Но злился он не на Летео. Его мишенью была Кэнди.
— Ты, — указал он на нее дрожащим пальцем. — С самого начала ты пыталась меня унизить. Ты, ты… АДСКОЕ ОТРОДЬЕ! — Он бесновался все сильнее; с его губ полетела густая белая слюна. — Все мои лучшие планы! Драгоценные мечты! ТЫ РАЗРУШИЛА ВСЁ!
Внезапно на его лице возникло выражение боли.
— ПОЧЕМУ? — воскликнул он, поднося руку к груди. — ЧТО Я ТЕБЕ СДЕЛАЛ? — Его пальцы ползали по грудной клетке, а лицо наполняло все большее отчаяние. — Я НЕВИННЫЙ ЧЕЛОВЕК! — закричал он. — СЛЫШИШЬ? НЕВИННЫЙ…
Он остановился. Слова. Дыхание. Сердце. Остановилось все, в единый момент.
Его рука упала, он медленно качнулся и рухнул на бок, ударившись о пол.
Летео тихо сказал:
— Надо же…
Изо рта Захолуста медленно вытекла струйка слюны и остановилась, подобно всему остальному.
Кэнди была поражена. По ее представлениям, волшебники (даже такие нелепые, как Захолуст) не умирали от сердечного приступа, просто упав на землю.
Но Абарат и его жители полны сюрпризов до самого горького конца.
53. Уничтожение
Стоя на крыше дома, Мелисса вертела головой, ища, ища — но что? Знак того, что в царившем хаосе и страхе есть смысл? Или проблеск надежды на чудо, на то, что весь этот ужас через секунду исчезнет, и боль, которую он принес, исцелится? Но куда бы она ни посмотрела, нигде не было даже намека на спасение Цыптауна. Прилив нес воды мимо ее крыши, увлекая за собой бесконечную вереницу обломков. Иногда то, что она видела, было так ужасно, что сгладить эти сцены можно было лишь спрятавшись у трубы и закрывая лицо руками до тех пор, пока воды не очистят улицы, унеся свой груз мертвых, живых и никогда не живших, и открыв глаза только когда дом перестанет сотрясаться рассекающими город течениями.
Но она не могла отвести взгляд. Не сейчас, когда Кэнди была в темных недрах Полыни. Разве не она, Мелисса, несла ответственность за случившееся с ее ребенком? Если бы в ту дождливую ночь на пустом шоссе, когда из Абарата пришли три женщины, пахнувшие морской водой и магией, она лучше соображала, то заперла бы от них окна и двери, не позволив наложить на дочь проклятье ответственности иной жизни.
Но в ту ночь ум ей не подчинялся. Она была измучена болью и усталостью, так что когда старая женщина раскрыла свою маленькую шкатулку чудес, и из нее появилась успокаивающая волна теплого, яркого воздуха, Мелисса позволила этой волне ласкать ее, начав тем самым жестокую игру причин и следствий, которая сейчас привела безжалостные воды Изабеллы к крышам, улицам и невинным душам жителей Цыптауна.
Она посмотрела на лица своих детей, в том числе и самого ранимого из них, ее мужа, которого после исчезновения Кэнди вытащили с лодки и устроили на крыше. Как они это выдерживали? Судя по всему, не лучшим образом. Ну да неважно. Мальчики юные и сильные. А Билл? Завтра — если, конечно, это завтра будет, — он найдет способ придумать ложь о своем героизме.
Глядя на мужчин, она услышала голос.
— Нам надо поговорить, мать Квокенбуш.
Мелисса подняла глаза, хотя еще до того, как она это сделала, знала, что не увидит человека, сказавшего ей эти слова.
— Ты где? — прошептала она, не желая привлекать к себе внимание.
— Здесь, — печально ответила женщина. Диаманда действительно была рядом, похожая в дневном свете на прозрачный дым.
— Помнишь меня? — спросила она.
— Конечно, — кивнула Мелисса.
— Знаю, что ты думаешь, — произнесла женщина. — Но что бы ты не думала, не жалей о выборе той ночи. Это делалось ради блага.
Мелисса взглянула на царивший вокруг хаос, на обломки цыптаунской жизни, плававшие в безжалостных водах Изабеллы.
— Как такое может быть ради блага? — пробормотала она.
— Не всегда просто увидеть большую цель, если смотреть на нее изнутри одной-единственной жизни.
— А кто смотрит иначе? — спросила Мелисса.
Женщина странно улыбнулась, и печально, и радостно одновременно.
— Ты удивишься, — ответила она.
— Так удиви меня.
Их разговор прервал Билл. Он глядел на Мелиссу так, словно та сошла с ума.
— С кем, черт подери, ты болтаешь? — спросил он, изогнув губы в привычном презрении.
Секунду Мелисса не знала, что ответить, но Диаманда шепнула ей на ухо.
— Сама с собой, — сказала она. Мелисса улыбнулась и ответила мужу то же самое.
Тот покачал головой.
— Глупая корова, — пробормотал он.
Мелисса не обратила на него внимания. Ей было чем заняться и без того, чтобы обмениваться оскорблениями с человеком, чьим мнением она уже давно перестала интересоваться.
Вместо этого она вновь обернулась к дымке, из которой была соткана Диаманда.
— На чем мы остановились? — прошептала она.
Диаманда улыбнулась.
— Удиви меня, сказала ты.
— Да, точно.
— Тогда я объясню все очень быстро, и хотя в мои слова трудно поверить, клянусь Катушкой Бытия — это чистая правда.
— Я готова, — сказала Мелисса.
— Хорошо. Тогда слушай. Ночь, когда мы встретились. Дождливая ночь на шоссе. Помнишь?
— Конечно.
— Со мной кое-что было. Помимо сестер.
— Да. У тебя была шкатулка. А в ней — свет.
— Это был не свет, Мелисса.
— А что?
— Это была душа, — ответила Диаманда. — Душа мертвой принцессы.
На палубе Полыни Кристофер Тлен наблюдал за тем, как битва между силами Финнегана Фея и заплаточниками становится все беспощаднее. Древний корабль разрушался у него на глазах. Настил и переборки были сломаны, паруса разорваны, такелаж упал. На корме занимался огонь, и не желая сгореть заживо, два резных существа, охранявшие эту часть корабля, сорвались со своих изукрашенных постаментов и с грохотом устремились по палубе, вдохновив фигуры на носу сделать то же самое.
Зрелище разрушения — любого разрушения, — радовало Тлена всегда, сколько он себя помнил. Разрушение Полыни не стало исключением. Но он уделял этому слишком много внимания. Пришла пора найти и прикончить девчонку из Иноземья. Он был удивлен, что Захолуст не возвращался, но возможно, волшебник увлекся, пугая девочку, и его следовало остановить.
Отведя взгляд от зрелища, доставлявшего ему такое удовольствие, он направился вглубь трюма. На его пути появилась маленькая фигура. Он схватил ее за шиворот, но это оказался Летео, полностью превратившийся в зверя.
— Туаз, — выговорил он (хотя его рот настолько изменил форму, что едва мог произносить слова). — Пожалуйста… Повелитель. Мне больно… быть таким. Мне нужен… зеленый туаз.
После наслаждения сценами уничтожения Полыни у Тлена было необычайно щедрое настроение. Он отпустил Летео, и тот упал на пол.
Он вновь попросил:
— Принц… пожалуйста…
— Хорошо, хорошо, — сказал Тлен, доставая из кармана маленькую бутылочку. — Почему бы нет?
Он повертел бутылочку в руках, с удовольствием следя за неотрывным взглядом Летео, и, наконец, бросил ее мальчику. Дрожащими пальцами Летео откупорил флакон и сделал большой глоток. Лицо его исказилось от горького вкуса лекарства. Он согнулся пополам, дико стуча зубами. Тлен немного отступил и с необычным бесстрастием наблюдал за тем, как противоядие оказывает свой болезненный эффект.
— А я все думала, где же ты будешь, — донесся голос из тени.
Тлен отвернулся от корчившегося Летео и увидел девочку из Иноземья, его одержимость, его неотвратимую угрозу.
— Так-так, — сказал Тлен. — Ты сбежала от мистера Захолуста?
Девочка покачала головой.
— Захолуст мертв.
— Как?!
— Я не врач, но его, вероятно, одолела собственная ярость. Сердце отказало.
— Ты шутишь.
— Что в этом смешного?
— Господь небесный… И куда только катится мир?
— Хороший вопрос, — сказала Кэнди. Она не отводила глаз от Тлена, пока под их ногами трещала палубаПолыни, а огонь пожирал наверху паруса. — Почему ты мне об этом не скажешь?
— Нет, — ответил Тлен. — Сначала ты. Я настаиваю. Ведь это с самого начала был твой план? Ты явилась в Абарат, чтобы разрушить заведенный порядок вещей. Господи, ты ведь настоящая разрушительница.
— Я ничего не планировала, — произнесла Кэнди. — Но, возможно, планировал дух внутри меня. — Она рассматривала лицо Тлена, ища признаки понимания этих слов, однако он выглядел искренне удивленным, и она продолжала.
— Я не Кэнди Квокенбуш, — сказала она. — По крайней мере… не только Кэнди Квокенбуш.
Тлен все еще удивлялся.
— Во мне — душа человека, которого ты когда-то знал.
Постепенно до него начало доходить, что она имеет в виду, и его бесплотное лицо еще больше обмякло в своем призрачном бассейне.
— Боа? — спросил он так тихо, что его слова были едва слышны среди грохота разрушений. — Моя принцесса? Моя любимая принцесса?
— Да.
Теперь настала очередь Тлена в лихорадочном возбуждении изучать лицо Кэнди.
— Нет. Это невозможно, — наконец, проговорил он. — Я бы знал.
— Только не тогда, когда она сама себя не знала, — сказал третий голос.
К их компании присоединилась Бабуля Ветошь, спускавшаяся с лестницы в своем платье проклятых. Хотя Кэнди не обрадовалась появлению этой женщины, присутствие ведьмы было уместным и правильным. Впервые за это время они встретились все вчетвером. С одной стороны, Повелитель Полуночи и его бабка. С другой — девочка из Иноземья и принцесса, делящие единое тело — двое в одном.
— Это правда? — спросил Тлен. — В ней действительно душа Боа?
Взгляд Бабули Ветоши казался непроницаем. В нем не было ни следа человеческого чувства.
— Да, — ответила она. — Это правда.
— И все это время ты знала? — спросил Тлен. — Ты знала, что женщина, которую я любил, была рядом, и ничего мне не сказала?
— А что бы это изменило? — ответила Бабуля Ветошь. — Думаешь, эта девочка полюбила бы тебя за то, что ты сделал? Ты убил Боа, дитя. И за что?