После нескольких предварительных танцев в ожидании съезда гостей разделили крещенский пирог. В пантомиме участвовали только дети, и маленькие король с королевой, коронованные согласно правилам, воссели на театральном троне, а затем чинно прошествовали по обеим гостиным, сами в восторге и к великой радости своих товарищей. Потом бал уж точно начался, и, снисходя к общим просьбам, его открыли менуэтом мисс Найфет и лорд Сом. А потом пошли кадрили и контрдансы, перемежаемые то вальсом, то полькой. Было очень весело, и немые взоры да нежный шепот служили множеству пылких признаний.
Лорд Сом, высказавший собственное признание уже по всей форме, был вне себя от радости и носился по гостиным то в танце, то чтобы присмотреть — по обязанности распорядителя, — все ли довольны. От его внимания не укрылось, что, когда он приглашал барышень на танец, те соглашались хоть и очень мило, но без готовности, какую замечал он в них прежде, покуда не распорядился своей участью. За один день он успел испросить и получить согласие отца мисс Найфет, который и сидел теперь в углу большой гостиной, с гордостью и восхищением поглядывая на дочь и весьма ласково на ее избранника. А как тотчас стало известно (а стало известно тотчас), что мисс Найфет — будущая леди Сом, его сиятельство перешел в разряд женатых людей и, следственно, не получал уже более знаков внимания, какими пользовался в качестве счастливого билетика в лотерее брака, который может достаться кому угодно, но неизвестно еще кому.
Многие юные леди заметили отсутствие мистера Принса и заключили, что мисс Грилл потеряла разом обоих поклонников, наиболее любезных ее сердцу. Правда, у нее оставалось их еще много, и жалеть ее, кажется, не приходилось. Чуть не все молодые люди стремились с ней танцевать, и, каковы бы ни были ее тревоги, веселилась она не меньше прочих.
Лорд Сом, обходя залы, остановился у стола, где играли в кадриль, и сказал:
— Вас три дня не было, мистер Мак-Мусс, какие новости в Лондоне?
Мистер Мак-Мусс:
— Да никаких, в сущности, милорд. Столы крутятся, как и прежде, с призраками все в порядке, и даже более: их уже не только слышат, но и осязают; они пожимают из-под столов руки умникам спиритам, а те торжественно удостоверяют сей факт. Люди просвещенные дурно обращаются с женами; жены отплачивают им по-своему, и бракоразводных процессов скопилось в судах лет на двадцать, если их и дальше будут разбирать с той же поспешностью. Лопаются коммерческие предприятия, взрываются котлы высокого напряжения, и шарлатаны всех родов наслаждаются доверием общества. Повсюду войны и военные слухи. Объединение по защите мира передало дела в суд, где карают несостоятельных пророков. На землю надвигаются великие скорби, и Аполлион собственной персоной будет, того гляди, несменяемо править всеми народами. Да, кстати, есть для вас одна новость, да вы, верно, уже сами слышали. Это я о заседании общества пантопрагматиков под председательством лорда Кудаветера, который открыл его длинной речью, любезно предоставленной им как искуснейшее руководство во лжи для начинающих ораторов. Общество разделилось на ведомства, чтобы соваться во все, сверху донизу, от голосов в законодательстве до А и Б, сидевших на трубе. Я искал рыбного ведомства с вашим сиятельством во главе; но такового не обнаружил. А прекрасное было б ведомство. Само собой оно б разделилось на три класса: рыба живая, рыба ископаемая и рыба на сковородке.
Лорд Сом:
— Поверьте, мистер Мак-Мусс, теперь и сам я нахожу все это смешным. Рыба отныне интересует меня разве по третьему классу, да и то лишь для моего собственного стола и для стола моих друзей.
Мистер Грилл:
— Странно, однако, что у пантопрагматиков нет ведомства по стряпне; женского ведомства по обучению молодых жен искусству удерживать мужей дома с помощью доброго обеда, да получше, чем дадут им на стороне, особливо в клубе. Эти заведения и процветают только оттого, что жены в стряпне ничего не смыслят; ибо в этом деле, как и во всех прочих, мало приказать, надобно еще понимать, как твое приказание лучше исполнить. А дело-то поважней для блага общества, нежели девять десятых всех тех дел, куда суются пантопрагматики.
Преподобный отец Опимиан:
— Ну, а я так радуюсь, что они сюда не суются. Обед, приготовленный по Новому Способу, был бы куда смешней и несъедобней, чем римский обед в «Перигрине Пикле»[523]. Разумеется, пусть наши юные дамы, учатся стряпне. Но только уж не у общества пантопрагматиков.
Мистер Грилл:
— Что же до надвигающихся на землю скорбей, боюсь, что предвестия их можно заметить и не заглядывая в Апокалипсис. Нибур[524], основываясь не на пророчестве, радовался, что уходит со сцены, ибо чувствовал приближение нового, еще более мрачного средневековья.
Преподобный отец Опимиан:
— Да, но у него не было перед глазами победного марша разума, с барабанным боем несущего науку по городам и весям. Боюсь, правда, шумливая эта наука может лишь заново убедить, что «глаза нам на то и даны, чтоб разглядывать дорогу, которая идет во тьме»[525].
вряд ли обнаружу я в неуемной болтовне всех этих шумливых поставщиков вздора.
Мистер Грилл:
— Да если б вам и удалось их обнаружить, они б не много помогли против вторжения готов и вандалов, какое, верно, предвидел Нибур. Вандалы сидят на северных тронах, заботясь лишь об одном, как бы задушить всякую истину и свободу, вандалы повсюду, даже и среди нас, и цель у них и здесь точно та же, только наши плуты умеют лучше ее прикрыть, а наши простофили лучше дают себя одурачить.
Преподобный отец Опимиан:
— Прибавьте, что вандалы заполнили половину Америки, с вольной речью и даже с попытками вольной мысли расправляясь не хуже инквизиции, разве что заменив суд линча и виселицы иной пародией на правосудие, кончающейся кнутом и костром.
Мистер Грилл:
— Я сужу только о Европе. Страшная монархия на севере и анархия на юге; и ярость толпы здесь у нас, ныне сглаживаемая и подавляемая, но всегда готовая вспыхнуть неодолимым пламенем, как «скрытый под обманным пеплом огнь»[528].
Мистер Мак-Мусс:
— Но пока нам даже очень весело. И довлеет дневи злоба его, тем более что лично я поблизости вовсе ее покуда не наблюдаю.
Мисс Тополь:
— Лорд Сом, кажется, того же мнения, ибо ускользнул от продолжения спора, чтоб пригласить мисс Найфет на контрданс.
Преподобный отец Опимиан:
— И вовремя спохватился. Он будет танцевать с ней как раз перед ужином и поведет ее к столу. Замечаете вы, что ее трагической строгости как не бывало? Она и всегда-то была чудо как хороша, но порой казалась ожившей статуей. А нынче она — само счастье, вся так и сияет.
Мисс Тополь:
— Как же ей не сиять? Настоящее и будущее для нее лучезарны. Вот она и отражает эти лучи.
Потом был ужин, а все отобедали рано и потому угощались с живым удовольствием. Лорд Сом из кожи лез вон, угождая своему божеству, однако ж не забывал и прекрасных соседок. После ужина опять танцевали, будто сговорившись не расходиться до утра. Мистер Грилл, мистер Мак-Мусс, преподобный отец Опимиан и еще кое-кто из гостей постарше, отказавшиеся от обычного своего стаканчика вина после раннего обеда, теперь остались за столом выпить пунша, который лился рекой, и его разносили среди прочих напитков по гостиным в перерывах между танцами и с благодарностью принимали молодые люди и не вполне отвергали юные дамы. Мы вынуждены в этом признаться, не соглашаясь, впрочем, с веселым Гольдони, который считает, что и в скрытой под маской бессловесной даме можно тотчас узнать англичанку по благосклонности к пуншу[529][530][531][532].
ГЛАВА XXXIIСТРАХИ И НАДЕЖДЫ. ВОЗМЕЩЕНЬЯ В ЖИЗНИ. АФИНСКАЯ КОМЕДИЯ. МАДЕРА И МУЗЫКА. ПРИЗНАНЬЯ
Ὑμεῑς δέ, πρέσβεις, χαίρετ᾽, ἐν κακοῑς ὅμως
Ψυχῇ διδόντες ἡδονὴν καθ᾽ ἡμέραν,
Ὡς τοῑς θανοῦτος οὐδὲν ωφὲλεῖ.
Прощайте, старцы! Даже среди горестей
Душе дарите радость каждодневную,
Ведь после смерти счастья и в богатстве нет[533].
Дороти начала уж было верить новостям Гарри, но вот обычная жизнерадостность Гарри стала ему изменять: упорство засевшего в Башне молодого хозяина отравляло надежду. Однако в деле Гарри наметилась уже счастливая перемена, оставалось продолжать в том же духе, и Дороти разрешала ему строить воздушные замки, согретые и разукрашенные огнями будущего рождества.
Однажды вечером по дороге домой Гарри повстречал отца Опнмиана, направлявшегося к Башне, где намеревался он отобедать и переночевать. Его преподобие удивлялся, что мистера Принса не было на бале (и это тогда, когда лорд Сом больше ему не соперник), и дурные предчувствия мрачили его. Отец Опимиан протянул Гарри руку, и тот горячо пожал ее. Потом отец Опимиан спросил, как продвигается у него и шестерых его друзей осада женских сердец. Гарри Плющ:
— Да на молодых барышень, сэр, жаловаться не приходится. А вот молодого господина не поймешь. Раньше он, бывало, все утро сидит и читает у себя наверху. А теперь только поднимется — сразу опять вниз и в лес идет гулять. Потом опять наверх, опять вниз и опять в лес. Что-то неладно с ним — видать, несчастная любовь, ничего другого не придумаешь. И с письмами в Усадьбу меня больше не шлет. Так что не получилось у нас веселое рождество, сами понимаете, сэр.