Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла — страница 76 из 81

[951]

К марту следующего года он освобождается от тяготившего его занятия и вновь отправляется в странствия — на сей раз в Уэльс, где знакомится со своей будущей женой Джейн Гриффид, дочерью местного пастора, с которым Пикок очень подружился, найдя в нем приятного и умного собеседника.

Джейн была очень хороша собой, приятна в обращении, умна. Она сразу же приглянулась Пикоку, однако предложения он не сделал. Более того, уехав из Уэльса, он не видел Джейн девять лет.

Другим важнейшим событием в жизни Пикока этих лет стала встреча с Шелли: «Впервые я увидел Шелли в 1812 г., как раз перед тем, как мне отправиться в Таниролт. Затем я его видел раз или два перед поездкой в Северный Уэльс в 1813 г. По моему возвращению он обосновался в Брэкнелле, куда и пригласил меня погостить».

«Мягкий, приятный человек, хороший ученый»[952], — пишет Шелли о Пикоке после отъезда последнего из Брэкнелла.

Трудно себе представить более непохожих друг на друга писателей: их отношения для многих оставались загадкой. Но они загадка только в том случае, если воспринимать Шелли как великого романтического поэта, а Пикока как писателя, не раз высмеивавшего романтиков разных толков и направлений. Если же постараться взглянуть на них просто как на современников, то увидится немало общих интересов, проступят общие черты в их характерах, образе жизни.

Пикок был старше Шелли на семь лет, но разница в возрасте не стала препятствием в их дружбе. Их сближала любовь к литературе и презрение к образу жизни обывателя. Двадцатилетнему Шелли Пикок казался уже зрелым, состоявшимся поэтом. ««Пальмира», — пишет Шелли, — лучшее поэтическое произведение, которое мне довелось читать». Большое уважение у Шелли вызывала и образованность Пикока. Пикок же, со своей стороны, нашел в Шелли хорошего собеседника и товарища в прогулках, во время которых оба с увлечением обсуждали прочитанное, делились литературными планами.

Хотя тип поэта-романтика, страстного, вдохновенного, полного прекрасных, а иногда и прекраснодушных идей, вызывал у Пикока недоверие, а общество, собиравшееся у Шелли в Брэкнелле, «это скопище чудаков и идиотов», как характеризовал его Пикок, неимоверно его раздражало, все это не распространялось на Шелли.

В трудную пору жизни Шелли, когда после разрыва с первой женой и ее самоубийства от поэта отвернулось английское общество, Пикок остался ему другом, хотя не одобрял его поступка.

Вряд ли можно говорить о непосредственном влиянии Шелли на Пикока и Пикока на Шелли. Это влияние в обоих случаях носило косвенный характер. Пикок, безусловно, имел воздействие на круг чтения Шелли и таким образом способствовал формированию личности поэта и его литературных вкусов. Шелли, со своей стороны, помог найти Пикоку себя в литературе, определить истинную склонность ума и своеобразие художественного дара.

До встречи с Шелли Пикок считал себя поэтом. Однако теперь, сравнивая свои опусы со стихами Шелли, он видел, что сравнение не в его пользу. Это понимание ускорило созревание в нем юмориста и сатирика.

1818 год стал вехой в жизни Пикока: осенью он получает выгодное предложение от Ост-Индской компании стать сотрудником ее почтового департамента. Этот пост существенно менял его материальное положение; наконец можно было подумать о женитьбе. Надо сказать, что и жену Пикок выбрал на свой, пикоковский, с точки зрения нормальных обычных людей, чудной манер. Восемь лет, иными словами — с 1811 г., он не видел шотландскую красавицу Джейн Гриффид, более того — даже не состоял с нею в переписке.

Но теперь, подобно какому-нибудь герою собственного романа, до конца которого остаются считанные страницы и пора спешить с развязкой, он в весьма пространном, высокопарном письме предлагает Джейн руку и сердце. К тому же такое, казалось бы, ответственное письмо он писал не в тиши своего кабинета, но во время рабочего дня, отложив на несколько минут свои «почтовые» дела. Эти обстоятельства еще более усиливают комизм и абсурдность всей истории.

Узнав о браке друга, Шелли, который к этому времени уже переселился в Италию, писал ему, весьма озадаченный скоропалительностью происшедшего, из Пизы: «Искренне поздравляю Вас и одобряю выбор... По правде сказать, меня удивило Ваше слишком краткое сообщение о столь важном событии. Впрочем, все это очень похоже на развязки в Ваших романах»[953].

Из писем Шелли вырисовывается портрет красивой, высокой, статной женщины с выразительными глазами, простой в обращении, образованной. Выбор, затянувшийся на столько лет, был сделан, однако, правильно.

Их старшая дочь, Мэри Эллен, родилась в июле 1821 г., через два года вторая — Маргарет. Сын Эдуард Гриффид родился уже в новом доме Пикока — в Нижнем Халлифорде, где он и прожил до конца своих дней. По этому месту названо десятитомное, самое полное и по сей день, собрание сочинений Пикока. Брак, обещавший стать счастливым, омрачился неожиданной смертью второй дочери Маргарет, любимицы родителей. Миссис Пикок так и не смогла оправиться от удара: здоровье ее, причем не только физическое, быстро ухудшалось, и через несколько лет из цветущей, жизнерадостной женщины она превратилась в инвалида, душевнобольную, требующую за собой постоянного ухода. Теперь она жила в отдельном коттедже, вдали от детей, с сиделкой. Состояние миссис Пикок осталось столь плачевным вплоть до ее смерти.

От грустных мыслей Пикока отвлекала работа в Ост-Индской компании. Преодолев свойственную ему природную замкнутость, он приобрел друзей: литераторов Эдуарда Стрэчи, Томаса Хогга, Хорейса Смита, Генри Коула; философов Джеймса Милла и Джона Стюарта Милла. С последним его связывали особенно близкие и теплые отношения.

Но в сути своей образ жизни Пикока мало изменился. Всю неделю он проводил в Лондоне, возвращаясь в Халлифорд только на уик-энд. Когда же железная дорога соединила столицу с Халлифордом, он взял за правило возвращаться домой каждый день: утомление, которое приносили эти поездки, окупалось часами, которые он проводил в тиши библиотеки в обществе своих любимых авторов.

Склонность к уединению, нелюбовь общества с годами становились все выраженнее. Друзьям, близким, знакомым стоило больших трудов уговорить его прийти в гости. Правда, когда этот отшельник принимал приглашения, он становился украшением любой, даже самой изысканной великосветской компании. В письме к Джейн Брукфилд Теккерей замечает: «Слышали Вы что-нибудь о Пикоке, авторе «Хедлонг-Холла» и «Девицы Мариан»? Он давно не пишет, но был в свое время дивным лирическим поэтом и сатириком в духе Горация. Сейчас это убеленный сединой старец-чудак. Его рассказы об Индии неистощимы, да и вообще он знает обо всем на свете». А вот отзыв Маколея, относящийся приблизительно к тому же времени: «Встретил Пикока. Умен и превосходный знаток античности. Рад знакомству с ним. Мы обсуждали Аристофана, Эсхила, Софокла, развлекались, как дети, загадывая друг другу загадки, которые, могу признаться, с блеском разгадывали...»[954]

Современники оставили воспоминания и о внешнем облике Пикока. Он был весьма хорош собой — высокий, статный, с ясным открытым лбом. У него были голубые глаза, правильные черты лица, прямой нос с горбинкой. Таким изображен Пикок на известном портрете Генри Уоллиса.

Покои домашней жизни, который Пикок столь ревниво оберегал, был нарушен неудачным браком Мэри Эллен. В 1844 г. она вышла замуж за сына коллеги Пикока по Ост-Индской компании, лейтенанта английского Королевского флота Николза, повесу и дуэлянта. Через три месяца Мэри Эллен овдовела: Николз утонул.

Мэри Эллен, слепленная отцом в значительной степени по его образу и подобию, литературно одаренная, для женщины той эпохи превосходно образованная, живо интересующаяся всем новым, в том числе и идеями женской эмансипации, мало походила на жеманных викторианских красоток. Она писала, была членом литературного салона, где в 1848 г. познакомилась с молодым журналистом Джорджем Мередитом, недавно вернувшимся из Германии.

Мередит без памяти влюбился в Мэри Эллен. Его не смущала ни разница в возрасте (Мэри Эллен была на девять лет старше), ни ее пятилетняя дочь. Он делал предложение девять раз. Его обаяние, талант, натиск наконец сломили сопротивление молодой вдовы, и в августе 1849 г. они поженились.

Начало брака было лучезарным. Неплохо складывались и отношения Мередита с тестем. Молодой литератор чувствовал себя польщенным, что его ближайший родственник — известный английский писатель. Первый поэтический сборник Мередита вышел с посвящением Пикоку, в котором, к немалому неудовольствию последнего, была обозначена степень их родства: «Томасу Лаву Пикоку, эсквайру, с искренним восхищением и глубоким почтением от зятя».

Хотя амбиций у молодого литератора было немало, в основном зарабатывала на жизнь Мэри Эллен, выступавшая в соавторстве с отцом со статьями и обзорами в журналах. Такое распределение ролей не могло не ущемлять самолюбия Мередита, тем более что Мэри Эллен иногда позволяла себе ироничные замечания по этому поводу.

Мередит хотел своего ребенка; у Мэри Эллен трижды рождались мертвые дети. Когда наконец она благополучно разрешилась Артуром Гриффитом, Пикок, понимая, что материальное положение супругов оставляет желать лучшего, разрешил им переехать к нему в дом. Однако скоро он понял, что его любовь к покою сильнее его любви к ребенку. Может быть, Пикок и смирился бы с присутствием младенца в доме, если бы не постоянные ссоры дочери с мужем. Он отселил супругов в коттедж по соседству, полагая, что уединение поможет им выяснить отношения. Но ссоры продолжались, причина их не всегда была понятна, создавалось впечатление, что главное — несовместимость характеров. В 1858 г. Мэри Эллен уехала из Англии, но, к ужасу отца и негодованию мужа, не одна, а с художником Генри Уоллисом. По ее возвращении произошел окончательный разрыв между супругами. Взбешенный Мередит забрал у Мэри Эллен сына, ее отношения с Уоллисом также не сложились. Пикок, хотя и понимал, что в немалой степени ответственность за судьбу дочери лежит на нем, что он повинен в ее «свободомыслии», не сумел простить ее. В 1861 г. Мэри Эллен скоропостижно умерла.