– Жаль. Было бы здорово услышать, как вопит один из тех мальчиков.
– Это не настоящая татуировка, – сказал я. – Это скорее похоже на привязку к способности мага вызывать шесть чистых форм магии.
– Но связь есть? – настаивал аббат. – Отдельные маги как-то связаны с ними?
Я кивнул.
– Связь между магами и их татуировками – нечто больше, нежели просто металлические чернила на коже. Это всего лишь физические аспекты, подпитанные годами и годами упражнений, посвященных каждой форме магии. Теоретически, если мы запечатлеем контрсигиллы на тросах моста, мы лишим магов способности использовать эти силы.
– И им будет больно, правда? – спросил Азир.
Он настоял на том, чтобы подняться с нами в башню, хотя Турнам уговаривал его отдохнуть. Мальчик выглядел иссохшим, его кожа – бледной, а губы – почти голубыми. Он не мог ходить без поддержки и неудержимо дрожал. На его долю выпало столько путешествий, что это подорвало его силы. Я ожидал увидеть в его глазах нетерпение, ожидал, что он захочет причинить боль врагу, который разрушил бы его дом и, возможно, уже разрушил его жизнь. Но все, что я видел в них, – беспокойство.
– Может, сделать совсем немножко контрсигиллов, – сказал он. – Просто столько, чтобы заставить их уйти.
– Ты забыл, о ком мы говорим? – ледяным тоном спросила Диадера.
– Я не…
– Азир прав, – сказал Бателиос, выходя из ворот. – Милосердие может принести более великие победы, чем жестокость.
– В жизни все работает наоборот, мальчик, – сказала Гхилла.
Я удивлялся, почему Бателиос исчез, когда мы вернулись. Теперь он протянул мне маленький тканевый сверток.
– Ты уже давно ничего не ел, друг мой. Если ты хочешь спасти наши жизни, в твоем животе должно быть хоть немного еды.
На самом деле Нифения впихнула в меня несколько полосок сушеного вяленого мяса, но жест Бателиоса тронул меня. Развернув ткань, я разразился смехом.
– Тебе не нравится? Я просто подумал, что это подойдет…
Я снял сумку с плеча и положил рядом с собой на землю, прежде чем помахать тем, что вынул из свертка Батилеоса. Послышалось сопение, и вскоре появилась маленькая черная морда, прижавшись к узкому отверстию наверху сумки. Затем раздалось рычание и последовали отчаянные попытки прогрызть путь через шнурки, которыми было стянуто отверстие. Не желая потерять пальцы, я раскрыл сумку, а после уронил половину содержимого свертка Бателиоса внутрь.
– Духи! – выругалась Гхилла, услышав, какие звуки раздались вслед за тем. – Как давно ты кормил эту тварь?
– Нифения им не пренебрегала, – ответила я, – но у нее не было под рукой сдобного печенья.
– Похоже, оно ему нравится, – сказал Азир, подойдя немного ближе.
Мохнатая морда Рейчиса появилась из сумки, и он зарычал по очереди на каждого из нас. Затуманенные маленькие глазки бросали взгляды туда-сюда в поисках предполагаемой добычи.
– Вот, – сказал я, протягивая оставшееся печенье. – Думаю, тебе стало лучше, а?
Это было все, что я мог сделать, чтобы отчаянное чувство облегчения не превратило меня в плачущего остолопа.
Со своей стороны, белкокот проигнорировал меня, полностью сосредоточившись на пожирании сдобного печенья. Он даже встряхнул одно несколько раз, как будто пытаясь сломать ему шею, прежде чем проглотить. Закончив, он в последний раз понюхал воздух и, по-видимому, убедившись, что в пределах досягаемости больше нет печенья, спрятался обратно в сумку и принялся громко храпеть. Я опустился на колени, чтобы закрыть клапан.
– Надеюсь, ты собираешься помогать лучше, чем сейчас, когда начнутся бои, – прошептал я.
– Если ты закончил играть со своим питомцем, – сказала Диадера, – там семьдесят семь джен-теп, и я бы хотела видеть их всех до единого связанных контрмагией, прежде чем они сделают первый шаг по этому мосту.
– Что? – переспросил Бателиос. – Конечно, нам нужно проделать эту процедуру только с несколькими из них. – Он повернулся ко мне: – Ты сказал, что как только пострадает первый, остальные перестанут творить заклинания.
– Ни один маг не рискнет потерять свою магию навсегда только ради того, чтобы поддерживать мост в целости, – сказал я, но теперь мое внимание было приковано к Сутарей.
Она начала раскладывать поднос с горящими жаровнями и расплавленными металлическими чернилами в медных тарелках, старательно избегая встречаться со мной взглядом.
«Почему она на меня не смотрит? Она… Стыдится. Но почему?»
Я почувствовал первое шевеление зуда в левом глазу – предвестие одного из моих приступов головной боли от Черной Тени.
«Нет, проклятье! Не сейчас. Мне нужно выяснить, что здесь происходит».
Я направился к Сутарей, но она от меня отвернулась.
– Ты же не собираешься дать отряду шанс сбежать, верно? – спросил я.
Она не ответила, только переглянулась с аббатом. Тот уставился в бумажки, которые принес с собой со стола.
«Сутарей уже знает перевернутые сигиллы для связывания контрмагией. Что ей может понадобиться на этих листах?»
Ощущение вокруг левого глаза изменилось. Теперь казалось, что кто-то щиплет мое веко. В ответ я моргнул – и всего на мгновение оказалось, что я смотрю прямо на страницы в руке аббата.
«Нет, не смотрю на них… Но каким-то образом их вижу».
Это были наброски, похожие на те, что он сделал в котле, – уникальные узоры, которые моя бабушка начертала вокруг моего глаза… Но он изменил рисунок. Прежде чем я сумел увидеть что-то еще, странное видение покинуло меня.
– Келлен? – спросила Диадера. – С тобой все в порядке?
Я снова моргнул, пытаясь заглянуть глубже, но ничего не произошло. Я вложил волю в отметины вокруг глаза, пытаясь заставить их проснуться так же, как заставлял проснуться татуировку дыхания на своем предплечье. Опять ничего. Что пробудило мою Черную Тень? Какая мысль позволила мне на короткий момент так ясно видеть?
Вопросы. Я задавал себе вопросы.
«Так вот что пробуждает метки… А не сила воли. Не магия».
Тут я вспомнил, как высокопоставленная Вдовствующая княгиня моего клана ценила умные вопросы – они были ключом к разрыву цепи разума, державшей ее в заточении.
«Моя Черная Тень должна действовать таким же образом… Способность может быть разблокирована, если я буду задавать правильные вопросы».
Сотня вопросов возникла в моей голове, все жаждали моего внимания. Однако они не были нужными, потому все, что они мне дали – острую боль в глазу.
«Сосредоточься. Найди правильный вопрос».
Я позволил расположиться в своем сознании всем уликам и деталям, которые игнорировал до сих пор, и каждая из них, несла дюжину разных вопросов, раньше не замеченных мною. Я опрокидывал камни по одному, словно костяшки домино, пока не остался всего один, и на нем был единственный вопрос.
«Почему аббат так заинтересовался моей Черной Тенью?»
– Предки… – сказал я вслух, когда опять стал чувствовать свои метки. Они больше не щипали и не жгли, а дергались, поворачивались, как диски замка.
– Келлен? – снова спросила Диадера.
Думаю, ее рука была в моей руке, но ощущалась отдаленно, как легкий ветерок. Ее голос был слабым – эхом, доносившимся откуда-то издалека.
– С тобой что-то происходит…
Даже не в состоянии себя видеть, я знал, что извилистые черные линии вокруг моего глаза изменились. Они больше не были замками, связывающими внутри меня Черную Тень; вместо этого они стали похожи на… линзы, которые перемещались и настраивались сами собой, когда мой взгляд устремился к аббату.
«Нет, не к нему. Внутрь него».
В прошлом, когда у меня начинались приступы, люди и места становились ужасающими, искаженными версиями самих себя. Теперь я видел абсолютно ясно, став свидетелем тайн, погребенных под ложью аббата.
– Невероятно, – услышал я его голос, но между этими слогами лежали другие слова, начертанные на Тени.
К тому же они были нацарапаны по всему его лицу и вырезаны на коже его рук. Они рассказывали истории боли и страха, крови и мести. Потребовалась бы целая жизнь, чтобы прочитать их все. Мне не нужно было этого делать, потому что ответы, которые я искал, были написаны в другом месте, в незаметных движениях одной персоны, все еще отказывающейся встречаться со мной взглядом. Сутарей продолжала раскладывать инструменты и регулировать огонь под жаровнями, медленно, точно, осторожно, потому что именно так нужно двигаться, когда у тебя трясутся руки.
– Это ведь не чернила для контрмагии? – спросил я, хотя уже мог прочесть правду по ее дрожащим губам. – Ты готовишь ритуал отрицания.
Она застыла. Наконец, ее глаза встретились с моими, и я увидел ясно, как день, буквы, написанные чернилами цвета стыда, когда они отчаянно выговаривали единственное слово: долг.
Я откинул клапаны мешочков.
– Отойди от моста, Сутарей.
– Тпру, – сказал Турнам, вставая между нами. – Все успокойтесь, пока мы не разберемся.
– Разве ты не понимаешь? – спросил я. – Аббат лгал тебе. Он не пытается разрушить Мост Заклинаний. Он хочет, чтобы отряд пришел сюда.
– Но зачем? – спросил Азир. – Зачем ему…
Я не ответил ему, наблюдая за аббатом на тот случай, если он сделает ход. Его Черная Тень была опаснее всех.
– Ты соврал мне в котле, – сказал я. – Все твои рисунки, вся чушь, которую ты нес о том, чтобы выяснить, как разблокировать мои татуировки, – это была уловка, чтобы скрыть истинную причину, почему тебя так зачаровали мои метки с тех пор, как я здесь появился. Ты хотел научиться обручать других с Тенью.
Он пожал плечами, не выказывая ни малейшего намека на беспокойство. Да и моя Черная Тень не обнаружила в нем никакого беспокойства.
– Если бы нас было в этом мире больше, может, наши враги подумали бы дважды, прежде чем пытаться выследить нас всех.
Азир, нетвердо держась на ногах, споткнулся, когда попытался подойти к аббату.
– Но, господин, а если они не хотят быть Черными Тенями?
– Не лезь, идиот, – предупредил Турнам.
Даже не используя свои метки, чтобы сосредоточиться на нем, я легко смог истолковать замешательство на его лице. Он знал, что грядет битва, и теперь пытался решить, чью сторону принять. Тот же вопрос я видел на лицах Диадеры и Гхиллы.