Я проигнорировал остальную часть запутанной дискуссии. Они хватались за соломинку, все их смелые слова и неуклюже составленные планы скрывали под собой подспудную тревогу, которая мелькала на их лицах.
Турнам так крепко сжал челюсти, что видно было, как он тревожно скрежещет зубами, хоть он и настаивал на том, что может «справиться с аббатом». Гхилла отпустила какое-то ехидное замечание о том, что Турнам, наверное, начнет лизать сапоги аббата, а затем двинется в северном направлении, пока не поцелует его в задницу. Несмотря на все эти дерзкие слова, в ее голосе слышалась легкая дрожь.
Диадера, приняв свою озорную, изысканную позу, утверждала, что может убедить аббата простить меня. Сутарей фыркнула, услышав такое предположение, и изложила собственную теорию о том, что повлекут за собой дипломатические усилия Диадеры. Как и остальные, Сутарей демонстрировала нервный тик, поскольку моргала слишком часто, когда говорила.
«Они боятся, — рассеянно подумал я, тащась за ними. — Боятся того, что может сделать аббат. Боятся быть изгнанными из аббатства».
У этих людей все делилось на «мы» и «они». Ты был или Черной Тенью, сражающейся за то, чтобы выжить в мире, который тебя ненавидит, или одним из бесчисленных преследующих их врагов. Метатели Теней являлись своего рода стаей, спаянной необходимостью, а иногда и желанием, но не узами дружбы. Даже сражаясь вместе, они никогда по-настоящему не прикрывали друг друга.
— Азиру больно, — сказал я.
Я один заметил спотыкающуюся походку мальчика. Он выглядел еще более измученным, чем я себя чувствовал, а это уже кое о чем говорило.
— Он в порядке, — ответил Турнам. — Просто нужно закаляться, верно, парень?
Азир смотрел прямо вперед, всем своим существом сосредоточившись на хлопьях Черной Тени, которые падали с его ног, росли и густели, чтобы сложиться в дорогу впереди нас.
— Сегодня тропа кажется неправильной, — пробормотал он. — Слишком тяжелой.
Мы с Сутарей оглянулись, но позади ничего не было.
Бателиос положил руку мальчику на плечо.
— Ты очень устал. Тут нечего стыдиться. Находить путь сквозь Тени так, как находишь ты…. Ты просто чудо, Азир.
Турнам оттолкнул здоровяка в сторону, отбросив утешающую руку, и слегка шмякнул Азира по затылку.
— Ребенок ленится, вот и все. Мы слишком мягко с ним обращались, и теперь он распустился.
— Почему ты без конца пристаешь к мальчику? — спросила Сутарей и с трудом удержала равновесие, шагнув вперед, чтобы встать лицом к Турнаму. — Это заставляет тебя чувствовать себя сильным, когда ты так его задираешь?
— Мы с Азиром берабески, — ответил Турнам. — Ты ничего не знаешь о наших обычаях, джен-теп, поэтому лучше держи свой языческий рот на замке.
— А как насчет того, чтобы все заткнулись? — спросила Диадера, глядя на дорогу впереди.
Она заметила то же самое, что видел я: дорога сужалась. Слабела. Части, из которых была составлена ее поверхность, теперь выглядели неуклюже подогнанными. Хрупкими. Как будто могли не выдержать нашего веса.
Поднялся ветер, похожий на начало песчаной бури. Когда мы впервые вошли в Тени, тут едва дуло. Теперь ветер хлестал нас, и я крепче сжал сверток под мышкой, опасаясь, что внезапный порыв вырвет его у меня.
— Чего-то плохое стряхивает с себя сон, — пробормотала Гхилла. — Не хочу повстречаться с духом, который здесь живет.
— Может, тебе отдохнуть? — предложила Азиру Диадера. — Расслабься на несколько минут. Мы никуда не спешим.
Он покачал головой, мотнув всклокоченными волосами.
— Я должен идти дальше. Не хочу заблудиться.
Трудно представить, как можно заблудиться на дороге, идущей прямо, как стрела, но я вспомнил слова Диадеры: ониксовая тропа только кажется прямой. Наши глаза просто не могли уследить, как она скручивается и поворачивается сквозь многомерные конфигурации. В этот миг мы могли висеть вверх тормашками.
— Мы почти пришли, — сказал Бателиос, показав на мерцающий черный туман в нескольких десятках ярдов впереди.
— Дорога все еще кажется слишком тяжелой, — сказал Азир, хотя было трудно разобрать его слова сквозь ветер. Я впервые услышал, как он заикается.
Я снова оглянулся, ожидая увидеть, как к нам подкрадывается нечто демоническое, но, хотя ониксовая дорога позади нас тревожно раскачивалась вверх и вниз, как корабль, который колотят волны, на ней никого не было.
— Келлен, давай, — поманила меня Диадера. Остальные уже проскользнули сквозь туман. — За нами нет никаких больших демонов или монстров. Азир просто устал. Мы почти дома, целые и невредимые.
Целые и невредимые.
Часть меня почти желала, чтобы нам на пятки наступал дьявол. Безопасность означала, что ничто не сможет отвлечь меня от бесконечного горя, которое ожидало, чтобы поглотить меня.
Диадера схватила меня за руку и потянула сквозь туман, обратно в аббатство, где оказалось, что горе станет наименьшей из моих проблем.
Глава 41НА ГРАНИ
Раньше я никогда по-настоящему не понимал выражения «на грани войны». В истории джен-теп эти слова, похоже, обозначают определенный, всецело рациональный момент, когда главы кланов, сидя на тронах, установленных на колоннах, возвышающихся над залом Совета, глядят друг на друга и спрашивают:
— Мои собратья лорд-маги, сейчас мы стоим на грани войны. Скажем мы «да» или «нет» хаосу и кровопролитию?
Здесь, однако, «грань войны» означала нечто совершенно иное.
Наша семерка вышла из тумана и оказалась на вершине той самой горы, которую мы раньше покинули, с тем же холодным воздухом и похрустыванием снега на земле.
От западного края аббатства мы прошли через крытые галереи; все молчали, только наши подошвы щелкали по черным плитам, когда мы приближались к тренировочным площадкам. Именно там нас встретил первый ощутимый признак того, что что-то не так.
Площадь была забита до отказа, как будто здесь собрались все до единого обитатели аббатства. Ряд за рядом стояли настороженные монахи, их черные одежды развевались на ветру; метки на коже оживали, когда они слышали команды, которые выкрикивал один из их собратьев впереди.
— Обручники, удар! — взревел он, и дюжина монахов послала теневые ленты, полоснувшие по ряду манекенов из дерева и соломы.
— Фоггеры, удар! — послышалась следующая команда, и второй ряд шагнул вперед, чтобы широко открыть рты — так, как делала Гхилла. Изо ртов вырвался черный туман, который окутал и задушил несколько невезучих тюков сена.
— Думаю, аббат усилил тренировки, — сказала Диадера неубедительно.
Накануне я был свидетелем нескольких тренировок, но не с участием такого множества людей, и не с такой маниакальной напряженностью, какая поглощала их сейчас.
Турнам схватил монаха за плечи:
— Что, черт возьми, здесь происходит, брат? Почему вы все…
Монах отмахнулся от него, не ответив на вопрос, и снова начал метать ощетинившиеся шипами шары-тени в цель в двадцати футах от себя.
— Прочь с дороги, проклятье! — крикнула женщина, чуть не задавив меня повозкой, нагруженной более приземленным оружием, таким как шесты и арбалеты.
Она покатила повозку на другую сторону площади, где тем, у кого не было способностей, вопили, чтобы они нашли себе подходящее оружие.
Собравшиеся на площади едва не обезумели, услышав грохот глиняной посуды, разбившийся о каменные плиты позади нас. Обручники с Черной Тенью развернулись и отправили в полет свои черные хлысты, чтобы убить нападавшего. Старик, чьим единственным преступлением было то, что он попытался нести слишком много кувшинов с водой, оказался на волоске от гибели.
«Они в ужасе, — подумал я. — И они превращают страх в холодную, убийственную решимость. Эти люди не просто тренируются. Они готовятся убивать».
Вот что такое грань войны, понял я. Не столько мгновения перед битвой, сколько время, когда все мысли о мире отринуты, и каждый мужчина, женщина и ребенок смиряется с тем, что смерть близка, но куда предпочтительнее убить самому — убить без лишних вопросов, без колебаний и прежде всего без пощады.
Эбеновое аббатство стояло на пороге войны.
Низкий голос прогремел над площадью, и монахи, нападавшие на деревянные и соломенные тренировочные манекены, замерли, не закончив удара, повернулись и увидели, что аббат шагает к нам… ко мне. Тут я понял, что он выкрикивал мое имя.
— Ты паршивый предатель, — прорычал он, летя ко мне и сжимая руки в жесте, который, очевидно, означал приготовление к тому, чтобы меня задушить. — Мне следовало убить тебя в тот день, когда ты здесь появился! Надо было сбросить тебя с верха башни и спасти нас всех от множества печалей!
Бателиос пытался встать между мной и аббатом, но потерпел неудачу, потому что там не было места.
— Ваше преосвященство аббат, Келлен в этом не виноват. Его предала…
Аббат схватил его за грудки и отшвырнул в сторону — впечатляющий поступок, учитывая, что Бателиос был таким же крупным, как он сам.
— Думаешь, утопающему не наплевать, что пьяница, который толкнул его за борт, сделал это не нарочно?
Он уставился на нашу семерку: пусть только кто-нибудь осмелится ответить. Потом резко повернулся на каблуках.
— Вы все, следуйте за мной. — Не оглядываясь, он махнул рукой, указав прямо на меня. — Позаботьтесь о том, чтобы он не сбежал.
Турнам и остальные поплелись вслед за аббатом с тренировочной площадки, обмениваясь смущенными и обеспокоенными взглядами. Я наклонился, чтобы протянуть Бателиосу руку, прежде чем последовать за ними. Диадера отстала и пошла рядом со мной.
— Все будет в порядке, Келлен. Некоторое время он будет на тебя вопить, потом произнесет длинную речь о том, что Черные Тени либо сражаются вместе, либо умирают в одиночестве. Когда он закончит, я заставлю его успокоиться, чтобы мы могли решить, что делать дальше.
Она сжала мою руку:
— Он не прогонит тебя. Обещаю.
К сожалению, на сей счет она оказалась права.