— Тебе придётся ещё меня подождать, дорогая. Ещё не время, — улыбался старик и шел открывать торговую лавку.
Но была одна ночь, которую Стурион не мог забыть.
Это произошло после пожара в приюте, и ухода Ашри и Зурри, в ночь, когда буря уже утихла, но Вуаль Мэй плотно накрыла город. Зловещий песчаный туман окутал все вокруг. Весь город был заживо погребён и каждый тхару ждал что вот сейчас, в этот самый миг, золототканая Мэй взмахнёт когтистыми пальцами, и смолотые временем горы и кости рухнут на крыши и головы смертных, лишая света, воздуха, жизни.
В ту ночь, Стурион, как, наверное и многие, не мог уснуть. Метался в полубреду, полусне, вскакивал, шёл навестить сирот, возвращался обратно в постель и пытался уснуть. Но после очередного пробуждения, он понял, что бодрствование отнимет у него меньше сил, чем этот бой за краткое забытье.
Он сел на постели, спустил ноги на пол, безошибочно попав в сандалии и почувствовал чьё-то присутствие. Вязкий страх, хлопьями оставленный ночными кошмарами вцепился в старые кости.
— Он не должен, — голос обжег разум.
Старик вздрогнул и оглянулся. В комнате было темно, но окно отбрасывало прямоугольник лунного света, которого просто не могло быть — мир по ту сторону утопал в песке. В ореоле зеленоватого свечения стояла девочка. В ее глазах плясало Пламя, но цвет его менялся: разгораясь от белого до красного, превращаясь в фиолетовый и через синий становясь зелёным, чтоб вновь засиять подобно свету Орта.
— Он не должен пересекать барьер, — повторила девочка.
— Кто? — замер Стурион.
— Останови его, — девочка сделала шаг и старик разглядел тонкие черты, присущие элвингам, острые уши, как у псов аллати, крохотные рожки на голове и мерцающие чешуйки на коже, что могли быть только у бистов.
— Кого остановить? — Стурион вглядывался в это необычное создание.
— Того, кто придёт, чтобы найти то, что не терял.
— Кто ты?
— Арпанлия, — ответила девочка и ее глаза вспыхнули так ярко, что старик зажмурился, отгораживаясь от света рукой.
Когда зрение вернулась, комната была пуста. Стурион выскочил в коридор, заглянул в спальни, где спали дети, надеясь, что кто-то просто решил разыграть старика.
С каждым вздохом и с каждым ударом сердца он все больше верил, что это был лишь морок, сотканный кошмаром и пережитыми невзгодами прошлых дней.
Стурион устало побрел на кухню, опершись одной рукой на стол, второй налил в кружку давно остывшую лимру и устало прикрыл глаза.
В дверь ухнул ветер и кружка дрогнула в руке старика, расплескав по столу пятна взвара. Стурион шёпотом ругнулся и взяв тряпку, протер стол.
Может быть отбившийся орх, подумал торговец, подойдя к двери. Стурион опустил засов, чего уже не делал пару десятков лет. Тихо, чтобы не разбудить он заглянул в детские комнаты. Удостоверился что все на месте, старик вернулся на кухню. До рассвета было далеко. Новый рассвет наступит лишь когда Мэй сменит гнев на милость, а до того — не будет груза и торговли. И сколько времени этого ждать известно лишь Богам. Старик посильнее запахнул халат, сполоснул харн и наполнил свежей водой и травами. Прирученное пламя обняло донышко вытянутого сосуда, в котором рождалась пряная лимра, а старик тем временем достал книгу. Белый переплёт и ручная вязь слов, легенды собранные среди разноцветных песков Мэй и записанные рукой сына его старого друга. Эта книга ждала у порога, как последнее прощание. И сердце отчаянно сжималось, каждый раз, как старик проводил ладонью по кожаному переплету и холодным металлическим уголкам. Но вместе с тем, истории в ней были не просто сказками, это был путь моолонга, вышедшего из тьмы к свету Орта и проделавшему путь от мягкотелой личинки до тарука — караванщика.
Перевернув несколько страниц он долго смотрел на карту Мэйтару. На ней были отмечены логова чудовищ, шесть оплотов, врата в бездну, ловушки, в которые попадали герои, и прочие места, о которых рассказывалось в легендах. Но отчего-то взгляд старого биста все время возвращался к подножию северных Энхар, где обращались в песок остатки Тирха.
Сколько он просидел так, читая и разглядывая, полностью погрузившись в книгу, захваченный историями, что рождались и умирали в песках, но очнулся от крика. Это был вопль полный отчаянья и боли. Крик, пробирающий до костей и выворачивающий наизнанку.
Слезинка блеснула в выцветших глазах старика и сорвавшись упала на страницу книги.
— Нет ни одного тарука, что не нёс бы чёрных плакальщиков, — с болью прошептал Стурион. — Прости, старый друг, что не уберёг его.
Редко выдавалась ночь, чтобы эхо этого крика не касалось ушей торговца. А позже он лишь нашёл подтверждения тому, что уже знал.
Когда Вуаль Мэй развеялась и улицы Аббарра вновь засверкали белым камнем, на том месте, где некогда стоял сиротский приют, обнаружили лишь пепелище. Но удивительным было не то, что пожар уничтожил здание без остатка, оставив лишь чёрное выжженное пятно, а то, что среди пепла и золы, застыв, сидел тхару. Он был неподвижен и чёрен: грязь, сажа и смуглая кожа делали его похожим на демона Бездны, а горящие, словно угли, глаза внушали страх каждому, осмелившемуся заглянуть в них. В этих глазах горела боль и злость. Такие глаза у тех, кто уже повидал Дартау и не страшится вернуться туда. Так смотрят те, кому больше нечего терять.
Прибыла стража и попыталась выпроводить тхару, но демон ожил, и пролилась кровь. Потребовалось две кварты воинов, чтоб усмирить дартаутиру и бросить в темницу. Говорят на шее его весело сердце Мэй — омэйро, Южная Звезда и раковина темного лунника. Но всякий, кто видел демона, повторял, что он был лишён сердца, а значит, не мог любить, верить и надеяться.
И вот сейчас, четверть оборота колеса спустя, Стурион вновь вспоминал ту ночь, когда крик разорвал его сердце. И вновь гадал, что стало с Каршем. Он добавил его к тем душам, за которые каждый вечер зажигал свечу на окне, чтобы блуждая в лабиринте тьмы, они нашли путь обратно. Зурри, Ашри, Вариол. Вторую свечу он ставил за тех, кого уже не надеялся увидеть. Дхару, Критару, Сиола, Гаруна. А третью за тех, кто был жив, чтобы лепесток огня, согревал их душу и этих имён, слава богам, пока ещё было больше.
Стурион ждал лучей Орта. Ждал нового дня. Арпанлия почти стерлась из памяти, и каждый новый рассвет покрывал ее видение ещё одним слоем лака, погружая в туман. Ведь утром все выглядит иначе. Свет разгоняет сомнения ночи, дает силы и веру. Каждый раз, какой бы темной не была ночь, она отступает. И это незыблемость вещей, даёт надежду и укрепляет веру.
Почуяв рассвет, Стурион раскрыл двери лавки, вынырнул из перезвона змеек-бусин и к удивлению обнаружил стоящего в нескольких шагах биста.
— Вэл Стурион? — низкий незнакомый голос раскатом грома разнесся по улице.
Торговец прищурился. Северный бист направился к нему. Широкий в плечах и высокий ростом, не молодой, но и не старый, с лицом отмеченным шрамами. Длинный плащ и цепкий взгляд.
— Меня зовут Торден с острова Грома, — незнакомец протянул правую руку и, пожимая ее, Стурион заметил, что левая кисть у биста механическая. — я ищу Эшу.
— Эшу? — удивленно переспросил Стурион.
— Возможно, вы знаете ее как Ашри, — нахмурился Торден.
Стурион покачал головой:
— Боюсь, я не смогу вам помочь.
Торден хмыкнул.
— Может я ошибся. Но мальчишка Фрави сказал, что мне нужен торговец Стурион. Есть кто-то иной, носящий это имя.
— Вы не так поняли. Я знаю...знал Ашри. Но я не смогу помочь найти ее.
— Все что мне надо — это чтоб вы рассказали, все о том, что произошло в этом проклятом городе.
Стурион задумался и кивнул:
— Хорошо, Торден с острова Грома, я расскажу, что знаю. Это хоть и не длинный рассказ но лучше вести его в тени ближайшей чапры за кружечкой терпкой лимры.
Торговец запер дверь и развернулся к неожиданному гостью:
— Не сочтите меня за безумца, но знакома ли вам имя Арпанлия.
По тому, как Торден сдвинул брови и стиснул зубы, старик понял, что попал в цель.
— Это философский камень любого искателя знаний: библиотека, что связывает миры, хранящая свитки механизмов и заклинаний, легенд и изысканий. Но отчего такой вопрос?
Торговец ещё раз взглянул на механическую руку биста и понял, где уже видел подобную искусную работу — крыло кайрина, плоть срощенная с магией, технология внедрённая в организм.
— Похоже вы тот, кого я должен уберечь от непоправимого. Вот только я не знаю, мой рассказ поспособствует этому или напротив подтолкнёт к обратному.
Торден улыбнулся, обнажив клыки:
— Скоро мы узнаём об этом.
Конец второй книги. Продолжение следует...
Глоссарий и Приложение
Цунк — палочка для письма. Внешний цилиндр изготавливается из дерева, кости, рога. Внутрь помещается грифель. Поворотным движением, грифель, по мере исписания, выдавливается из цилиндра. Удобно вести беглые записи «на ходу», когда нет времени места разложить чернильный писчий набор. Особую популярность цунк приобрел у торговцев, караванщиков и путешественников. Говорят, аббаррская версия это более простая форма механического цунка, изобретенного на острове Механиков. Но, как всем известно, на острове Механиков всегда версии всего, что позже приживается в быту, более сложные — тамошние бисты просто не могут иначе.
Фурку — пещерные грибы, растущие в шахтах Энхар. Один из объектов добычи и поставки Анхар. Любят темноту, влажность, прохладу.
Ледяное вино — производится в Ахране из сумеречных ягод. Запечатывается в бутылки из холодовика. Ценится за терпкий вкус, с ароматом пряностей и ягод.
Сумеречные ягоды — бледные, мягкотелые, лишенные косточек «ягоды», растущие в шахтах холодовика. Симбиотическое мху растение. Похоже на брюшки пауков бронги, но без яркой красной точки.
Валангу — рогатые, кошкоподобные ездовые животные, покрытые плотной чешуей.