Стоя на Ребре, караванщик смотрел как всадники на валангу тают, направляясь к Аббарру. Спешившись Карш зачерпнул ладонями песок.
— Можно ли услышать то, что мёртво? — спросил Карш, вглядываясь в перемолотые горы. — Сколько не лей слез и крови, тебе всегда будет мало. Ведь так?
Карш поднялся и отряхнул руки. Запрыгнув на гвара, он посмотрел в сторону Чёрного цветка. Сердце сжала неведомая доселе тоска по дому, но развернувшись, он пустил Золотинку в противоположную сторону: вниз по змеящимся рёбрам бархана. Туда, где ждал Мараг:
— Зайдём в Шаанарх, негоже вести пустых гваров через Торговые Врата.
Небольшое поселение славилось старой легендой, специями и красителями. Жители, ловкорукие бисты архаа, передавали секреты ткачества и окраски из поколения в поколение, а бутылковые деревья — хаа, тянущие свои корни до самого спящего Дракона давали живительную влагу, кров и тень. Со стороны деревня напоминала огромное перекати-поле — сплетенные клубком ветви, лишены листьев, но сплошь усеянные мягкими бурыми наростами хаатаар, «камни хаа», толстокорыми и водянистыми. Хаатаар были природными флягами, и основным источником пищи местных. Ими кормили низкорослых коз, что давали шерсть и молоко, в их кожуре вываривали ткани, чтобы получить глубокий, насыщенный охристый оттенок. А глинистая почва у подножия деревьев была прекрасным сырьем для изготовления посуды. Однако, те, кто ехал из Азура или Варме редко делали крюк и теряли два дня на Шаанарх. Редкие ротозеи и такие «пустые» караваны — вот и все посетители деревни. Первые дивились на живой клубок, пили дары хаа, покупали цветастый наряд, да причудливый кувшин с краюхой пряного козьего сыра. А вторые, надеялись, что хоть как-то окупят истертые копыта гваров, лишившись в пути груза, и делали ровным счетом всё тоже, что и первые.
Но Карш шёл в Шаанарх за особым сокровищем. И пока гвары мяли песок, память тхаруку перенеслась в прошлое. Тем же путём, но много лет назад, он ехал к архаа вместе с Отцом.
— Отец, но ведь в этом дремучем клубке не будет товара и на одного «дракона»? — возмутился молодой Карш.
Он уже был в Шаанархе раньше, уже дивился его природе, и уже знал, что цветастые грубые ткани не столь популярны в белом городе, как шелковые невесомые отрезы и расшитые золотом полотна из Варме.
— Истинные драконы не видны глазу, — улыбнулся Дхару. — Маленький самородок проигрывает глыбе известняка в размере, но не в цене.
И Отец поведал историю, которой хватило на весь путь. И когда Вариол увидел сплетенные ветви Шаанарха, он взглянул на них совсем другими глазами. И вот сейчас голос отца и его рассказ вновь сопровождали Карша.
— Когда побеги хаа были юны, малочисленное племя бистов-изгоев укрылось в их тени. Обессилевшие и преследуемые полчищем орхов, они воззвали к Белой богине, моля о защите. В то время легенд, чудеса происходили чаще, чем нынче и на зов явилась Пламяокая Шаана Хранящая Огонь Интару.
Закипел песок и поднялся как волна, чтобы смыть посмевшую стать на пути алчущей Мэй. Но зелёное пламя обратило песок в камень. Мутное стекло с застывшими ликами оскаленных орхов покачнулось и стало падать, грозя раздавить изгоев и их защитницу. Но тогда выросли из песка карги и были они подобны стражам-псам. Камень упал на их спины и лапы псов утонули в песке, пробив твердь и коснувшисьСпящего Дракона. В образовавшиеся провалы осыпались и побеги хаа. Но стоило деревцам коснуться текучего серебра подземной реки, как вмиг потянулись они обратно к солнцу. Стволы их трещали, увеличиваясь в охвате, а ветви и корни пронзали песок, мешая его с водой, пеплом и опавшей корой, рождая чёрную глину — маатахаа, «чёрная земля».
В мгновение выжженная пустыня превратилась в пульсирующий кокон. Мэй отступила. Шаана соткала из пламени завесу, которую не в силах преодолеть орхи, а изгои в память о ней назвали это место Шаанарх — «спасённое Шааной», а себя архаа — «живущие под хаа». А под камнем, в котором все так же щерятся запечатанные орхи, меж застывших тел каргов и корней хаа образовалась пещера и Спящий Дракон наполнил его водою. В сумрачные воды озёра, из неизведанных глубин мира, попали тёмные лунники — моллюски с раковинами, перламутр которых был похож на туманную звездную ночь или на осколок Бездны. Местами эбонитово чёрный, местами стальной, с мерцающими вкраплениями серебра. Перламутр этот был не только прекрасен, но как говорили старейшие, способен был впитывать отпечаток души, носившего его.
— Мужчины Архаа дарят ожерелье с лунником своим избранницам. Прежде чем вручить подарок, они носят его при себе, чтобы перламутр впитал их душу, а после связал с душой возлюбленной. Однажды, Вариол, когда ты встретишь ту, кому не жалко будет отдать своё сердце и душу, ты вернёшься сюда за ракушкой.
— Ха, — фыркнул Вариол. — Не думаю, что пустыня доведёт меня до такого. Я хочу быть похожим на тебя! Таким же сильным и свободным!
— А почему ты решил, что любовь делает мужчину слабым и лишает свободы? — рассмеялся Дхару.
— Ну, а где ж тогда твой лунник и твоя возлюбленная? — съязвил Вариол.
Тень коснулась лица Отца, улыбка исчезла и, взглянув вдаль, он ответил:
— Мой чёрный лунник вместе с моей душой и любовью спит вечным сном в объятьях Ррабба.
— Прости, Отец, — я не знал, Вариол не мог подобрать слов.
— Ты не мог знать. Мы проживаем всего одну жизнь, и хорошо когда узнаём за неё хотя бы себя.
***
Архаа облепили путников, не часто гости баловали поселение. Дети радостно пищали, взрослые махали длинными тонкими руками, приветствуя и протягивая хаа.
Мараг крутил головой, позабыв о мучивших его кошмарах:
— Я и не знал, что они существуют! Я б не удивился плетённому лесному городку на Архипелаге. Но тут! Среди песка!
— Держись прямо, дорога приведёт тебя к ткачам. Доверяю тебе выбрать отрезы поярче, не с пустыми же гварами возвращаться! Только сначала выбери один, — Карш подмигнул, — дай на несколько «ракушек» больше, чем просят, и подожди немного.
— А что будет? — глаза Марага блестели. — Это испытание? Секрет? Тайный торговый знак?
— Увидишь, — Карш повернул гвара и нырнул под полог тонко сплетенных, как сеть молодых побегов.
Карш знал, что Старейший ждёт его у порога своей плетёной хижины. Так оно и было. Выцветший старик терялся на фоне белых ветвей. Он был похож на сброшенный при линьке покров паука: такой же сухой, полупрозрачный, с длинными конечностями. Старейший сидел на вынырнувшем из земли огромном корне, на котором, как на скамье, уместилось бы с десяток тхару. Осколки Орта пробивались через заросли и золотыми мазками украшали белые просторные одежды старца и палку, на которую старик опирался.
— Цветения хаа, Ар Шаар, — обратился караванщик к Старейшему.
— Легкого песка, сын Маалтаара, — голос старика был певуч и тягуч, второе имя Дхару звучало непривычно. Имя, которое Отец получил тут, под кронами хаа.
Имя и сердце Тук, что сейчас весело на груди Карша. И тайну чёрных лунников. Тайну, что знали не многие, а местные и не торопились ее раскрывать, продолжали поить гостей хаа, предлагать цветастые тряпки и козий сыр. Много лет назад, когда на бутылковые деревья напала скверна и лишь Дхару, случайно заехавший в Шаанарх, принял заказ на особую золу, с другого конца Мэйтару, а привезя ее, взял в оплату всего лишь прозрачный камень Тук, который подобрал в песке у въезда в деревню и счёл добрым знаком. Вот тогда Старейший и открыл секрет этого места чужаку, прежде дав имя на языке архаа.
Старик легонько ткнул палкой в Карша, выдернув из воспоминаний, и постучал по корню слева от себя, приглашая присесть:
— Я рад, что ты заглянул в Шаанарх, и скорблю что в этот раз без Отца.
Карш опустился рядом и оценил чуть заметный, легкий как вуаль, но сложный как плетение листа, узор на посохе старика. То, что раньше он принял за выбеленное дерево, было резной костью.
— Раз ты отправил своего друга к ткачам и пришёл к моей хижине один, в мысли и в разговор вплетены тайны. Я вижу тени на твоём лице и слышу шёпот твоей печали. Накануне меня коснулись песчинки закатного песка. Их было три — чёрная, белая и алая. Выкладывай камни, что принёс, Таар.
Карш повернулся к Старейшему:
— Ар Шаар, я пришёл просить ожерелье из лунников и встречи с искусным резчиком, что нашёл дом в Шаанархе и выточил твой посох.
Старик улыбнулся, ласково глянув на резную палку.
— Это самые легкие камни. Хоть ни они, не ты не есть вся история, но эта часть её мне по душе.
Старик оторвал руку от посоха, запустил в складки одежды и извлёк чёрный глиняный ком. Карш с удивлением принял странный подарок. Кусок высохшей глины был легче чем он ожидал.
— Земля из-под хаа хранит озерный таар — чтобы не налипло всякого.
Карш догадался, что внутри глины запечатан лунник, «озерный камень». Архаа верили, что как на ветвях хаа растут плоды хаатаар, так и корни рождают лунников. Недаром же моллюски налипали на подводные части деревьев. Рассматривая чёрную поверхность глины, тарука заметил выдавленный символ. Лучи расходящиеся в восьми направлениях.
— Что значит этот символ, Ар Шаар? — обратился он к Старейшему.
— Путеводная Звезда. Знак Маалтаара. Несколько оборотов Орта вспять он просил дар для тебя. Говорил, что не сможет забрать лично, что караваны ваши будут идти по разные стороны Тхару. Лишенные души подняли озерный дар, очистили, соткали шнур и испросили маатахаа сберечь его.
Старик сделал паузу.
— Несколько закатов назад я почувствовал как ты пропал с ветвей великого Хаа. Я взял дар, чтобы сломить печать и отпустить обратно в воду, но твой дух появился вновь. И я стал ждать, когда ты придёшь.
Карш молчал. Напоминание о произошедшем вернула тяжёлые мысли.
— Что произошло три оборота Орта назад? — спросил Карш, следя как старик выводит палкой на чёрной земле узоры.
— Маалтаар сделал выбор. Сколько б птица не летала в небе, рано или поздно ей придётся выбрать ветку, на которую сесть.