Снял с плеча ружье, переключил на стрельбу картечью и передернул затвор, выбросив из ствола жакан. Женщина уже внесла колыбельку в дом и придержала дверь, пропуская туда же котят, а птица отвернула, поняв, что ее обнаружили и спрятали добычу. Со взрослыми связываться она не собиралась.
Но Степан, тем не менее, выстрелил, хотя шансов попасть у него было немного – уж очень резко эта тварь смещалась в вираже. Наверное, промахнулся, потому что ничего не случилось. Улетела крылатая разбойница. А кошка, оказавшаяся к этому моменту рядом с ним – видимо, выдвигалась наперехват, – потерлась мордой о его ногу и уже через пару-тройку секунд вскарабкалась на крышу, откуда принялась обозревать окрестность.
За дверью плакал ребенок, выражая неудовольствие по поводу того, что его оторвали от интересного занятия, из-за приоткрывшейся створки высунул морду котенок, но женский голос: «Куда без команды?!» – заставил малыша вернуться. И Степану стало до боли жалко самого себя.
Вот живут же люди простой и ужасно интересной жизнью. А он – олух царя небесного – что-то там всякое придумывает, как бы хорошенько так на планете науправлять и чего-то важного добиться. Кто там его в управленцы записал? Ольга Петровна? Коварная женщина. Не зря ее Ягой прозвали.
С плато в Виловых горах помчались в старый дом арбузоводов, что в верховьях Эолки. Оттуда перелетели на остров Полигон, потом снова отправились на материк, к Ярну, затем к Игорю, опять к Ярну и, наконец, на самый его юг, в места, где нефтяники добывали и перерабатывали «черное золото». Степан пилотировал, Делла отсыпалась на пассажирском месте. После приземления она куда-то бежала, а он отдыхал. Муж должен подыгрывать жене, просто так, ни о чем не расспрашивая. Тогда жить они будут долго и счастливо. А о том, что за хлопоты заставляют ее мотаться с такой скоростью, она расскажет позднее, когда для этого будет время.
А пока он посадил машину у села Осиповка, притулившегося между роскошным лесом и бескрайними плантациями подсолнечника.
В одном из ничем не примечательных домиков Делла разыскала одноногого Никиту – молодого мужчину с окладистой бородой. Рядом в просторном сарае на деревянных рельсах стояла дрезина с дощатой будкой-кабиной, в которую они и уселись. Прямо из-под крыши экипаж въехал под сень огромных деревьев и шустро покатил через заросли, постоянно забирая на подъем. Около полусотни километров сделали примерно за час, после чего опять оказались под крышей навеса или сарая.
– Это место называется Долина призрения, – пояснил машинист их повозки. – Здесь живут те, кто не вполне способен позаботиться о себе: калеки, старики и не вполне психически нормальные люди. Тут безопасно, потому что природа нам здорово подыграла. Несколько стен или решеток, перегородивших сравнительно небольшие участки, и представители мегафауны надежно отсечены. Имеется, кстати, и реабилитационный центр для раненых или хворых, кому требуется много времени, чтобы восстановиться. А кроме того, очень надежная маскировка. Представляешь, космические средства наблюдения это убежище так и не выявили.
Да, дорожки с твердым покрытием, видимо, для инвалидных колясок. Натянутые над головами сетки, кроны высоких деревьев, сплетающиеся в вышине, – это очень напоминало тот грабен, где они летом строили верфь. Но здесь заметно прохладней, потому что и от экватора они дальше, и выше над уровнем моря. Очень комфортная температура. Ни зноя, ни обжигающих лучей солнца. По меркам Прерии это просто рай.
И место обжитое. Домики на каменных цоколях, сложенные из ракушечника, с дощатыми крышами. Беседки, пруд, ровные стриженые лужайки – все признаки заботливой хозяйской руки налицо. Площадка для мини-гольфа, для городошников и еще какие-то непонятные сооружения, сделанные с любовью и выдумкой. Старички и старушки на лавочках.
– Тут еще фельдшерская школа работает, так что студенты присматривают за здешними обитателями. – Никита это Степану объяснял, потому что с его спутницей он был явно знаком.
Взгляд Степана остановился на молодом парне с лицом дауна, подметавшем широкое низкое крыльцо.
Действительно, обитателям этой долины непросто уцелеть в незащищенных местах. Тут и совсем безногие встречаются в креслах-каталках, и просто ветхие люди, с трудом переставляющие ноги. А ведь, наверное, есть и такие, кто просто прикован к постели, не все же он разглядел, пока шли через территорию к одному ничем не примечательному домику.
– Привет, Викентий Ермолаич! – поздоровалась Делла. – Готова у тебя аппаратура для испытаний?
– Всегда готова! – У хозяина этой комнаты не было заметно изъянов, пока не начал говорить. ДЦП – сразу видно, как его корежит. Кстати, мужчина уже далеко не юноша и Степкину жену определенно раньше встречал. В улыбке инвалида чувствовалось радостное предвкушение. – Давай сюда своих монстров.
Предметы, выложенные Деллой на стол перед испытателем, были настолько миниатюрны, что воспринимались как крупинки гречихи. Рассмотрев их через лупу, Викентий довольно хмыкнул:
– Молодец, что в размеры СОТ двадцать три уложилась. А то, если деталюшки мельче, руками с ними уже не поработаешь толком. Резюки меньше, чем ноль восемь ноль пять, я тоже избегаю делать, да и кондеры…
– Смеешься, Ермолаич? Это же вакуумный прибор, его герметизировать надо, а для этого потребны стенки такой толщины, чтобы газ через них не диффундировал.
Пока они разговаривали на неведомом ему языке, Степа осмотрелся. Три установки с подсоединенными к ним вакуумными магистралями, не иначе как для напыления. Бокс, снабженный мощными линзами, укрепленными в штативах, и приспособления, дающие понять, что работают тут исключительно с мелкими предметами.
У одной из стен стоял длинный стол с надстроенным стеллажом, уставленный приборами всех эпох и народов. Возможно, какой-то из них был изготовлен еще руками Майкла Фарадея. Но есть и приспособы современного вида, пара комплексов щупов, подключенных к компьютеру. Рядом – термобарокамера литров на десять, из которой тянулся шлейф к барабанному самописцу времен первых полетов в космос.
Викентий колдовал, Делла заглядывала ему через плечо и то и дело что-то говорила под руку. Иногда она даже сама крутила какие-то рукоятки, спорила, втолковывала, заставляла или упрашивала перепроверить какой-то из режимов. На листочках вырисовывали кривулины, на стареньком мониторе строили графики и заполняли таблицы цифровыми значениями. Степан с Никитой сидели в сторонке и слушали непонятные слова, одно из которых, «ачх», напоминало чихание.
– Слушай, рыбонька, не наезжай так на старого больного человека, – время от времени «отбивался» хозяин помещения. – Про электронные лампы помнят только на мощных вещательных станциях, остальной же мир уже лет пятьдесят как о них забыл. А про лампы с холодным катодом в последний раз писали, если я не ошибаюсь, около столетия назад. И чего ты от меня хочешь?! Я не могу помнить того, чего никогда толком и не знал.
Понятно, что он кокетничал. Наверняка ведь подготовился, предупрежденный о предстоящих проверках.
Потом все закончилось и, кажется, хорошо. Во всяком случае, о смещении, крутизне и рабочей точке прозвучали удовлетворенные отзывы. Участники и зрители сидели на веранде, гоняли чаи и болтали.
– В общем, будем делать совсем не такую электронику, как на Земле, – наконец Делла решила подвести итог своей деятельности за последние напряженные дни. – Полупроводники нам не потянуть просто потому, что количество техпроцессов при их изготовлении соизмеримо с количеством работоспособных людей на планете. А для стабильности этого типа производства требуется еще и массовость. Без этого не работа будет, а сплошные разборки, почему такой большой разброс характеристик. Если идти по этому пути, то в случае успеха мы просто утонем в потоках микросхем, тиристоров и диодов.
А лампы у нас будут получаться с прекрасной повторяемостью даже при единичном производстве. На том оборудовании, которое используется биологами для работы с ДНК, можно элементарно каждый атом ставить в нужное место. Да и материалы нынче не те, что столетие тому назад. Ярн научился тончайшие слои одних металлов наносить на другие – буквально считаное количество слоев атомов. В общем, придется переходить на другие напряжения питания в наших устройствах.
– Зато, если заранее выбрать одно и то же стандартное смещение, то энергопотребление сразу удастся снизить, – Викентий, похоже, был согласен с Деллой. – Начну, пожалуй, с разработки преобразователей напряжения для аккумуляторов. Ты образцы-то оставишь мне?
– Обязательно. А производство придется в Ново-Плесецке налаживать. Степ! Поможешь это дело организовать?
– Угу. В бывшем торговом центре Белого Города много площадей пустует, там и устроим ламповый заводик.
– Ты, что ли, нынче по нашей планете главный? – Викентий посмотрел с любопытством. – Тогда слушай, стеклотекстолит фольгированный скоро закончится. А без него схемотехникам тоска.
Вздохнул Степан да и записал в блокнотик очередную головную боль для себя. А что делать – со временем все более выпукло проявляются новые и новые вещи, которых с Земли уже не привезут. А они нужны. Ну или чем заменить.
Тем временем Викентий с Делкой снова принялись черкать на бумажке, прикидывая свои смещения и рабочие точки. Вернее, про минус шесть вольт они даже не спорили, а вот о том, что в плюсе нужно иметь – тут никак не могли сговориться: двенадцать или двадцать четыре. Почему-то ни тот, ни другая о средней величине в восемнадцать вольт даже думать не хотели, зато неожиданно легко сошлись на двадцати семи.
Глава 49Новые телодвижения
Вот теперь для Степана все встало на свои места. Понятно, куда бежать. Сначала отправил на стекольный завод просьбу наладить выпуск стекловолокна и стеклоткани, поскольку эпоксидку для ее пропитки давно делали неподалеку от лесопилки. Там же сказали, что получить стеклотекстолит для них несложно – была бы основа. Насчет его покрытия медной фольгой тоже проблема невелика. Дядя Ляпа обещал, так что дело только за нитью. Потому что ткацкие станочки кустари в Ново-Плесецке давно делали для населения, и мастерские, выпускающие пусть не самые лучшие, но добротные материи, уже работали.