно. Она написала порядка пятидесяти писем, наколдовала для каждого ветер, который должен был его доставить, а затем отправила их своими путями. Приказав Маратиен следовать за ней, она вызвала воздушную лестницу, которая вела из выложенной мозаикой комнаты на крышу Башни Иглы.

— Будь рядом, дитя, — велела Матриарх. — Я собираюсь выпустить такие силы, на пути которых мне бы не хотелось тебя увидеть.

— Они могут мне навредить?

— Они могут убить тебя, Маратиен. Возьмись за край моего платья. Почему ты медлишь?

— Куклы, госпожа.

— Души. Это души. Враги нашей могучей воли. Они боятся, что ты их заберешь. Не бойся, держись крепче. Еще крепче. Вот так. Теперь не шевелись.

— Не буду.

— Хорошо. Доверься мне. Ты в безопасности. И прими видения, что скоро придут.

— Я готова, госпожа.

— Ты должна быть смелой и целиком испить то зрелище, которое я собираюсь тебе представить. Оно возникнет лишь раз. После моей Полуночи оно исчезнет. Поскольку никогда прежде не было ничего подобного, и никогда не будет потом.

Сказав это, она оттянула воротник платья и обнажила ключицу. На ней было столь мало плоти, что изящные кости четко выделялись под кожей желтоватого оттенка. С внезапной скоростью она вонзила пальцы в собственное тело, схватила кость и выдернула ее, очевидно не испытав при этом никакой боли. В воздухе распространился металлический запах, запах магии, который притянул из воздуха множество оттенков тьмы.

— Что происходит? — спросила Маратиен голосом, дрожащим больше от потрясения, чем от страха.

— Я призываю девять частей своего драгоценного смертоносного корабля Буреход, над которым трудилась сотню лет и еще десяток, и все эти труды прошли в тайне.

— Почему так долго?

— Ты поймешь, когда его увидишь, — сказала Бабуля Ветошь. — Терпение, дитя. Части встают уже сейчас, когда мы говорим.