Крестообразно.
Ветер швырнул в стекло особенно плотный вьюжный сгусток, будто кто-то снежком кинул. Илга вздрогнула, смолкла. Очарование голоса, читавшего стихи древнего поэта, написанные когда-то почти об этих местах, развеялось. Егеря зашевелились. Артур Тер-Акопян тронул гитарные струны, но петь не стал. Нехитрая мелодия перекатывалась по большой обеденной зале. Угасший общий разговор, будто в него подкинули сухих полешек, вновь занялся, перепархивая суетливыми огоньками с одного края стола до другого. «Мало сена в этом году заготовили, а в прикорме не хватает нужных микроэлементов…» «А почему не хватает? Куда смотрят научники? Мы же их прокламациями забросали…» «Научники в индейцев играют, сейчас это модно…» «Надо их к нам летом выписать, на сенокос…» «Как же, будут они тебе косить. Скажут: а субэлы на что?» «Ну да, субэлы в индейцев не играют…» «Вот именно…» Потел двадцатилитровый самовар, блестя начищенными медалями, украшающими его медные бока. От печных изразцов веяло жаром. Островок тепла и уюта в океане вьюги успешно противостоял натиску снежной бури.
Томас Кайрус не принимал участия в общем разговоре. Он сидел у печи, дымил трубкой, искоса поглядывая на гостя. Силантьеву вдруг стало не по себе от этих поглядываний. Ему инстинктивно хотелось куда-нибудь спрятаться. Он даже решил окликнуть Илгу, но помощница старшего егеря-охотоведа задумчиво смотрела в окно, и тревожить ее было бы бестактно. Тогда Силантьев поднялся и подошел к Томасу. Старший егерь-охотовед, не говоря ни слова, встал и вышел из столовой. Гость воспринял это как приглашение к разговору. Чуть помедлив, он двинулся следом. Томас ждал его в пункте связи – в не слишком просторном помещении, заставленном довольно допотопной аппаратурой. Впрочем, хорошо вписывающейся в общий интерьер «Теплого ручья». Отец Илги уселся на вращающийся табурет – единственное место для сидения здесь. Дурной знак. Разговор предстоял не слишком приятный. Не желая стоять навытяжку перед человеком, который был едва ли его старше, Силантьев прислонился к притолоке, с независимым видом сунув руки в карманы брюк.
– Я не удивлен, что моя дуреха в тебя влюбилась. – Старший егерь-охотовед взял сразу с места в карьер. Силантьев с удивлением понял, что слышит его голос впервые. – Ты у нее в героях с четырнадцати лет… Правда, мне и в голову не приходило, что вы когда-нибудь встретитесь… Где ты, а где она… Ты знаменитость, светило… Большой начальник, как выражались предки. А она, дитя леса, дичок… Илге и трех лет не было, когда погибла Вия, ее матушка. Так что она единственная моя радость…
– Странный какой-то у нас разговор, ты не находишь, друг Томас? – заметил Силантьев. – Илге уже давно не три года, и кажется, она имеет право выбирать, кого… с кем ей связать свою судьбу.
Друг Томас упрямо покачал головой.
– На права ее я не покушаюсь, – возразил он. – Не думай, что я дремучий старый пень, который пытается привязать к себе молоденькую сосенку… Я, к твоему сведению, доктор экологии, член Регионального Совета, автор девяти книг… Но не в этом дело, я о другом толкую… Илга любит эти малообитаемые места. В больших городах ей скучно. Как вы будете жить, когда поженитесь? Ты там, она здесь?
– Мы живем в двадцать шестом веке, друг Томас, – напомнил Силантьев. – Расстояния сейчас не проблема, если ты не в курсе…
– Не язви! – жестко, тоном человека, привычного отдавать команды, потребовал старший егерь-охотовед. – Я говорю не о расстояниях, а о доме. У семьи должен быть свой дом. Вот я и спрашиваю тебя: где вы собираетесь жить?
– У меня под Екатеринбургом целое поместье. Лесная Грива называется. Силантьевы живут в нем с конца двадцать первого века.
– А Кайрусы здесь – с начала двадцать второго! Ну и что?! – вскинулся Томас. – Я вижу, ты никак в толк не возьмешь! Егерская служба – это не просиживание штанов в присутствии. Сюда не прилетают, чтобы оттрубить с десяти до пятнадцати. Здесь всегда найдется работа. Иными словами, егерь живет там, где служит. А если его не устраивает такая жизнь – уходит на более легкие хлеба. Понял теперь, друг вице-секретарь? Моя Илга хоть и девчонка, но потомственный егерь. И не сможет она жить в твоем поместье!
Силантьев, которого уже безмерно раздражал этот нелепый разговор, оттолкнулся плечом от косяка, пробормотав:
– Это мы еще посмотрим.
«Стерх» летел над ослепительно-белой гладью Большого Инзера. Ночная метель улеглась. В каждой блестке снега отражалось солнце. Голубая тень автограва скользила по изломам свежих сугробов. Справа стояла стена пушистого от инея леса, а слева сыпал алмазными искрами пологий галечный берег. Силантьев вертел головой, любуясь видами, наслаждаясь ощущением безграничного счастья, захлестнувшим его. Даже вчерашний раздражающе-невнятный разговор с отцом Илги не смог ему испортить настроения. Даже утренняя тревога, поднятая субэл-наблюдателями, не нарушила безмятежного спокойствия, поселившегося в душе вице-секретаря с той самой минуты, когда самая красивая женщина Вселенной, без тени кокетливого смущения, просто и ясно, как перед святыней, призналась ему в любви. Вся будущая жизнь представлялась Силантьеву таким вот стремительным полетом над сверкающей равниной, навстречу Солнцу. Занятый собственными переживаниями, он не замечал растущего напряжения в переговорах между пилотами егерских автогравов. «Стерх» снизился на минимальную высоту и снизил скорость до предела.
– След! – выкрикнула Илга, обернувшись к Коле Сапрыкину, который сидел позади Силантьева.
– Вижу! – откликнулся парень. Перед ним появился виртуальный монитор тепловизора. На синем холодном фоне, каким выглядела на мониторе замерзшая река, отчетливо выделялись золотистые цепочки следов, оставленных животными. – Стадо прошло здесь минут тридцать назад…
– Направление?
– Север, северо-восток… Они идут к Медовой балке!
– Не идут, – возразила Илга, показывая куда-то справа от единственного на борту пассажира. – Их гонят…
Силантьев посмотрел в указанном направлении и увидел желто-черный поток, струящийся вдоль стены леса. Впервые он воочию увидел собарсов – хищников, вслед за поликорнами завезенных с Гаруды на Землю.
– Сколько их? – осведомилась Илга.
– Двадцать особей…
– Плохо…
– Почему? – полюбопытствовал Силантьев.
– Два десятка ловчих самцов – это не менее трех десятков самок и щенят-подростков, – пояснил Коля. – Огромное поголовье, которое мы прозевали.
– А разве не все в заповеднике находится под вашим контролем?
– По идее – должно, – вздохнул Сапрыкин, – но собарсы очень скрытные звери… Рождение и воспитание их потомства – настоящее таинство…
– Медовая балка – это система карстовых пещер, – вмешалась Илга. – Там черт ногу сломит, не то что наши недалекие субэл-наблюдатели…
– Ну хорошо, – продолжал любопытствовать вице-секретарь. – Собарсов уродилось слишком много, но ведь вы их наверняка подкармливаете. Неужто они так оголодали, что могут нанести серьезный урон поликорнам?
– Им надоела синтетика, они жаждут бифштекса с кровью… – пробормотал Коля, и Силантьев так и не понял, шутит ли он или говорит всерьез. Стало не до этого.
– Внимание, стадо! – напряженно-высоким голосом объявила Илга.
Силантьев невольно подался вперед.
Поднимая облако снежной пыли, в нескольких десятках метров впереди, тяжелым галопом мчались поликорны. Скорость стада была не очень высока, потому что в его центре двигался молодняк – бычки и телочки, народившиеся весной, – а вокруг, закрывая потомство собственными телами, – взрослые. Даже вице-секретарю, ничего не понимающему в егерском деле, стало ясно, что хищники вот-вот нагонят травоядных и устроят резню. Он крепче стиснул ствол карабина, вспомнив, что взяли его отнюдь не на прогулку.
«Внимание группы «Стерха»! – раздался в кабине голос старшего егеря-охотоведа. – Я вызвал подкрепление с других «точек»… Ваша задача блокировать собарсов с фронта. Мы заходим в тыл. Постараемся отвлечь их на себя. Держитесь!..»
– Вас поняла, «Кондор»! – откликнулась Илга. – Приступаем к выполнению… Иду на посадку, – сообщила она, обращаясь к своей команде. – Мы с Колей берем на себя вожаков – они нападают в лоб. Ты, Рома, контролируешь тех, кто попытается прорваться с флангов… Как понял?
– Стреляю в тех, кто прорывается с флангов.
– Правильно, только делай поправку на ветер…
В другой ситуации Силантьев обиделся бы. Уж чему-чему, а стрельбе его учить не надо. Все-таки за плечами двадцать лет службы полевым сотрудником Контакт-Центра, не фунт изюму. Но на Илгу он обижаться не мог. Понимал, что она нервничает, и не из-за того, что придется преградить путь опасным хищникам, а из-за того, что за спиной у нее будет стоять дилетант с карабином, который еще неизвестно, как себя поведет в экстремальной ситуации. Силантьев почти угадал. Илга корила себя за то, что вовлекла в опасное предприятие этого немолодого, но очень дорогого ей человека. Впрочем, терзаться угрызениями совести времени не осталось. Она решительно бросила автограв в узкий промежуток между хищниками и добычей. «Стерх» мягко опустился на три точки опоры. Разом распахнулись дверцы справа и слева, егеря и примкнувший к ним вице-секретарь выкатились на снег.
Внезапно появившаяся летающая машина и высадившиеся из нее вооруженные люди сбили атакующих собарсов с панталыку. Погоня оказалась сорванной. Вожаки, мчавшиеся впереди, шарахнулись в стороны, а те звери, что следовали в арьергарде, внезапно оказались на переднем крае, на что явно не рассчитывали. Огрызаясь, они попятились, сталкиваясь с теми, кто напирал позади. Вожаки, как и положено, опомнились первыми. Силантьев никогда не видел собарса так близко. Матерый зверюга достигал полутора метров в холке. На загривке топорщилась густая, черная шерсть. Крутолобая голова с круглыми кошачьими ушами пригибалась к земле. Выпуклые желтые глаза с суженными по дневному времени зрачками смотрели в упор. В этих глазах не было ни ярости, ни ненависти, только холодный расчет, словно перед человеком был и не зверь вовсе, а субэлектронный автомат неизвестного назначения.