– Стреляй, – коротко сказал Спаситель.
Марина выпрямилась, словно пружина. Руки, глаза – они знали, что нужно делать. Они помнили то, что казалось забытым многие годы назад.
Она не промахнулась. Выпущенная из боевого лука стрела вошла гиганту в левый бок, как раз туда, где должно быть сердце.
Слон сделал еще три шага. Остановился. Повернулся на месте, разыскивая нового врага. На миг их взгляды встретились. В маленьких глазах зверя пылали ненависть и желание убивать.
– Нет! – заорала Марина. – Это я – охотник! А ты – дичь! И ты уже мертв! Я тебя убила!
Слон не поверил. Взревел так, что заложило в ушах. Бросился в атаку.
Вторая стрела была уже на тетиве. Но она всего лишь пробила задранный вверх хобот, вошла в него почти по самое оперенье. А на третью времени не было. И бежать времени не было. И жить…
– Ты мертвый, мертвый, мертвый!
Пятка зацепилась за кочку, Марина взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, выронила лук. Гора из плоти вздыбилась над ней…
Ноги слона подкосились. Он упал на колени, почти дотянувшись хоботом до Валевской. Попытался встать… но рядом уже был невесть откуда взявшийся Спаситель. Ухватился за бивень, молнией взлетел на спину гиганту, взмахнул мечом. Вырезанное из хитина лезвие рассекло толстую кожу и мышцы не хуже закаленной стали. Слон захрипел, повалился на бок. Кровавый гейзер ударил из перерезанного горла, вмиг окатив Марину с головы до ног. На этом ее силы исчерпались. Она села в траву и зарыдала.
– Мы убили зверя. – Спаситель присел рядом с ней. – Ты прошла обряд. Ты – охотник.
Он провел испачканной кровью ладонью по лицу Марины, шее, груди. Кровь была горячая и соленая. Чужая кровь, не ее. Но призрак близкой, страшной и неминуемой смерти по-прежнему стоял над ней, озноб ужаса тряс ее тело, стучал ее зубами, давил ее горло рыданиями. Она ничего не могла с ним поделать! Призрак смерти был сильнее, чем слон…
Медеанец внезапно сорвал с нее одежду, толкнул, заставляя стать на четвереньки. Он взял ее грубо и бесцеремонно, словно она животное, а не человек. Это была не любовная игра, не секс даже, не совокупление – случка. Словно исчезли тысячелетия цивилизации, словно сдернули шелуху условностей, стерли глянец воспитания и культуры. Остался лишь первобытный инстинкт, извечный движитель круговорота жизни. Здесь и сейчас. И призрак смерти умер.
– Что дальше? – спросила Марина, поднимаясь вслед за Спасителем с четверенек. Она вся была перемазана кровавой грязью. Но грязной себя не ощущала. Теперь она знала, как это – быть индейцем.
– Я разделю с тобой силу, и ты начнешь череду воплощений, – бесстрастно сообщил медеанец.
– Я смогу прожить шестьсот лет?
– Шестьсот миллионов лет. И больше – столько, сколько будет существовать эта Вселенная. Ты узнаешь все ее тайны. Получишь ответы на все вопросы. Дашь начало новой расе.
– Когда это случится?
– Как только мы попадем в мой мир. Скоро звездный корабль землян отправляется туда. Друг Валерий позаботился, чтобы нас с тобой на него взяли.
– Позаботился? Заранее? Как ты мог знать, что я пройду испытания? Что останусь жива?
– Одна из вас должна была пройти обряд. Я хотел, чтобы это была ты. Ты первая из людей, кого я увидел. Ты первая постигнешь истину. Это будет правильно.
Только сейчас Марина вспомнила о Куваевой. Охнула, поспешила, раздвигая траву, туда, где видела ее последний раз, убегающей от слона.
Ванесса лежала ничком, прижавшись щекой к влажной земле, открыв рот в безмолвном крике. Ее бедра и большая часть спины превратились в кровавую лепешку под слоновьими ногами. Но голова уцелела. Даже нашлепка коммуникатора на виске удержалась.
Будто почувствовав взгляд Валевской, коммуникатор ожил, запищал. Он пищал и пищал, словно назойливый комар, и Марина не вытерпела. Наклонилась, отклеила липучку, поднесла к уху.
– Ванесса, Ванесса, почему не отвечаешь? – пищал коммуникатор голосом кого-то из сотрудников лаборатории. – У нас ЧП, катастрофа! Энергонакопители взорвались! Правое крыло – вдребезги! Там все погибли, все! Касслер, Белов, Фарук… и Каминский, наверное. У нас тоже верхние этажи обвалились! Нет больше института, Ванесса! Ты почему молчишь?!
Разумеется, отвечать Марина не стала, аккуратно вернула коммуникатор на место. Мертвый голубой глаз Куваевой смотрел на нее укоризненно. «Почему я умерла, а не ты?! Это несправедливо! Мне всего двадцать шесть, а тебе – шестьдесят!» Ванесса была права, но это не имело значения. Считать следует не прожитые годы, а те, что еще предстоит прожить. Марину Валевскую ждала вечная жизнь и вечная молодость.
Спаситель подошел, стал рядом.
– Хорошая охота.
– Хорошая охота, – согласилась она.
Глава 15Сандро Лордкипанидзе. Шабаш на Столовой горе
В город они прибыли на рассвете, когда жаркое солнце тропиков лишь чуть-чуть позолотило бахрому «скатерти», свисающей с плоской вершины Столовой горы. Неспешный туристический «Кентавр» по большой дуге обогнул Голову Льва и, уже никуда не сворачивая, устремился к побережью, целясь в знаменитый остров Роббен, где некогда томились узники, а теперь располагались уютные коттеджи одноименного отеля. Лорд и Са-ах сидели на разных местах. По легенде, они были незнакомы. Пока. Познакомиться им предстояло во время экскурсии в Институт хронофизики. По той же легенде, оба были отставниками-чрезвычайщиками, а как известно – бывших чрезвычайщиков не бывает. Следовательно, излишнее любопытство старичкам-службистам вполне извинительно. Впрочем, уж кто-кто, а Лорд старичком себя не ощущал, наоборот – ему казалось, что он сбросил годков двадцать. Примерно столько ему не приходилось выступать в роли рядового оперативника. Хотя и тогда он не был обыкновенным опером, а сейчас – тем более. Рядовому нет нужды разбираться в целесообразности операции, от него требуются лишь смекалка и исполнительность. Такой роскоши Лорд себе позволить не мог. Рассеянно разглядывая в панорамный иллюминатор автограва великолепные здания Кейптауна, он думал о том, что не нравятся ему исходные данные. Он внимательно ознакомился со старинной кристаллозаписью, которую ему выдал Верховный Сумматор. Материал впечатлял.
На Земле, в первой половине XXV века, подвизались самые настоящие заговорщики. Нет, они не собирались на конспиративных квартирах, не распространяли прокламаций, не изготавливали самодельные бомбы, они ничем не походили на мрачных романтических личностей с кинжалами под плащами – они владели новейшими достижениями психокинетики, квантовой биофизики и локальной социопрогностики и другими тогдашними прорывными научными методиками. И, не исключено, что именно эти методики заговорщики и применили, чтобы остановить Детский Апокалипсис. Это было странно и противоестественно, но, похоже, что им и впрямь это удалось. Статистика – вещь лукавая, но и упрямая – тоже. И она свидетельствовала, что после масштабного вмешательства ЦЧНновцев ранняя детская смертность быстро пошла на убыль. Правда, кое у кого из членов назначенной Советом Земной Федерации комиссии закралось подозрение, что и сам Детский Апокалипсис был индуцирован наукократами, тем более что «заговорщики из ЦЧН» сразу же принялись активно рекламировать свою доктрину, о которой прежде помалкивали. Однако доказать их причастность к необъяснимому возрастанию детской смертности не удалось.
Суть самой доктрины наукократов в кристаллозаписи излагалась весьма кратко, изобилуя ссылками на специальные исследования виднейших историков запрещенной науки. Главное, что уловил Лорд, что ЦЧНовцы были недовольны, что Земля растрачивает ресурсы, вмешиваясь в дела всех подряд развивающихся цивилизаций, вместо того, чтобы сосредоточить их на дальнейшем построении Светлого Будущего. Считали, что социологи и ксенопсихологи, заполучившие большинство в Совете, не справляются, что власть надо передать ученым-естественнонаучникам и так далее. Никто бы и не обратил серьезного внимания на эти декларации, мало ли приходится их слышать во времена, когда научно-технический прогресс возрастает по гиперэкспоненте, если бы наукократы не попытались реализовать свой заговор вполне в традициях революционеров прошлого. В этом месте кристаллозапись читалась как исторический детектив, в сюжете которого присутствовала даже попытка силового захвата здания Совета Земной Федерации. Разумеется, переворот был сорван. ЦЧН закрыт. Заговорщикам предложили самим избрать место добровольной ссылки. На чем историю наукократического заговора следовало бы считать законченной.
М-да, факты впечатляли, но, сравнивая историю взлета и падения ЦЧНа с деятельностью Кейптаунского института хронофизики, Сандро Лордкипанидзе не находил аналогий. Хронофизики не ставили опыты на людях. Если не считать запуска хронокапсулы с человеком внутри, который, впрочем, тоже пока не состоялся. И запланирован на нынешнюю среду, то есть в день экскурсии, во время которой должны были «познакомиться» два отставника. И все-таки Старик бы не стал связывать историю более чем столетней давности с нынешней и без того непростой ситуацией, сложившейся вокруг Кейптаунского института, не имея на то достаточных оснований. Другое дело, что он почему-то не счел нужным поделиться своими размышлениями на эту тему с главою Карантинного Комитета. Скорее всего, Верховный Сумматор хотел, чтобы Лорд сам обнаружил связь между современной хронофизикой и «заговором наукократов» прошлого столетия. И не просто обнаружил, а схватил мерзавцев за руку. Пока еще не стало слишком поздно. Пока не грянул какой-нибудь новый Апокалипсис. И на этот раз уже – не детский.
«Кентавр» опустился на посадочную площадку перед офисом «Роббена», и туристы, не спеша, гуськом, на ходу напяливая шляпы и цепляя на переносицы – у кого они имелись – солнцезащитные очки, потянулись к выходу. Лордкипанидзе покинул салон последним. Он окинул рассеянным взором наливающееся раскаленной сталью знойное южноафриканское небо. Несмотря на раннее утро, уже основательно припекало. Под этим небом простирался не только Атлантический океан, но и Капский полуостров, накрытый широкополой шляпой Столовой горы. На ней – Сандро знал это – Марина участвовала в диком медеанском обряде, первом в своей жизни, но, скорее всего, не последнем. Правда, что-что, а личные чувства Лорд умел засунуть в дальний угол. И если уж и сожалел о чем, то лишь о том, что Октавиан-Клавдий не успел сообщить, что Валевская замешана в деле Ставриди. А может, не захотел сообщить, из неких ложных представлений о границах дозволенного в опер