– Я…
Мой мозг – и раньше никогда не соображавший быстро, если речь шла о таких вопросах, – находился в крайне невыгодном положении из-за недостатка сна и алкоголя. Логика Бателиоса казалась неопровержимой.
– Слушай, – сказал я наконец, – если ты не против, пожалуй, я доверюсь своим инстинктам и попробую сначала с девушкой.
И, как идиот, добавил:
– Если можно.
Он прикусил нижнюю губу, все еще стоя на месте и держа меня на руках.
– Но…
Не зная, что делать, я неловко похлопал его по руке.
– Извини, Бателиос.
Он кивнул, но ничего не сказал. Его губа слегка задрожала. Я почувствовал, что и руки его дрожат. Честно говоря, я думал, что он вот-вот заплачет, когда он внезапно широко раскрыл рот, запрокинул голову и разразился самым громким, самый низким, самый грохочущим смехом, который я когда-либо слышал.
Достаточно громким, чтобы мой мозг снова заработал.
– Ты выносишь мне мозги, да?
Он перестал смеяться ровно настолько, чтобы сказать:
– Выношу? Нет, Келлен, это не вынос мозга. Ты уверен, что не хочешь, чтобы я…
Но он даже не смог отпустить ключ, потому что к тому времени уже дважды согнулся пополам от смеха, и мне пришлось опустить ноги, пока он меня не уронил.
К тому времени, когда он собой овладел, по его щекам текли слезы.
– Ах, Келлен Аргос. Я решил, что мы с тобой будем хорошими друзьями.
Он хлопнул меня по плечу, а затем схватил за него, чтобы я не споткнулся от силы его удара.
– Да, я думаю, теперь мы настоящие друзья.
За этим последовала короткая минута тишины, когда я мог просто слушать голоса остальных возле костра. Я удивлялся, что Диадера решила все же праздновать, учитывая, что я внезапно смылся.
– У тебя смешное представление о дружбе, Бателиос.
Он заметил мой обращенный назад взгляд.
– Ты имеешь в виду Диадеру? Полагаю, ты вскоре поблагодаришь меня за вмешательство.
Маленькая часть моего разума, чья работа – не дать мне умереть, даже когда я устал, вспыхнула и проснулась.
– Почему ты так говоришь? Она желает мне зла?
– Нет, Келлен. Ты нравишься Диадере – очень нравишься, судя по тому, что я вижу, хотя я не большой эксперт в подобных делах.
Он мягко подтолкнул меня и продолжал путь к башне.
– Тогда почему было так важно помешать нам сделать то… что было у нее на уме?
Сначала Бателиос не ответил, и мы молча подошли ко входу в одну из башен. Он прижал ладонь к двери и распахнул ее. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прежде чем он остановился и сказал:
– Диадера знает, как тебе грустно, Келлен. Она видит, как грусть наполняет тебя изнутри, топит в тоске. Она просто хочет, чтобы вместо этого ты радовался.
Его уклончивые объяснения начали меня раздражать:
– Что плохого в небольшой радости?
Он открыл дверь в скромную комнату с простой кроватью и небольшим письменным столом.
– Это моя комната, – сказал он. – Ты будешь спать, а я покараулю снаружи. Я буду рыдать о тебе теневыми слезами, о том, что ты потерял, и, клянусь, мои слезы не позволят войти никому, кто желает тебе зла.
– Кто-то сбирается на меня напасть?
«Не то чтобы я не дал людям для этого множество оснований».
– Никто в аббатстве не желает тебе зла, а даже если бы желал, это не имеет значения. Я буду тебя охранять.
– Тогда почему…
– Диадера ошибается, Келлен. С помощью своих слез я видел в Тенях, что связывало тебя с твоим другом. Я знаю, что значил для тебя Рейчис. Сейчас ты не хочешь быть счастливым. Ты хочешь чувствовать себя в безопасности.
«Безопасность».
Для моих ушей слово звучало чуждо, как название места, которое мне описывали другие, но я сам его никогда не видел. Когда в последний раз я чувствовал себя в безопасности?
Я долго стоял, наблюдая за Бателиосом, ища на его лице намек на обман. Он вынес то, что я его разглядывал, не дрогнув и не уклонившись.
Спустя некоторое время я прошел мимо него в комнату; каждый шаг был медленным и нетвердым, как будто мое тело, наконец, смирилось с тем, что ему настолько нужен сон, что просто падение на пол было бы долгожданным избавлением.
Я рухнул на кровать и услышал, как дверь за мной захлопнулась. Но, прежде чем она закрылась и я утонул во сне, мне удалось сказать:
– Спасибо, друг мой.
Глава 46Посетитель
Я спал как убитый. Ни снов, ни кошмаров, ни странных встреч с сестрой. Спустя почти два года жизни изгоя, в течение которых я никогда – ни разу – не чувствовал себя в безопасности достаточно, чтобы не просто дремать урывками, в промежутках вскидываясь от резкого всплеска ужаса при каждом неожиданном звуке или непрошеной мысли, я по-настоящему, глубоко, спал.
Примерно два часа.
Что-то мягкое коснулось моих губ. Даже во сне я представил себе несколько вариантов. Самым приятным был тот, что Диадера проскользнула сюда, чтобы отправиться дальше по дороге, на которую мы с ней едва ступили этой ночью. В конце концов, Бателиос сказал, что его слезы защитят меня от всех, кто желает мне зла. Он не уточнил, что произойдет, если кто-то захочет переспать со мной. Если только он не решил сам… Нет. Хотя я знал его всего пару дней, в нем было нечто, заставлявшее ему доверять.
«Черт, даже изгои должны время от времени верить в людей».
Шелковистое ощущение на моих губах не исчезло, нежно дразня, возвращая в сознание. Не чьи-то губы, больше похоже на гладкую ткань. Не кляп и не ряса, но некая гладкая пелена опускалась на нижнюю часть моего лица. Я потянулся, чтобы смахнуть ее. Мои пальцы коснулись ткани, и внезапно она затвердела, как железо. Как будто расплавленную руду вылили мне на лицо и мгновенно остудили, сделав твердой. Непробиваемой.
Я в панике заметался, отчаянно срывая железную маску, но не в состоянии как следует за нее ухватиться. Предплечье прижалось к моей груди чуть ниже шеи. Сильное, но не тяжелое и не толстое. Скорее всего женское. Догадываясь, где должно находиться лицо той, что на меня напала, я потянулся, чтобы разорвать его. Мои пальцы встретились с поверхностью слишком жесткой и гладкой, чтобы быть кожей. Значит, маска. Моя рука скользнула ниже, нацелившись на шею, но вокруг моего запястья сомкнулись челюсти. Челюсти с большими зубами. Я попытался отодвинуться, но тварь не отпускала. Она не дробила мои кости, но прикусила достаточно сильно, чтобы ясно дать понять: если я продолжу сопротивляться, такое вполне возможно.
– Расслабься, Келлен, – прошептал кто-то. – Ты в полной безопасности.
Безопасность? Это слово до сих пор абсолютно не выполняло того, что обещало.
Мерцание небольшого пламени разогнало тьму. Пламя исходило от того, что выглядело как фитиль, прилипший к концу указательного пальца моего противника. Она приблизила огонь к своему лицу, и я увидел алую лакированную маску, блестевшую в тусклом свете. Ее черты искажались и ужасали. Толстые надбровные дуги опустились, губы, сложенные в кошмарной ухмылке, медленно искривились, и улыбка стала шире и еще ужаснее. Люди, которые велят тебе расслабиться, не должны приходить в похоронных масках медеков.
– Это всего лишь я, глупый, – сказала женщина.
Обычно «глупым» меня называла сестра, Шелла, но она никогда не сказала бы «всего лишь я», говоря о себе.
Существо, держащее в зубах мое запястье, издало слабый лающий смех, и в тусклом свете я разглядел невероятно уродливую собаку, которая виляла мне коротким, нескладным хвостом.
– Айшек? – попытался сказать я.
Металлический аппарат над моим ртом превратил это имя в бессвязное бормотание. Что не помешало мне снова посмотреть на маску медека и спросить:
– Нифения? – едва различимым искаженным голосом.
– Теперь я собираюсь снять железную маску, – сказала она. – Ощущения могут быть странными, так что не двигайся, и пожалуйста, не вопи.
Ей совершенно не удалось меня успокоить. Палец с пылающим фитилем приблизился, хотя я не почувствовал никакого тепла, даже когда она очертила им мои губы. Самое странное – я чувствовал ее прикосновение и сквозь твердый кляп. В следующий миг на моем лице лежал почти невесомый отрез шелка. Всегда ли он был таким и какое-то заклинание обмануло меня, заставив подумать, что он жесткий?
Айшек выпустил мое запястье, и я снял ткань, а потом сел на маленькой кровати. Нифения скользнула пальцем по своей маске, и она упала ей на ладонь, как простой красный шарф.
– Панакси научил меня заклинанию железной ткани там, в Гитабрии, – пояснила она, засовывая шарф в карман кожаной сумки, которая висела у нее на плече. – Думаю, так он попросил прощения за то, что применил ко мне усыпляющее заклинание.
Ее тон заставил меня усомниться, что щедрый жест сработал.
– Нифения, как, во имя неба, ты?…
Вопрос замер у меня на губах, сделавшись неуместным, поскольку я понял, как сильно скучал по ней все эти месяцы. Несмотря на то что я едва не терял сознание и здравый смысл, но все же вскочил на ноги. Это оказалось ошибкой: равновесие меня подвело, и я стал падать на нее. Только когда Нифения меня поймала, я осознал, что в некий момент двухчасового мирного сна мне стало слишком жарко, и я сбросил рубашку и брюки.
– Ты действительно не стесняешься своего тела, не так ли? – спросила она со смешком, которому Айшек вторил лающим смехом.
К сожалению, я не в первый раз предстал перед ней обнаженным. Я пошарил в поисках своей одежды и – благословение небу – нашел ее прямо здесь, на полу. Несмотря на свое смущение, я обнял Нифению в ту же секунду, как оделся, сжав крепче, чем того требовали обстоятельства, но гораздо слабее, чем мне хотелось. Она обняла меня в ответ.
– Я беспокоилась о тебе, – вот и все, что она сказала.
На ум мне пришла дюжина умных реплик, и я почувствовал, что каждый остроумный ответ подходит к случаю. Моя попытка быть очаровательным провалилась, когда я не смог выдать ни одного из них. Вместо этого меня потрясло такое рыдание, что заболели ребра.