Аббарр. Песок и пламя — страница 35 из 61

Сигр аккуратно положил на стол тонкий цилиндр запечатанный красным воском

— За потерю каравана, ты получишь треть контракта сверху, и десятую за траты на сопровождение. экзотическое, но эффективное.

Карш посмотрел в пустые глаза Сигра. Откуда он знал про Ашри? Изо всех сил бист пытался увидеть хоть что-то, за что можно было зацепится. Маленькую ниточку, потянув за которую можно размотать клубок. Но черные, как глотка колодцев бездны, глаза Сигра были холоднее шахт Ахран.

— Как давно ты получил свои полоски? — прервав молчание,спросил Карш, поднося руку к щеке и проводя пальцами повторяя узор на лице Сигра.

На мгновение бисту показалось что Сигр удивился. Но наваждение длилось лишь миг и моргнув Карш уже не был уверен что это ему не привиделось.

— Алый Дом принял меня с первого вздоха в этом мире, а даровал великую честь стать одним из кварты спустя.

Значит ты знаешь все секреты и секретики верхнего города за последние пять кварт лет, подумал Карш, а вслух сказал:

— Великое знание и большая ответственность.

Сигр кивнул, поднялся и поплыл прочь, оставив на столе оплату и кольцо.

Карш допил и заказал еще кружку. Расплатившись, бист вышел из таверны и вдохнул прохладный воздух ночи. Он шагал по верхнему городу. Улочки его были словно кружева, кружева выточенные из камня. древние мастера задали размах и величие, а все последующие поколения не только сохраняли их работу , но и добавляли от себя. выше ярусом находились жилые дома, каждый из которых похож на дворец или храм, пышные сады, сбегающие ручьи и водопады, яркие птицы и прекрасные женщины. Там где шел Карш дорогие мастерские, таверны, игорные дома, лавки — лучшее для лучших. В этой части Стража не было грязи. Попав сюда впервые испытывал ощущение что случайно забрёл на задний двор к небожителям. Да и сам Страж был городом-скалой, а в верхнем ярусе облака были так близко, что с низу закрывали его от простых смертных. Вот только тут же по слухам были и тайные камеры, вплетенные в паутину лабиринта, что пронзал гору внутри, где томились отважившиеся стать на пути Домов.

Ноги вели Карша вниз. Подальше от этого пропитанного интригами и лицемерием места. Совсем скоро двери лавок исчезли, вместо них змейку каменной дороги подпирала сплошная стена. Карш думал о том, что услышал от Сигра, откуда он знал про элвинг, чему был удивлён, почему оставил кольцо?

— Слишком большое внимание к маленькому караванщику, — проворчал он себе под нос.

Спускаясь все нижи он думал как сильно истосковался по Уне. И может впервые за многие годы мысль о том, чтобы бросить Мэй ради Северянки не казалась ему такой уж и нелепой. Забрать Пеструшку и отправиться в Аббарр. И осознав это он понял что действительно хочет его сердце. А ещё он знал, что не вытерпит более и дня. Выйдя за Сверкающие Врата, Карш не медля отправился в гварни, где осталось то немногое, что уцелело от него прежнего.


***

— Вэл Карш, вы словно призрака увидели.

Караванщик застыл у стойла. Все внутри похолодело, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Я прождал всю ночь, но ни вы, ни наемница так и не явились. Я даже сперва подумал, что вы решили уйти без меня. Но все гвары на месте и я...

— Мараг, — Карш сделал шаг, — Гваров ты сын! Живой!

Карш сгрёб однорогого биста в охапку, сдавил что было сил и заморгал так часто, чтоб стряхнуть навернувшиеся слёзы.

— Так каким мне быть, — опешил Мараг. — Хотя, если вы меня не отпустите, то боюсь, задушите.

Карш отступил на шаг, оглядел однорогого биста и не веря глазам посмотрел на Золотинку, Краснопёрку и Тучку. Все его гвары были на месте.

— Но как? — непонимающе озирался бист.

— Я думал вы ведаете, — пожал плечами Мараг. — Вы как сквозь землю провалились. А гвары на месте. Я даже ненароком подумал, что вас клюворыл сожрал.

— Когда это было?

— Так не сожрал же, — развёл руками Мараг.

— Да нет, — отмахнулся Карш. — Сколько меня не было?

— Так вот, как условились чай две ночи прошло.

Карш вышел из гварни и посмотрел на небо. Для него прошло пять дней, а звезды не дрогнули. Караванщик размотал повязку и взглянул на сорванную кожу ладоней. Как такое могло произойти, что они обманули время? А если и так, то знает ли об этом элвинг?

— Так когда мы отправляемся в Ахран, — Мараг зевнул.

— Надеюсь, что никогда, — улыбнулся Карш. — Знаешь, я до смерти соскучился по белому городу, пора нам возвращаться в Аббарр. А пока, — Карш вынул «дракона». — Иди и покути на полную, так чтобы в Дартау позавидовали!

Глава 6. Время Дартау

Мир был един. Но было это задолго до того, как три народа пришли в него и раскололи на части. То, что ныне зовётся Империей Дракона, было основанием, а парящие острова Силурии с каменными корнями — стенами и башнями цитадели. Северные земли — белоснежной крышей, что терялась среди облаков. Архипелаг Тысячи Островов — комнатами и залами, рассыпанными внутри, где рождалась жизнь и ткались узоры пламени. Некоторые Башни имели имена. Рок скалой пронзал небо и принимал всех, кто имел крылья. Гром выдыхал клубы пара: лучшие инженеры вдыхали жизнь в механизмы, соединяли живое с неживым. Арпанлия, великая библиотека, чертогами разума оплетала мир, а Мэйтару было горячим сердцем общего дома.

Единый мир дышал и жил как цельное существо. И Древние нарекли его Тхару, что значило Жизнь. В сердце Тхару горел огонь Варме, а в глазах светился Имол. Разум пульсировал Азуром, архивы знаний излучали свет Тирха. Пламя рождалось из света, играло всеми цветами и уходило в тень, чтобы вновь стать светом. Древние ткали узоры и были сплетения эти сложны и прекрасны. Песней вплетались нити пламени в материю Тхару, изменяя ее. И однажды мир обрёл волю. Он был уже не просто Тхару. Он стал огромным моолонгом Тхарука, вобравшим в себя мир и нёсшим мир на себе, вместе со всем опытом, радостями и печалями. Вначале моолонг лишь полз среди чёрных равнин Дартау и Древние не мешали ему прокладывать свой путь. Но дав свободу, они утратили власть над будущим. И вот наступил миг, когда моолонгу стало тесно: Воля породила сомнения. И тогда он стал искать выход, а когда нашёл и выбрался к свету Орта, то вынырнул прямо в воды зеленоглазого Овару. Но не успел Тхарука вдохнуть воздух нового мира, как столкнулся с Дархи Тау. Великий кит Время лишь слегка задел моолонга хвостом, но и этого было достаточно. Панцирь дал трещину, цитадель вздрогнула, и даже сила Древних не смогла спасти ее. Треснула твердь, и осколки разлетелись во времени и пространстве. Моолонг сбросил панцирь. Мир изменился. А вместе с ним изменился и народ его населяющий.

Куски унесло в разные стороны, и в каждом был запечатан огонь — пламя одного из цветов: желтая искра Имола, алый всполох Варме, синие молнии Азура, зелёное пламя Интару... Лишь фиолетовый Тирха заплутал и проснулся совсем в ином мире. Но ему была дана сила обратить вспять Дархи Тау, вернуться к утраченному, склеить панцирь моолонга или низвергнуть Тхару обратно в Дартау.


***

Если ты не сможешь подчинить силу, она подчинит тебя...

Подчини и подчинись...

Мы всего лишь сосуд для пламени...

Внутри нас бесконечная бездна...

Лишь звезды неизменны...

Голоса северного шамана, Рэда, Аббис, Маан, Ину, Карпа сливались в единый гул и звучали как Рог Скорби. Все тело горело. Словно ее нарезали на лоскуты и затем сшили обратно. Ашри с трудом приоткрыла глаза. Ничего. Лишь густое лиловое свечение вокруг.

Боль очередной раз пронзила виски, спазм волной прошёл от макушки до пят. Ашри свернулась в клубок, тошнота подступила к горлу. Кое-как уперлась на руки и с трудом оторвала голову от земли. Наконец ей удалось сесть. Завеса пламени бледнела. Лиловый кокон таял. Она и не помнила, как и когда сотворила защиту. Смутные обрывки воспоминаний призраками кружили в раскалённом разуме.

— Зурри, — прохрипела Ашри.

Ответа не было. Слова прошелестели и осели страхом. Воспоминания хлынули потоком, сердце бешено застучало, а тело объял жар.

Она в Бездне.

Трясущейся рукой Ашри нащупала в кармашке на поясе флакончик. Зелье Дара, как называли его на Архипелаге. Пробка выскочила и упала на чёрный камень, последние лиловые всполохи растаяли, защитный кокон исчез. Опрокинув в рот жгучую горькую микстуру, Ашри поморщилась. Зелье активировала ресурсы организма, пробуждало силы. Элвинг надеялась, что у неё ещё таковые остались. Тут же зажмурилась, усмиряя накатившую тошноту.

Жужжание стихало. Ашри открыла глаза. Стало легче, взгляд прояснился, и перед ней предстала сама Бездна. Чёрные камни серебрил пепел, клочья тумана как облака, уставшие летать, вместо неба сизый омут. Воздух сухой и безжизненный, похожий на запах Мэй, но немного иной. Впереди камни сливались в дорогу и змеёй ныряли в плотную тень. Ашри оглянулась. Лента моста сквозь статуи псоглавых растворялась вдали, там, на той стороне точкой пульсировал зелёный огонёк портала. Открытые Врата.

— Зурри, — повторила элвинг и голос сорвался.

Она была одна.

Флакончик в руке хрустнул и впился осколками в плоть. Ашри удивленно раскрыла ладонь. Перчаток не было, от рукавов остались лишь ошметки, по коже сеткой расползлись тонкие светящиеся нити пламени. Огонь бездны пульсировал под кожей, накапливался и грозил скоро вырваться наружу.

Осторожно Ашри ощупала голову, попыталась дотянуться до спины. Нет, рогов, наростов, крыльев и хвостов у нее не выросло. Свои уши тоже на месте. Даже фляга с водой цела.

Только мерцаю как новогодняя елка, с досадой подумала она, вставая и оттирая кровоточащую ладонь о штанину. Вдруг Ашри замерла. Ее внимание привлекло нечто. Нечто чужеродное для этого места. Несколько шагов и ноги вросли в камень. Перед ней лежала сумка Зурри. Ремень порван, тёмные пятна... Что-то сверкнуло рядом — золотой значок Стража цветка.

Сердце загрохотало в ушах, Ашри закусила губу. Рука сама потянулась, пальцы ощутили тепло металла... Но стоило лепесткам коснуться ладони, как сознание элвинг заполнил свет. Ослепительная вспышка вышибла дух. Воздух раскалился. Легкие пылали. Острые иглы боли пронзали все тело. Плоть рвалась, кости трещали, сознание металось обезумевшим зверем, пока не потухло. В огненной вспышке она увидела себя. Увидела ужас в своих глазах. Ощутила отчаянье, боль того, кто смотрел на неё. Того, чьи воспоминания заполнили ее разум. Она ощутила за болью тела, ещё большие страдания. Огромную пустоту, в которой не осталось надежды.