– Очень интересно, – кивал Гордеев. – Очень интересно.
– Для покрытия такой территории, как Москва, достаточно подвесить три-четыре таких дирижабля-цеппелина.
– Что это дает?
– Не догадываешься? Обвальное удешевление абонентской платы до уровня – а то и ниже – платы за обычный проводной телефон общего пользования.
– Надо же!
– Или вот еще одно преимущество: дирижабли можно вешать в любой точке земного шара, где угодно и в каком хочешь количестве за относительно смехотворные бабки, особенно по сравнению с затратами на прокладывание телефонных кабелей. Если этот проект осуществится, это позволит покрыть сетью сотовых коммуникаций все так называемые «глухие» зоны, где содержать наземные радиостанции экономически нецелесообразно да и не позволяет естественно-природный характер местности.
– То есть?
– Ну, например, в горах, в открытом море, в тайге, в районе нефтедобычи, где уже сегодня острая потребность в мобильной связи назрела и встала ребром. Можно сказать, что тайга до сих слабо освоена человеком именно из-за отсутствия быстрой связи с центрами продвинутых цивилизаций.
– А ЦЕСС позволяет такую связь наладить? Прямо посреди тайги?
– ЦЕСС позволяет ее наладить в считанные часы после поступления заказа. Ведь дирижабли в режиме пилотирования можно перемещать по горизонтали на какие угодно расстояния.
– Получается, что ЦЕСС – это самый настоящий эволюционный прорыв? Так надо полагать?
– Да, именно так. К тому же ЦЕСС, после широкого введения в эксплуатацию, моментально выводит сотовый телефон из разряда дорогих игрушек для новых русских. ЦЕСС позволяет иметь мобильник всем, кто в том нуждается, начиная с полугрудных детей и кончая немощными пенсионерами. И тогда прощай проводной телефон общего пользования, как распрощалось человечество с черно-белым телевидением! – закончил Алик свою маленькую, полную страсти речь, с трудом переводя дух.
– Скажи, Алик, как ты думаешь, кому выгодна смерть Волкова? – спросил Гордеев. – Проскурцу? Или кому-то еще?
– Проскурцу? Нет, я так не думаю. Хотя по всем статьям Проскурцу-огурцу само собой эта смерть была выгодна.
– Почему ты так думаешь?
– Так у него же Волков всю дорогу клянчил свои собственные бабки, а Проскурец зажимал. Об этом все знают. Правда, Волков в последнее время хотел взять Проскурца и всю «Интерсвязь» в долю.
– Да? А мне Проскурец от этом ничего не говорил.
– Да он об этом и сам не знает. Владимир Сергеевич собирался ему это предложить в день своей смерти, когда он ехал, точнее, собирался ехать к нему на встречу. Он собирался привезти его сюда и показать все, что мы успели сделать. В смысле, показать весь принцип работы ЦЕСС. Он даже хотел предложить переименовать ЦЕСС в ПРОЦЕСС.
– В ПРОЦЕСС? Почему?
– Не догадываешься?
– Нет.
– ПРОскурец плюс ЦЕСС.
– Ага, точно.
– Ну, понимаешь, почему, да?
– Примерно – да.
– Чтобы подкинуть леща и таким нехитрым образом умилостивить богов, как выражался ВВС.
– ВВС? Кто это?
– Волков Владимир Сергеевич. Сокращенно – ВВС. Он оттого и ушел из «Интерсвязи», что Проскурец идею ЦЕСС воспринял как полный бред и похерил начисто.
– Выходит, Волкову пришлось начинать все с самого начала?
– Выходит, именно так. С нуля.
– Снова с нуля, – задумчиво пробормотал Гордеев. – Как в девяносто первом.
– Ну да. А когда с бабками у нас наступил полный голяк, я даже было подумывал взяться за старое и грабануть по сети какой-нибудь крупный банк, как тогда с Левиным. Я считал, что на этот раз игра стоила бы свеч. Но Волков запретил мне даже думать об этом. И сказал, что он сам без малого банк, что у него в бумагах почти двести миллионов. Только сначала их нужно как-то забрать.
– А почему он не предложил ЦЕСС каким-нибудь западным инвесторам?
– Почему же? Была такая мысль. Но инвесторы точно так же, как и Проскурец, крутили пальцем у виска, точно так же говорили – бред, нонсенс, научная фантастика. А все потому, что идея была максимально проста. Все думали, если все так просто, то почему же ничего подобного нигде еще не появилось. Многим просто не нравились цеппелины, для них они ассоциировались с чем-то крайне архаичным, отжившим свое.
– Странно. А ведь все гениальное – именно просто, как веник.
– Еще проще, – поправил Алик. – Веник – это уже почти восьмой «Пентиум».
Все трое, схватившись за животы, заржали как кони.
По дороге в Москву Гордеев спросил Дениса:
– А почему Алик до сих пор живет в такой глуши, а не переберется в Москву?
– А на кой черт она ему сдалась, эта Москва?
– Ну как на кой? Ему здесь уготовано более достойное место. Тем более после встречи с Пашкевичем все преследования для него теперь закончились, можно сказать, полностью.
– Ты серьезно думаешь, что ему в Москве будет лучше?
– Да. А разве не так?
– Я так не думаю. И Алик особенно так не думает.
– Ну почему? Ведь в Москве он бы и зарабатывал намного больше.
– Он хакер. А современный хакер предпочитает действовать в одиночку. А в Москве ему бы пришлось жить по корпоративным правилам.
– Хакер? Но он же завязал!
Денис улыбнулся:
– У тебя превратное представление о хакерах. Хакер – не совсем тот, о ком ты думаешь. Да и не только ты. Девяносто процентов населения страны считает, что хакер – это какой-то поганец, типа Левина или подобного ему Митника. Абсурдно ставить знак равенства между компьютерной преступностью и хакерством. Но именно это в наших средствах массовой информации и делается, причем чуть ли не ежедневно. Откроешь любую газету, непременно нарвешься на материал о компьютерных взломщиках. Включаешь «ящик» – то же самое. Но все эти публикации, все эти эффектные истории не дают и никогда не давали полной картины этого явления. Для них сенсационность компьютерных преступлений оказалась золотой жилой. Броские заголовки, вольная трактовка милицейских протоколов, заумные размышления социологов привели к тому, к чему привели – к формированию и утверждению в общественном сознании нового штампа: хакер – действующее лицо всех преступлений, связанных с компьютерами. К тому же основными источниками служат показания пойманных настоящих преступников, заметь, не хакеров.
– А кого же?
– Хакер в своих действиях стремится максимально придерживаться этических норм программиста.
– Неужели такие нормы в действительности существуют?
– Представь себе, существуют. И красной нитью там проходит общеизвестное «Не навреди!». Просто так случилось, что образ жизни хакера не вписывается в общепринятые стереотипы. Он, как правило, аполитичен и является атеистом. Увлекается идеями левого или анархистского толка. Не любит оказываться на виду, поэтому склонен к анонимности. Выходит на связь чаще всего посредством модемного подключения или, как ты сегодня видел, с помощью спутниковых каналов.
– И каковы же мотивы хакера?
– Прежде всего – дело.
– Дело?
– Да, дело. Хакер занят делом. Все, чем сегодня славен компьютер, сделано руками, точнее, мозгами многочисленной армии хакеров. Хакера мало привлекают данные, перерабатываемые компьютерной системой. Его интересует сама система как сложный программно-аппаратный комплекс, способы проникновения в систему, исследование ее внутренних механизмов и возможности управления ими, а также использование этой системы для доступа к другим системам.
– А зачем им это надо?
– А зачем люди сотни лет играют в шахматы? Современные компьютеры представляются хакерам чрезвычайно умными и сложными механизмами, бросающими интеллектуальный вызов человеку, не ответить на который истинный исследователь просто не в состоянии. Кроме того, сам процесс проникновения в систему и исследование архитектур операционной системы дают намного большее удовлетворение, чем чтение защищенных файлов.
И Гейтс, и Джобс, и Возняк – все они когда-то были самыми настоящими хакерами, шутя, играючи сделавшие свои головокружительные карьеры. Ведь хакер с английского сленга переводится как «прикольщик», то есть человек, способный на розыгрыши.
– Я заметил.
– Но, заметь, не всегда эти розыгрыши – пустая возня с целью надорвать животики. Чаще всего их приколы затем служат общечеловеческим целям.
– Вот бы никогда не подумал.
– Ведь изобретение компьютера – это, собственно, такой же прикол, как и все остальное. И этот прикол когда-то точно так же воспринимался в штыки всевозможными узколобыми ксенофобами, как твой Проскурец воспринял идею ЦЕСС. Они до сих пор отвергают все новое и непривычное. Посмотри вокруг! Это именно они и все им подобные выдвинули бессмертное умозаключение о кибернетике как о продажной девке империализма! И они до сих пор среди нас, эти умники из кабинетов. И от них никуда не денешься, потому что они наши папы и мамы.
– Но кто знает, куда завела бы нас наша полная свобода действий, – возразил Гордеев. – Мы же для них все-таки их дети. А все дети порой способны на необдуманные поступки, вплоть до нечаянного самоуничтожения, например когда суют в розетку свои маленькие розовые пальчики.
Денис на некоторое время замолчал, сосредоточившись на дороге, но не выдержал и изрек:
– Ты адвокат, Юрок. Адвокату действительно присущ консерватизм, иначе это уже будет не адвокат, а черт знает какая хреновина. Так что тяни свою лямку, господин адвокат, но не будь только тупой скотиной. Лады?
– Лады, куда ж я денусь? Тем паче от тебя и от твоей жгучей критики.
– Смотри мне! – улыбаясь, пальцем погрозил Денис.
– Знаешь что, Денис, – сказал Гордеев, – вези-ка ты меня в Мосгорпрокуратуру за разрешением на свидание.
– С Проскурцом?
– Да, с ним. Надо его хорошенько еще раз обо всем расспросить, а то что-то мой дорогой старикан не все договаривает.
– Давно бы так!
– А заодно и с Омельченко кое-что перетереть.
И съехав с МКАД, «девятка» покатила по Ярославскому шоссе, углубляясь в Москву.