— Все хранители Интару его знают, — улыбнулась Нетакерти. — Просто не все могу читать алую вязь. Хранители Варме делали все свои записи на языке Бездны — обращенном вспять. В их понимании время это кольцо. Мы проживаем его в одну сторону, а они способны идти по другой стороне в обратную. Дартау — зеркало Тхару.
Ашри нахмурилась, пытаясь осмыслить всё услышанное. Слишком много информации и ещё больше того, о чем стоит подумать.
В дверь постучали. Нетакерти поднялась и направилась к двери.
— О прочем, поговорим позже. Ты узнала что хотела, и я тоже жду ответ на свой вопрос. Возможно, и тебе не будет лишним о нем подумать. Ах да, не переживай, для остальных ты стала жертвой Теней. Столичные псы подождут, не облезут. Хоть и надолго, но нам хватит времени, чтобы узнать друг друга. А пока, отдыхай. И это тебе поможет.
Хранительница кивнула и Ашри завороженно уставилась на абсолютно целую окарину, лежащую на столе.
— Но как?
— Магия, — улыбнулась аллати. — И ещё. Не бейся больше о дверь, ты не узница. Мы никого не держим силой пламени и оков.
Нетакерти накрыла ладонью круглую ручку двери и, надавив, слегка утопила. Каменная плита легко скользнула в сторону. Ашри почувствовала, как горят уши.
— Понимание того, как устроен мир, избавляет нас от излишней злости и лишних трат энергии.
Оставшись одна и досчитав до десяти, элвинг подбежала к двери и повторила жест хранительницы. Дверь легко поддалась.
— Шакалье копыто! — прошипела Ашри, закрывая дверь, чувствуя себя тупым гваром.
Провернув фокус с открыванием ещё пару раз, элвинг выглянула в коридор, столкнулась взглядом с двумя застывшими, как каменные истуканы псами, и юркнула обратно в келью. Приблизившись к столу, она осторожно прикоснулась к окарине. Ниточка тока протянулась от флейты к пальцам и защекотала нервные окончания. Бархатистая глина и еле заметный узор, все тот же потертый шнурок. Это была её окарина. Обрадовавшись как старому другу, Ашри уселась на кровать, подобрав под себя ноги, и с легким волнением поднесла флейту к губам. Первые звуки были робки и еле слышны, но вот дыхание элвинг окрепло, она закрыла глаза и вдохнула жизнь в глину. И проходя через крохотную темную пещеру, вытесняя пустоту, ноты сложились в простую как сама жизнь мелодию, и так же как сама жизнь музыка эта была прекрасна, ведь шла она из самого сердца.
***
— Подумать только, — хмыкнула Ашри. — И звучит лучше прежней!
Она отложила окарину, сплела пальцы в замок, выставив лишь указательные, и постучала ими друг об друга.
— Делая шаг, я отдаляюсь на два, — задумчиво произнесла элвинг.
Она встала и зашагала по комнате. Затем замерла. Долго, внимательно, Ашри смотрела на кровать и, приняв решение, рывком расправила покрывало. У неё не было цунка и бумаги, но этого и не требовалось. Воображение использовала ткань как холст и вот Ашри добавила на него Аббис и записку.
— К чему было нужно представление со стёклами и напускная загадочность?
Вот поодаль нарисовалась армия големов, что напали на того караванщика. Сколько лун прошло? И кому они служили — Башне Пса или Обители?
— Карш, — вспомнила имя караванщика Ашри. — Вариол Карш. И заказ он взял от Дома Цави.
Рядом с големами добавился гвар с именем Карш и алый треугольник.
Орму с Хронографом, Парме с Руби, Маан с шкатулками, Ину с рубиновым глазом и старик Карп. Ашри расставляла их всех как фигуры на доске шархи. Вот только не было ясно, кто на чьей стороне и против кого. И какая роль у неё в этой игре.
Мысленно она взяла дракона, и тот обнажил в улыбке клыки. Ашри поставила Клыкаря, и от него потянулись ниточки: одна к Ину, для которого он собирал схемы тоннелей, вторая к Орму и Рионтару, в чей совет он входил. Третья легла к Парме, от чьего имени Гравмол обращался к Ашри. И ещё одна, в пустоту: к тому, о ком он не говорил и кто заставил его прислуживать Псам.
Ашри смотрела на события и участников, но не могла выхватить из всего этого клубка единую нить. Почему Парме дала протекцию Ашри? Кому понадобились камни из сердца Энхар. В глазах двоилось. Алые пятна плясали то тут, то там. Алые... А что если дело в них? Ашри опустилась на колени перед кроватью и, облокотившись, закрыла глаза. Алый дом Цави, рубины, Кровавый Кодекс, Варме...
«Способность изменять время и пространство». Красный и синий. Варме и Азур.
Что если в ней, в Ашри, последняя во всем Тхару, алая искра? И последняя надежда возродить Алое пламя... Или последняя угроза. Управление временем и пространством. Вот в чем ее тлеющая сила.
Ашри открыла глаза. Мир был иным. Все вокруг приобрело свечение. Каждый предмет испускал волны. Красный ореол вокруг синей основы. Она видела самую суть мира. Протянув руку к покрывалу, Ашри коснулась сияния, и оно откликнулось, вливаясь в неё.
— С Вэллой Ашри все будет хорошо? — этот голос принадлежал Зурри, она чувствовала след его ладошек на краю покрывала. Они мокрые и горячие.
Ашри прошла по комнате, и каждое прикосновение давала ей частичку произошедшего. Кусочек памяти предметов, которые ухватили эмоции.
Память это отпечатки. Самые сильные эмоции и чувства, что впитываются как кровь в деревянные половицы.
Эта келья давно была пустой, или дух хранителя, что коротал в ней время был так спокоен, что эмоции покинули его. Комната изголодалась по жизни и жадно впитала ее при первом же случае. Теперь Ашри видела произошедшее отчётливо, так словно наблюдала за происходящим непосредственно.
Вот дверь открывается, и ее бездвижное тело вносит хранитель. Она не видит себя, но чувствует волнение пса. Его руки, горящее внутри легкое пламя, больше похожее на тлеющую искру. Ещё несколько силуэтов, они тоже полны эмоций. Их шаги застывают на полу, их дыхание отпечатывается в памяти комнаты. Нетакерти опирается на спинку стула и указывает на кровать. Она успокаивает Зурри. Хранительница касается лба Ашри. Привычной улыбки нет на ее лице. Она все-таки считывает ее? Или просто проверяет состояние. Пламя внутри хранительницы горит так сильно, что Ашри видит ее отчетливо. Она волнуется и злится.
Зурри плачет. Он не хочет уходить. Вот Ину кивает и Кмал Тар легким прикосновением обездвиживание ребёнка, усыпляет. Образ Зурри растворяется. Он больше не видим для кельи.
Ину. Пламя Белого Пса горит так же сильно, но языки его синие как азур. Зелёное пламя и синее разгораются. Они словно откликаются на зов друг друга. Кроме них в комнате нет никого, лишь отпечаток бесчувственного тела элвинг на кровати.
— Приведи ее в чувство и отправь в Дартау, — голос Ину подобен рычанию зверя.
— Бездна разорвёт ее на части в таком состоянии, — Нетакерти полна ярости, но не из-за судьбы Ашри.
— У этой элвинг девять жизней как у кошки, — скалится Ину. — И характер под стать твоему: упрямее еще поискать.
— Я не открою Врата, пока девчонка не восстановится. И ты хоть притащи в обитель всех своих Псов, твои щенки не удержат Западные Врата, если их верховный не смог удержать даже член в штанах.
Синее пламя взметнулось, но не коснулось зелёного.
— Нетакерти, не становись сварливой сукой. Если мне будет нужно, я сравняю твою Обитель с песком и развею по ветру.
— Обитель, что так любил твой Учитель? И даже если этот песок погребет твою сестру? — хранительница оскалилась.
— И твою подругу. Которую ты не остановила...
Зелёное пламя выгнулось кошкой, но синее даже не дрогнуло. Вместо этого Ину шагнул вплотную к хранительнице и рывком притянул к себе.
— Матерь пёсья! — присвистнула элвинг, вздёрнув брови. — Да тут у нас интриги, измены, сношения. Прям на столе при живом, хоть и беспамятном элвинге!
Ашри потёрла виски, отпуская память комнаты и моргая, пока мир снова не стал прежним. Окинув взглядом келью, она усмехнулась:
— Однако ж, — щеки и уши элвинг горели.
Хитро улыбнувшись, Ашри посмотрела на стол и закусила губу.
— Но при такой-то страсти, явно вам будет не до того, чтоб проверять своих «не узников». А раз так, стоит мне поближе познакомиться с любимым местечком Карпа. Тем более старик задолжал мне карту Бездны.
Ашри ещё попыталась считать память комнаты, но даже просмотренные фрагменты бледнели. А хранителя, что внёс ее тело, она и вовсе не видела. Она не хотела признаваться себе, но тайно надеялась, что под капюшоном и правда окажется Клыкарь. Ну не зря же он командир разведчиков и опытный следопыт!
Выглянув в коридор, она прокралась к ближайшей двери и прислушалась. За одной из них должен быть Зурри. Спящий малыш сейчас ее причина, следствие и алиби. Осторожно открыв дверь, Ашри заглянула в келью. Пусто. В следующей тоже никого живого, но чёрный оставленный балахон — именно то, что она и искала!
Облачившись и надвинув капюшон, Ашри довольно оскалилась. Отличная маскировка! Единственное, что ее может выдать — это приступ голода и урчание в животе, а в остальном... Подумаешь, уши торчат не вверх, а в стороны: может болезный с детства хранитель попался.
Ашри зашагала по коридору, стараясь выкинуть из головы увиденное и испытывая при этом легкое возбуждение, граничащее с не менее легким стыдом.
Время от времени Ашри прикасалась к стенам, но те молчали. Она не только не могла нащупать их память, а словно проваливалась в пустоту.
Двери по обеим сторонам попадались с разной периодичностью, иногда между ними зияли ответвления коридора. Даже если тут и была какая-то структура, Ашри ее не улавливала. В Башне Орму она хотя бы представляла, как высоко находится и где искать нужное. Да и то, разжиться рубинами почти не удалось. Один и тот крохотный, и тот подаренный. Сплошное разочарование и проблемы от этих песков! Хотя...
Ашри остановилась. Задрала складки мантии, добралась до потайного кармашка и подцепила кольцо:
— Птичка летит к птичке, а рыбка плывет к рыбке.
Она потёрла камень, провела пальцем по застывшему в золоте карпу, но ничего не произошло. Тогда Ашри, задержав дыхание, сунула в кольцо палец. Перстень оказался слишком большим, пришлось сменить палец. Но, даже наконец-то надев кольцо на большой палец правой руки, Ашри ощутила ровным счетом ничего.