ке. Сделать искусственное освещение – и не отличишь от одного из ярусов Рока. В голове всплыла картина того, как она впервые оказалась в городе-скале. Подумать только, прошло почти пять лет!
– Держись ближе, – предупредил Грав. – И слушай внимательно.
Клыкарь вынул нож и постучал по плитам, затем, подцепив, отодвинул один из блоков. Внутри оказался тайник. Достав из ниши фонарь, бист вставил в него капсулу, похожую на те, что Торден вживил в крыло грифона.
Фонарь мигнул и разлился лимонным светом, разгоняя тьму.
– Твои огоньки нам еще пригодятся, мелкая. Береги силы.
Эша погасила пламя и хотела надеть перчатку, но Клыкарь остановил ее:
– Лучше и вторую сними.
Эша удивленно приподняла бровь, но спорить не стала.
– А все-таки, зачем ты изучаешь эти тоннели? И схроны тоже все твои?
Бист, помолчав, ответил:
– Если я тебе расскажу, то придется тебя убить. А мне бы этого очень не хотелось. Так что пошли. Отсюда недалеко уже.
Эша шла рядом с Клыкарем. Время от времени она слышала писк потревоженных светом и незваными гостями грызунов, а иногда капанье воды.
– Откуда тут вода? – пробурчала Эша.
– Аббаррцы каждый день потребляют воды столько, сколько Мэй не видела за тысячу лет.
Эша кожей ощутила насмешливую улыбку Клыкаря.
– Слышала сказку про водяного дракона, принцесса? Давным-давно, когда Мэй была прекрасной юной девой, а не высохшей злобной старухой, она полюбила прекрасного принца-дракона.
Клыкарь кашлянул и понизил голос:
– Так или иначе, все принцессы влюбляются в драконов. Да ведь, Ашри?
И, не дожидаясь ответа или тычка в бок, бист продолжил:
– Дракон тот парил, сливаясь с синим небом. Сильные крылья не знали усталости весь день, и лишь на краткий час дракон спускался вниз. И юная Мэй тайно любовалась им. Однажды дракон заметил девушку и восхитился ее красотой. Ну, дальше, как всегда, они полюбили друг друга. И думаю, даже не раз. – Грав оскалился. – Но небо не отпускало лазурного дракона. И день за днем Мэй ждала его возвращения, все чаще заглядываясь на огненное солнце, что золотом горело на небе.
Час с любимым с каждым разом казался все короче. Время как вода утекало из рук, как песок неудержимо сочилось сквозь пальцы. И пока дракон парил в небе, тут, на земле, прекрасная Мэй сохла по нему. Листья на деревьях желтели, трава жухла, цветы вяли. Огонь, что прежде любовью горел в груди девушки, разрушающим жаром выплескивался наружу, губя все вокруг. Но каждый день возвращался дракон, кольцами обвивался вокруг Мэй, гасил ее гнев и утолял жажду страсти. И вновь оживали цветы, пели птицы и густым ковром зеленела трава. Но каждый раз все сильнее был гнев Мэй, и все труднее возлюбленным было справиться с разлукой. И все чаще огонь небес манил Мэй.
Однажды утомленный дракон уснул на коленях любимой. Мэй пела ему, гладила могучие лазурные крылья. Неожиданно черная мысль накрыла ее. Одним движением острым пламенным ножом она отсекла оба крыла и откинула прочь. Мертвые крылья, упав, рассыпались острыми осколками. Кости пронзили землю и стали клыками гор, поймав Мэй в клетку. От боли предательства пробудился дракон и взревел: «Я парил в небе, собирая крупицы росы, превращая их в любовь и отдавая тебе. Все для того, чтобы ты всегда оставалась молодой и прекрасной. Мы могли бы провести вместе вечность, но твоя жадность все погубила». Но его слова не тронули почерневшее сердце Мэй. Она лишь с презрением смотрела на бьющегося на земле дракона, что без крыльев больше напоминал ей червя.
Единственное, что грело ее в тот миг, – это всеразрушающее пламя, пылающее внутри. Небесный дракон попытался остудить гнев возлюбленной, но стоило ему прикоснуться к Мэй, как он отпрянул. Она была раскалена как уголь, а глаза ее сияли золотым пламенем. Мэй рассмеялась: «Солнечный Дракон согреет меня! Мы будем вместе сверкать ярче золота!»
Расставив руки, Мэй отдалась в объятия Солнцу. И вмиг увяла зеленая долина, обращаясь в прах под лучами ненасытного бога. Лазурный дракон заплакал, увидев смерть любимой. Подпрыгнув, поймал он падающую с небес Мэй и прижал к себе. И прежде чем рассыпалось тело ее на бесчисленное множество золотых песчинок, вырвал дракон еще живые глаза и сердце Мэй, вдохнул в них часть своей жизни, превратив в оазисы, и поклялся, всегда оставаясь с Мэй, питать их своей любовью. Бесплодный горячий песок хлынул, погребая под собой весь мир. Но сомкнулись мертвые крылья гор и не дали пустыне вытечь за пределы. Сердце Мэй – это Аббарр, глаза – оазисы, а дракон – это подземная река, благодаря которой мы живы. Но желание Мэй сбылось: каждый день сияет она золотом в ослепительных лучах солнца. По сей день.
– Я гляжу, ты с голоду точно не помрешь. Всегда сможешь пойти в барды, – рассмеялась Эша. – Неужели ты веришь в эти сказки?
– Запомни, Ашри, я верю в науку и здравый смысл, и они мне подсказывают, что древняя мудрость не лжет: женщина запросто может угробить своими причудами любого мужика и себя заодно. А еще под Аббарром течет река. Очень глубоко. Но бисты не зря славятся своими мастерами, поэтому добыть хрустальную кровь дракона не составляет для них труда.
– Клыкарь, у меня только один вопрос. – Эша остановилась, посмотрела в лицо приятелю: – Ты мог просто сказать про реку, без всего вот этого? И долго ли нам еще идти?
– Не думаю. И это два вопроса.
– Не беси меня. Ты не ответил ни на один.
– Но их же два, малявка. И ответил я сразу на оба.
– А у Мэй было семь глаз минимум? Оазисов-то вокруг Аббарра не меньше. Я о семи точно знаю, – не унималась Эша.
– Это легенда, ушастая. Только в них небесные драконы сношаются с девушками-долинами. Хотя что и как там у драконов – тебе больше известно. Я-то их даже близко не видел.
– Вот умеешь же ты все опошлить, Клыкарь! Одно только у тебя в голо…
– Стой!
Клакарь вскинул руку и преградил путь Эше.
– Слышишь?
Элвинг напрягла слух.
– Вода капает. Хватит уже меня лапать! – Эша скинула лапу приятеля, которая легла точнехонько в район ее груди.
– Было б что лапать. Тихо, – прошептал бист, отстегивая топорик и не замечая возмущения элвинг. – Это не вода.
Клыкарь прибавил мощность фонаря и осторожно поставил его на пол. Освободившейся рукой бист достал короткий широкий меч и начал потихоньку отступать к ближайшей стене, продолжая пристально смотреть в темноту.
– Встань позади. – Клыкарь бросил быстрый взгляд на руки Эши. – И сними перчатки. Говорил же не надевать.
Напряжение передалось элвинг. Она сжала рукоять кинжала, ощутив голой рукой кожаную обмотку и холод металла. Эша подавила память клинка и напрягла слух. Тогда она услышала. Мерные щелчки, словно кто-то вращает рычаг автомата. Щелк, щелк, щелк. И шорох.
Она посмотрела на Грава, но бист жестом велел молчать. Пульсирующая венка выступила у него на лбу. Элвинг видела ее раньше, во время их вылазок три года назад. И это был дурной знак.
Когда из тьмы серой молнией кинулось нечто, Эша, не задумываясь, метнула тонкий лепесток лезвия.
Вспыхнув искрой, нож попал в цель. Раздался писк. Это была всего лишь крыса. На каменном полу зверек забился в агонии и затих. Но не успела Эша облегченно выдохнуть, как из тьмы вынырнули лохматые длинные лапы, в свете фонаря блеснул хитин, и в нос ударил резкий запах. Куф!
– Какого пса? – ругнулась элвинг.
Все произошло молниеносно. Уродливая лапа куфа нависла над ней. Но Клыкарь отразил атаку, не дав монстру дотянуться до элвинг. Бист оттолкнул Эшу и с размаху отсек лапу, покрытую многочисленными когтями-крючками.
– Ашри, не спи! – крикнул бист.
Куф отпрыгнул и плюнул ядовитой сетью. Эша увернулась, метнув пару ножей в глаза монстра. «Осталось еще три», – мелькнуло в голове.
– Давай как в Тирхе тогда! – крикнул Грав, не глядя на элвинг.
Ашри хищно улыбнулась, в глазах заиграли огоньки. В следующий прыжок монстра она всадила три оставшиеся ножа, полностью ослепив куфа с левой стороны.
– Сейчас! – крикнул Клыкарь.
И тут же Ашри выпустила разряд ослепительного Пламени справа от монстра, дезориентировав его. Ослепнув, существо опустилось на задние ноги, подняв передние, издало пронзительный визг и раскрыло жвала, обнажая железы и готовясь атаковать ядовитой слюной. И в этот момент меч Клыкаря по рукоять вошел в пасть чудовища. Выпустив клинок, бист крутанулся и топором рассек брюхо куфа.
Эша застегнула перчатки и дотронулась до плеча Грава:
– Ты в порядке?
– В полном. А ты?
Элвинг нахмурилась, заметив в неровном свете фонаря ожог на предплечье биста. Кожа покраснела, пошла пузырями, а в середине была дыра размером с «дракона», прожженная слюной куфа.
– Не похоже.
Клыкарь отмахнулся и подошел к дохлому куфу.
– Мы мельчаем, или эти ребята становятся крупнее? – осматривая панцирь, спросил Грав.
Оторвав от рубахи лоскут, бист обмотал руку и достал из пасти монстра меч, после чего вернулся обратно.
– Ядовитая тварь! Придется повозиться, – проворчал бист.
Грав достал фляжку, зубами выдернул пробку.
– Ну, за победу. – Клыкарь сделал глоток и протянул флягу Эше.
Та, не задумываясь, пригубила, в этот раз даже не поморщившись, и вернула обратно. Клыкарь плеснул немного на ожог, а остатки вылил на лезвие меча.
– Эх, хорошее пойло было, – вытирая меч, ворчал бист. – Не поможешь?
Грав оторвал от рубахи еще лоскут и кивнул на плечо. Эша осторожно наложила повязку. Рана выглядела паршиво.
– Он правда больше обычного раза в три, – нахмурилась Эша.
Длинные лапы монстра были почти с ее рост. Черно-бурая редкая шерсть покрывала хитиновый панцирь. Глаза помутнели или вытекли.
– А глаза у него тоже ядовитые? – неуверенно спросила Эша.
Смех биста был красноречивее ответа. Стараясь игнорировать его, элвинг достала из глаз куфа свои ножи и, поискав, подняла с пола два не достигших цели. Еще один пришлось выдернуть из крысы, которая в процессе боя превратилась в отбивную из шерсти, костей и мяса. Не оставалось ничего другого, как вытереть лезвия о штанину. Рубаху рвать она была не готова, как и портить шейный платок.