канцы употребляли мясо слонов в пищу. Но все же!
– Ешь, – повторил приказ Спаситель.
Показывая пример, он сунул ломоть в рот. Челюсти задвигались, зачавкали, поглощая мясо с поразительной быстротой. Кажется, он еще дожевывал первый ломоть, когда начал засовывать в рот второй.
Марина осторожно прикусила. По вкусу мясо напоминало говядину, но было слишком жестким и волокнистым. Она не стала бы его есть, но отказаться под пристальным взглядом Спасителя не могла.
Она управилась с тремя ломтиками, медеанец поглотил все остальные. Его желудок не мог уместить такой объем мяса. Тем не менее уместил.
Спаситель вытер тыльной стороной ладони жирные губы, встал, протянул руку:
– Нам пора идти.
В «Кольцово-4» они прибыли к началу регистрации пассажиров. Для них и правда были забронированы два места на нибелунгер «Гипербореец». У стойки регистрации с Валевской поздоровался какой-то парень. Кажется, знакомый и тоже летит на Медею. Она не обратила на него внимания, – мысли были заняты другим. Билет забронирован на ее имя! «Одна из вас должна была пройти обряд», – сказал вчера Спаситель. Но он знал заранее, кто пройдет, а кто останется в южноафриканской саванне, втоптанный в кровавую грязь. Куваева, Леппе и остальные верили, что в индейских обрядах все по-честному, что это отбор, пусть жестокий и кровавый, но по-своему справедливый. А на самом деле? Может, Ванессу принесли в жертву туземным богам охоты? Или все проще? И слон, и Куваева, и все прочее – декорации спектакля, поставленного Спасителям для единственного зрителя. Для нее.
Марина хотела спросить у медеанца, так ли это. Не спросила. Она и сама знала, что права. «Я прилетел за тобой», – сказал ей Спаситель при встрече. Сказал именно то, что хотел сказать: не «к тебе», а «за тобой». Но зачем нужен был этот спектакль, обернувшийся смертью? Вернее, убийством… На что еще готовы пойти медеанцы ради достижения своих целей? И в чем их цели?
Голова разболелась, потому едва посадка закончилась, Марина закрылась в каюте, упала на койку и заснула. Она спала всю неделю полета с короткими перерывами на завтрак, обед и ужин. Ей снились яркие красочные сны. Точнее, один долгий, с продолжениями, сон. Но просыпаясь, она не могла вспомнить, что видела.
– Ты впитываешь знания, – объяснил Спаситель. – Их много, потому я передаю их тебе постепенно. Когда сила прорастет в тебе, она соединится со знаниями, и ты постигнешь истину.
Медея встречала ее холодным густым туманом и запахом затхлости, – точно и не было последних сорока лет. Валевская вдруг вспомнила фамилию парня, упорно здоровавшегося с ней при каждой встрече, – Коршунов! И кто он такой, она тоже вспомнила. Коршунов прилетел на Медею не один, а с девушкой-медеанкой. Это не могло быть случайным совпадением.
Валевская предупредила Спасителя:
– Этот человек – из Карантинного Комитета. Он работает на Лорда. Думаю, они что-то замышляют.
– Я знаю, – невозмутимо согласился медеанец. – Твой бывший мужчина – мудрый вождь. Он пытается нам помешать. Он думает, что может нам помешать.
– На твоем месте я бы не относилась к этому так легкомысленно. Ты не представляешь, какие возможности имеются у Кей-Кей и тем более у Совета Земной Федерации!
Спаситель пристально посмотрел на нее.
– Скоро ты будешь на моем месте. И узнаешь, насколько наша сила и власть превосходят силу и власть Больших Вождей Земли.
Марина открыла рот, чтобы переспросить, но они уже стояли на взлетном поле космодрома, и глава медеанской колонии шла к ним.
– Добрый день, Марина! Рада тебя видеть.
– Добрый день, Лючия.
Валевской вновь показалось, что сорока лет не было – так мало изменилась Хилес со времени их знакомства. Разве что рисунок скул стал жестче, да появились морщины на лбу и вокруг глаз. Когда-то руководитель службы безопасности экспедиции казалась студентке-стажеру несравнимо более взрослой, умудренной опытом. На самом-то деле у них разница в возрасте – неполные одиннадцать лет. Значит, сейчас Хилес семьдесят с небольшим. И возрастом своим она, судя по всему, не тяготится. Не боится надвигающейся старости… Или ей действительно нечего бояться?! Спаситель обещал: «Ты первая постигнешь истину». Но можно ли ему верить?
Процедура взаимных приветствий и знакомств закончилась быстро, и Марина вдруг обнаружила, что они втроем со Спасителем и Хилес сидят в кабине драккара. Драккар был новенький, с иголочки, последняя модель. Конечно, разобраться с особенностями его управления бывшая отличница в пилотировании малотоннажного планетарного транспорта сумела бы играючи. Но сегодня она была пассажиркой, потому оставалось смотреть сквозь иллюминаторы на разворачивающуюся внизу панораму.
Драккар летел над верхней кромкой тумана, оттого казалось, что под брюхом машины расстилается громадная снежная равнина, над которой там и сям поднимаются поросшие лесом сопки. Блекло-синее небо над головой с по-зимнему низким и холодным солнечным диском лишь усиливали иллюзию. Пронзительно острый приступ дежавю заставил Валевскую закусить губу. Давным-давно она в самом деле видела и такую снежную равнину, и сопки, и зимний лес. В другой жизни, на другой планете.
Она тогда училась в восьмом классе Екатеринбургского лицея. На зимних каникулах Марина выпросила у родителей разрешение погостить в имении у друга и одноклассника Ромки Силантьева, верного Арамиса. Для нее, исконной горожанки, в Лесной Гриве все было необычно: старинный дом, терраса, выходящая прямо в парк, лес, до которого не нужно лететь на автограве, а можно добежать за пять минут на лыжах. А главное – снег! Белый, как молоко, и мягкий, как пух, пахнущий морозом и хвоей, скрипящий под ногами и бесшумными лавинами валящийся на голову с еловых лап. Целые горы снега! Его хватало не только на то, чтобы поиграть в снежки и скатать бригаду снежных баб, но и на постройку дворца Снежной Королевы, средневекового замка Синей Бороды и на многое, на многое другое!
– Как у вас много снега! – изумилась Марина. А Ромка растянул улыбку до ушей и многозначительно изрек:
– Ты еще не знаешь, сколько его на самом деле. Завтра свожу тебя на Гриву, увидишь!
И Марина увидела. Полуторачасовая лыжная пробежка сквозь лес, и внезапно открывшаяся бесконечность. Они стояли на самой кромке длинной возвышенности, позади, слева и справа поднимались вековые ели, а прямо из-под ног уходил крутой, выстланный снегом спуск. Далеко-далеко внизу блестела скованная льдом река, за ней вновь темнел лес, взбегал на невысокие сопки, и так – до самого горизонта. Белый до рези в глазах снег, темно-зеленый лес, бледно-синее небо и солнце.
– Ух ты… – Марина перевела дух. И потребовала, ткнув лыжной палкой в белую бесконечность: – Хочу туда!
– Не, здесь дороги вниз нет, – покрутил головой Ромка. – Это надо по другой тропе идти. Завтра покатаемся.
– Почему завтра? Почему нет?! – удивилась Марина. Снежная равнина лежала прямо перед ней, раз – и там, надо лишь разогнаться посильнее. – Давай спустимся!
– Ты что? – теперь удивился Ромка. – Под снегом каменная осыпь, да и круто чересчур. Это тебе не горный курорт, здесь шею свернуть в два счета можно.
– Фи! А говоришь, – Арамис!
И, не ожидая дальнейших увещеваний, Марина оттолкнулась палками, переваливая через гребень. Лыжи обрадованно заскользили, набирая скорость.
– Миледи, стой! – догнал испуганный вскрик Ромки. Марина захохотала в ответ. Трусишка! Что же здесь опасного, на ровном, просматриваемом насквозь спуске? И словно подбадривая, снег запел, в унисон ему засвистел ветер, и уже не надо было работать палками, а лишь согнуть ноги в коленях и мчать, мчать, мчать! Навстречу бесконечности.
В какой миг она поняла, что не управляет лыжами? Что не сможет остановиться, если захочет? И даже свернуть не сможет? Что мягкий, пушистый, такой ласковый и добрый, так много обещавший ей снег не позволит ни остановиться, ни свернуть? И когда она поймет, что скрывается под его первозданной чистотой – валун, пень или коряга, – будет поздно. Да и не важно, что там. Для нее, Марины Валевской, оно будет означать одно и то же – смерть.
Силы в ногах больше не было. Лыжи продолжали скользить все быстрее, а тело заваливалось навзничь. Она взмахнула палками, пытаясь вернуть потерянное окончательно равновесие… и встречный сугроб взорвался, взлетел вверх гейзером. Миллионы снежинок сверкали крохотными искорками, кружа над длинной рытвиной в белоснежном покрывале. И было тихо.
Затем тишину разорвал Ромкин крик:
– Миледи! Марина! Ты жива?!
Она села, стряхивая с лица, с волос, плеч и рук снег, безуспешно пытаясь разыскать вязаную шапочку. Потом повернулась к Ромке-Арамису, такому малюсенькому отсюда, замахала руками. Закричала в ответ:
– Спускайся! Здесь классно!
Разумеется, он не спустился. Вызвал отца. Через десять минут автограв Силантьевых приземлился у подножия Гривы, до которого Марина не доехала метров двадцать, и дядя Виталий, Ромкин отец, вытаскивал незадачливую лыжницу из сугроба, осторожно ощупывал ноги, руки, спину, то и дело переспрашивал встревоженно: «Ничего не болит? Голова не кружится? Не тошнит?» А когда убедился, что гостья даже синяков на заднице не набила, только головой покачал озадаченно: «Вы, барышня, не иначе в рубашке родились». Марина только хихикнула в ответ.
В собственной удачливости Валевская никогда не сомневалась. Удача помогала ей отлично учиться в лицее и университете, сделать блестящую карьеру в Особой Комиссии. В личной жизни она ей тоже сопутствовала – родила и вырастила двух замечательных сыновей. И первооткрывательницей новой разумной расы она стала благодаря удаче, не иначе. Она привыкла к ней. Потому, поставив очередную цель, не задумываясь, бросалась к ее достижению очертя голову, уверенная, что все будет хорошо… Лучше бы она переломала тогда в Лесной Гриве руки, ноги, ребра, – да хоть позвоночник! Чтобы карабкаться по жизни, стиснув зубы, а не мчать, словно по крутому спуску, когда цель управляет тобой, а не ты целью…