— Ты вся провоняла согом!
— А ты сказал, что так пахнет море и достал из кармана шнурок с ракушками и повязал мне на рог.
— Клянусь удачей, он оказался в кармане совсем случайно! — Карш смеялся.
— Значит — это была судьба. Откуда тебе было знать, что я просто обожаю перламутр? Не могло же быть так, что ты тащил подарок какой-то другой девице, — Уна подозрительно прищурилась. — Или всегда имеешь в кармане побрякушки, чтобы было легче подбираться к девичьи сердцам?
— Я же не настолько расчетливая скотина! — рассмеялся Карш, и наклонившись нашарил в кармане разбросанной на полу одежды мешочек. — Вот как сейчас!
Уна улыбнулась, в глазах разгорелось любопытство:
— Значит, нас свела рыбная вонь, меткие слова, и природная предусмотрительность.
Аллати потянула шнурок и заглянула внутрь подарка. Там лежало ожерелье. Плетённый замысловатыми узорами шнур с узелками, в которых покоятся крупные жемчужины, а в центре искрилась чёрная раковина лунника.
— Это восхитительно! — Уна любовалась переливами перламутра. — Поможешь надеть?
— А ты уверена, что хочешь этого? — впервые Карш почувствовал что-то похожее на страх. Страх, что Уна исчезнет.
— Говоришь так, словно на нем проклятие и оно заберёт мою душу, — рассмеялась аллати. — Ну же, завяжи узелок.
— А если и так? — Карш растратил всё своё красноречие.
Караванщик повиновался и стал завязывать шнурок, костеря себя мысленно последними словами за то, что не обставил дарение такого подарка более подобающим образом.
— Но ты знала моего отца? — словно невзначай спросил Карш.
Маан обернулась, сдвинула брови и чуть наклонила голову.
— Ты поздоровалась с Дхару, до того как опрокинуть рыбу. Ты посмотрела на него и кивнула. И поэтому не заметила тележку, — холоднее, чем хотелось, пояснил Карш.
— Вариол, если хочешь о чем-то спросить, спрашивай. Я не глупый гвар, чтоб лягать не разобравшись, — Маан хитро улыбнулась. — Я сначала разберусь.
— Ты права, прости, — Карш посмотрел в глаза Уны. — Ты знала моего отца?
— Да,— коротко ответила Маан.
Карш выждал, но продолжения не было. В воздухе повисло напряжение.
— Насколько близко? — но Карш подумал, что это звучит слишком не о том, — Расскажи, как вы познакомились. И я вижу, что ты хмуришься. Нет, я не обвиняю тебя, не упрекаю, не подозреваю. Но ты, сама не ведая, можешь знать то, что поможет мне.
Карш запнулся, но откровенность требовала взаимности:
— Поможешь мне найти его убийц. Понять причину.
Лицо аллати изменилось. Глаза широко раскрылись, и гнев уступил место удивлению.
— Было бы в чем упрекать, подозревать и вот это вот всё, что ты там перечислил! — Маан отодвинулась и сложила руки на груди и Карш подумал, что так ему дураку и надо.
— Расскажи, — ласково улыбнулся Карш и дотянувшись потянул девушку за талию, так что она не удержав равновесие плюхнулась в подушки рядом с ним.
— Да особо и рассказывать нечего, — Маан хмыкнула. — Просто однажды он начал жертвовать приюту. Тогда я не знала что это он. Ведь сам ни разу не приходил, и «драконов» не подписывал. Но время от времени я видела одного и того же мужчину смотрящим как играют дети во дворе. Раз в пару лун, иногда чаще, иногда реже. И тогда ж прилетали «драконы». Ну вот на рынке я его узнала и решила поздороваться как обычно — махнув рукой.
Маан вздохнула.
— Я и не знала, что у него есть сын. Столько лун потеряли, — аллати игриво улыбнулась и коснулась ногой Карша.
— Сколько? — вернул улыбку бист и погладил ногу девушки от щиколотки до колена.
— Может два оборота Орта, — пожала плечами Маан. — Полтора...
— В тот сезон, когда прилетели первые «драконы» от Дхару, в приют попадали новые дети? — нетерпеливо спросил Карш.
— Они все время попадают.
— Отлично! — Карш перевернулся, подминая под себя аллати. — Тогда сейчас по быстрому закончим наши дела тут, и ты мне покажешь учетные записи.
— По-быстрому не отделаешься, — усмехнулась Уна, — а если после у тебя останутся силы читать приютский журнал — покажу.
Травяной взвар терпким запахом ударил в нос. Уна поставила кружку перед Каршем, и села напротив:
— Нашёл, что искал?
Караванщик с удовольствием отметил, что на Уна блестит новое ожерелье — его подарок. Бист сделал глоток и благодарно кивнул. Перед ним лежала потрепанная записная книжка и он то и дело листал ее вдоль и поперёк, сверяясь с реестром сирот.
— Как же я сразу не понял? — Карш откинулся на стуле и отодвинул приютский журнал.
— Расскажешь? — заглядывая через плечо, спросила Маан.
— Не сегодня, дорогая. Но я сделаю всё, чтоб тебя не затронула тень поступка Дхару.
Карш поднялся из-за стола, спрятал потрепанную записную книжку в карман. Подошёл к Уне и поцеловал в макушку:
— Мне нужно идти. Есть ещё одно дело на Лантру. Но после, когда я вернусь, то все расскажу тебе.
— Не задерживайся, лукаво улыбнулась Маан. — А то предпочту тебе искусного и загадочного как хранитель пламени резчика.
— Кого? — удивился Карш. — Каменотёса чтоли?
— О, нет! — Маан наигранно вздохнула, изображая томление сердца, и затрепетала ресницами — не дать не взять хрупкая барышня в пору первой влюбленности.— Ты бы видел какие узоры выходят из под его руки — будто живые цветы и бабочки . Того и гляди вспорхнут со шкатулок. Показать?
— Как вернусь. Ох, моя северянка, я и не думал, что тебе понраву такие элвингские штучки, — рассмеялся Карш. — Но знай, если этот тип позволит вольности, я вырву его золотые руки и он будет пускать цветы и бабочек лишь в своих мечтах.
Маан напустила на себя таинственный вид, но глаза ее блестели — ревность любимого мужчины лишь подтверждала, как сильно он попал в ее сети.
У порога Карш остановился:
— А в этих шкатулках случаем не лежат камни? — с тревогой спросил он.
— Это музыкальные ящички, вроде тех, что играют на ярмарках и продаются у часовщиков, — Уна пожала плечами. — В них ничего нет, лишь цепляющая за сердце мелодия и механизм.
— Хорошо, это просто отлично, — ответил Карш. — Знаешь, когда я вернусь, всё будет иначе. Люблю тебя.
Дверь хлопнула, и скоро стихли шаги. Маан постояла ещё какое-то время, обдумывая последние слова Карша.
***
В этом городе он знал многих, но доверял теперь лишь единицам. Но эту тайну он боялся разделить даже с ними. Догадка была невероятной, но она расставляла драконов на доске. И игра эта тянулась не один год.
Подумать только! Разгадка все это время была у него под носом. Нежеланное дитя, от которого следовало избавиться. Что двигало Дхару? Жалость или расчёт? Отец сохранил жизнь ибо не смог ее оборвать или же планировал разыграть этот козырь в будущем? Как бы там не было, цена была высокой.
У него было слишком мало времени. И сейчас его больше всего на свете интересовало лишь одно — безопасность Маан. Если придётся выбирать, он готов никогда больше не видеть даже песок, не то что вести караван. Он должен что-то придумать...
Оказавшись у цветочного павильона Карш понял, что принял решение. Ему нужно лишь выиграть немного времени, а после он найдёт способ.
— Госпожа Критару, — тихо проговорил Карш. — Похоже, Дхару оставил незаконченные дела.
Критару взглянула на зажатую в руке биста старую записную книжку и вздохнула:
— Да будет путь его лёгок на той стороне, а караван освещает путеводная звезда. Я знала, что этот чёрный день наступит.
Цветочница заперла павильон и повесила на дверь табличку. После она отворила неприметную дверь скрытую за цветущим плющом и пригласила Карша за собой. Лестница, узкая с низким потолком, вела вниз. Темноту прорезал лишь лимонный свет фонаря в руке женщины. Спуск закончился, за ним небольшой коридор в двадцать шагов и вот они учинились в зале. Со всех сторон свешивались полки и горошки. В одних росли грибы, в других лежали семена и луковицы. Критару поставила фонарь на стол.
— Где он? — спросила женщина. — Где ребёнок Белого Пса и Светлейшей?
— Ты знала? — опешил Карш.
— Не сразу, как и он. Караван Дхару и Драконий хвост доставили в Аббарр бистку на сносях. Ни лица, ни имени, ни рода. С ней была повитуха. Обычная история. Дхару должен был сопроводить повитуха обратно, когда Ыргых поведёт свой караван на юг. Опять же ничего необычного. У богатых даже песок в голове скрепит иначе.
Критару тяжело опёрлась на стол.
— Та ночь всё изменила. Я обрезала тот проклятущий плющ, когда в павильон ворвались Дхару и Ыргых. Они спорили. Твой отец кричал, про какую-то выловленную из канала женщину, а Ыргых шипел, чтоб твой отец не ввязывался в игру Алого дома. Они так крепко разругались, что Ыргых больше не ступал ногой в белый город.
Дхару тоже исчез, а когда, спустя две кварты дней вернулся, на нем не было лица. Он как в бреду повторял одну и ту же фразу «в корзине не было шаати». Я тогда подумала, что он совсем лишился разума, отправила своего старика к аптекарю, а сама поставила лимру на огонь. Потребовалась не одна кружка, прежде чем он пришёл в себя. Но после того, как он рассказал, я стократ пожалела, что поила его лимрой и вообще пустила на порог. С каждым словом, меня словно обвивал ядовитый плющ, и выбраться из него не было никакой надежды.
— Что произошло тогда?
— Он отослал тебя в Имол за пол луны до этого, выиграл время, чтобы не вовлекать. Он всегда ограждал тебя от того кем был, кроме того что водил караваны.
Карш очень хотел спросить, кем же на самом деле был его отец. Но позже. Сейчас он должен узнать эту часть истории.
— Ты видел силурийские лилии и знаешь, что я поставляю их ко двору Орму с того момента как Светлейшая переступила порог его Башни. Но мало, кто знает, что до этого цветы парящих островов оплачивались Белым Псом. Не им лично, но, — Критару запнулась. — Мои старые связи не составили труда выяснить, куда вела эта ниточка. Так вот. Светлейшая подарила Орму сына, как раз тогда, как была найдена мертвая безымянная бистка. Ни имени, ни лица, ни роду. Все что о ней могли сказать — она была красива, ухожена и накануне стала матерью. Кто-то выпотрошил ее, стараясь скрыть намерения.